Москва без ларьков

И вот им объявили войну. И сразу же образовался новый миф — о том, что якобы эти ларьки были спасением москвичей. В момент возник расхожий символ — пачка сигарет. Якобы раньше эту пачку сигарет можно было приобрести в любое время суток рядом с домом.

На рубеже 80—90-х годов прошлого столетия Москва преобразилась до неузнаваемости. В городе быстрыми темпами стало развиваться так называемое кооперативное движение. Что-то производилось здесь, в России (а тогда ещё в СССР), а что-то завозилось из-за рубежа. Все эти вязаные полосатые пуловеры, зарубежные шоколадные батончики, спирт в литровых бутылках, ботинки с бахромой, полукустарные печатные издания, целительные мази и так далее обрушились на бедную Москву в количестве неописуемом. Всё это роскошество было необходимо где-то продавать.

Но нормальные коммерческие площади, расположенные большей частью в первых этажах жилых домов, были заняты скучными представителями советской торговли и сервиса. Вывески наших улиц многообразием не отличались. «Сосисочная», «Парикмахерская», «Аптека», «Ателье», «Сберкасса», «Почта», «Книги», «Культтовары» — всё это сейчас вызывает прилив ностальгии, а тогда наводило тоску. И мешало проникновению на наш поздний советский и ранний постсоветский рынок вожделенных сникерсов и баночного пива.

Выход тем не менее нашёлся, и молниеносно. Всё свободное московское пространство перестало быть свободным. На тротуарах, пляжах, сквериках, площадках — да везде! — возникли так называемые коммерческие ларьки. И всем сразу же стало весело.

Ларьки и палаточки существовали всегда. И в Москве в том числе. Но их количество никогда не было таким ошеломляющим и, по сути, дублирующим полноценный магазинный мир. К 80-м годам прошлого столетия был, по сути, сформирован окончательный список ларьков, который вообще никак не корректировался. Перечислить те ларьки (чаще их называли киосками) просто. Хватит пальцев на руках. «Союзпечать», «Мороженое», «Табак», «Мосгорсправка», «Спортлото», «Пиво — квас», «Пирожки», «Театральная касса». Вот, пожалуй, и всё. Это был особый мир ларьков, существовавший параллельно миру магазинов и, в соответствии с законом параллельных линий, практически никак с ним не пересекавшийся.

Кажется, самым популярным был киоск «Союзпечать». Собственно, периодики здесь практически не было — редкие в те времена печатные издания расхватывали влёт. На эту тему даже анекдот ходил: «Правды» нет, «Советскую Россию» продали, остался только «Труд». Не совсем, кстати, корректный анекдот — именно «Правда» и другие скучные псевдополитические («псевдо» — поскольку реальной политики не было) издания как раз и залёживались до закрытия. А расхватывали как раз «Труд», «Вечернюю Москву» и прочие издания, в которых содержалось что-то человеческое — полезные советы, раздел юмора, кроссворд. Главным же продуктом, предлагаемым «Союзпечатью», были марки. В те времена вся страна помешалась на филателии и конверты с гашёными и негашёными (то есть непроштемпелёванными) знаками почтовой оплаты пользовались огромным спросом и всегда были в наличии. Именно этими марками были завешены окна киосков.

С «Мороженым» всё более-менее понятно. «Нельзя победить тот народ, который зимой ест мороженое» — фраза, приписываемая Бисмарку (да и не только ему), довольно точно отражает ситуацию. Без мороженого жизнь московских обитателей представить было невозможно. Эскимо на палочке, пломбир в стаканчике — для поедания на улице. Брикеты по 48 копеек — для поедания дома, с самодельным вареньем. «Лакомка», неудобная для уличного потребления, нелепо выглядящая дома в блюдечке, но употребляемая одинаково и там и тут, поскольку была очень вкусная. И — если удастся достать — мороженое «Планета», главный деликатес этого жанра.

У «Табака» толпились исключительно мужчины, женщинам курить было зазорно. Особой популярностью пользовалась «Ява» явская (а не дукатская) и ленинградский «Беломор» (считалось, что, в отличие от московского, он приятно пахнет банным веником). Особенным изыском было ароматизированное «Золотое руно». Его предпочитали «стильные» мужчины — бородатые и в роговых очках.

Мужским ларьком был также «Пиво — квас», в котором могли продавать и квас, и пиво, как вместе, так и по отдельности. Впрочем, когда он функционировал в режиме только кваса, в очереди появлялось множество детей. Употреблялись те напитки из наскоро сполоснутых грубых пол-литровых кружек и гранёных стаканов. Заразу не боялись подцепить.

Зато боялись «Пирожков». Считалось, что их делают из кошек и собачек. Единственные пирожки (а были они кругленькие, как сардельки, с мясом, жаренные в масле, стоили 9 копеек), которых не боялись, продавали в «Елисеевском», — один из редчайших случаев пересечения ларёчного и магазинного мира. На ларёчных пирожках, впрочем, неплохо наживались представители мира теневой экономики. Сотрудники органов знали об этом и время от времени из институтов и учреждений отряжали «добровольцев». Те стояли у ларьков по нескольку часов, притворялись случайными бездельниками, а сами подсчитывали купленные пирожки. Потом их сведения сравнивались с официальной документацией.

В «Спортлото» играли математики и дети. Дети заполняли карты как придётся, а математики отслеживали результаты тиражей и с помощью умопомрачительных формул пытались предсказать результаты очередного розыгрыша. Для сомневающихся продавались специальные пластмассовые коробочки с металлическими шариками. Тряхнёшь коробочку — и шарики случайным образом разместятся по ячейкам. Шесть шариков, сорок девять ячеек. Как разместились, так и надо заполнять.

«Мосгорсправка» большей частью существовала для приезжих. Найти адрес москвича, с которым познакомился на летнем черноморском отдыхе, и заявиться к нему неожиданно со всем семейством — что может быть приятнее для жителя Первопрестольной!


А вот кассы театральные существовали исключительно для неудачников. Люди, знающие жизнь, имели блат в театрах, брали либо контрамарки, либо билеты по брони — на самые престижные места. Они даже не подходили к этим кассам, у которых крутилась всяческая шантрапа, в частности перекупщики билетов.

Кроме ларьков, существовали, разумеется, лотки, бочки и столики. Но они и вовсе не влияли на городской облик. А ларьки, в силу своей дозированности (кстати, не было такого, чтобы рядышком присутствовали все перечисленные восемь видов, пара-троечка, редко — четыре), не подменяли собой «серьёзную» торговлю и не определяли облик города.

* * *

Веселье, начавшееся на рубеже 80—90-х годов прошлого столетия, длилось очень долго. Радовало одно лишь осознание факта, что ты в любой момент можешь пройти два-три десятка метров от подъезда до круглосуточного ларька и купить пластиковую бутылку водки «Белый орёл», или подмаргивающего «Распутина», или пузырь ликёра «Амаретто», не имеющего отношения к Италии, но привлекательного непривычностью. Если в магазинах соблюдалась хотя бы какая-то видимость качественного отбора, то здесь можно было обнаружить совершенно экзотический, невиданный продукт. Плюс круглосуточность. Плюс шаговая доступность. Плюс дешевизна алкоголя.

Рынок, однако же, со временем стал перекраиваться. Возникли административные процедуры, усложняющие появление в продаже каких-нибудь синюшных лимонадов неизвестного происхождения и алкоголя с непонятным спиртом. Затем тот алкоголь и вовсе перестали продавать в палатках. Из соображений безопасности ларьки начали закрываться на ночь. Словом, привлекательность их постепенно падала.

Романтика ларьков ушла. Одновременно с этим наступила ностальгия по реалиям Советского Союза. Очень по многим реалиям — чуть ли не по всем сразу. И советские ларьки начали представляться неким идеалом. Ещё бы — аккуратные, опрятные, чуть ли не у каждого урночка. Как-то позабылись очереди за мороженым и квасом, газетный дефицит, невозможность честным способом купить билет в театр на удобные места, подношения табачницам за «Яву» явскую, лежбище пьяниц у пивного ларька и другие реалии. Позабылось и то, что все эти палаточки закрывались нечеловечески рано, около семи часов, в самом начале вечера. Образовался миф, который противостоял реальности — существующим ныне московским ларькам, грубым и вовсе не романтичным.

И вот им объявили войну. И сразу же образовался новый миф — о том, что якобы эти ларьки были спасением москвичей. В момент возник расхожий символ — пачка сигарет. Якобы раньше эту пачку сигарет можно было приобрести в любое время суток рядом с домом, а сейчас за ней придётся ехать в крупный супермаркет, долго парковать перед тем супермаркетом автомобиль, отстаивать очередь в кассу, а потом долго краснеть под осуждающими взглядами других клиентов супермаркета. Ещё бы, ведь бутылку минералки, например, кассирша должна всего-навсего на треть секунды поднести к сканирующему устройству, а в случае с пачкой сигарет она должна сначала встать, затем долго искать нужную пачку, затем убедиться, что она закончилась, затем озаботить поиском нужного сорта сигарет соседнюю кассиршу, которой тоже надо встать, начать искать, при этом останавливаются уже две очереди.

Жуть.

«Верните нам палатки! — закричали москвичи. — Верните, а не то мы с голоду помрём! Курить не будем! И вообще!»

Ненавистные вчера ещё палатки показались идеалом. Как-то позабылось, что ларьки с мороженым, газетами и тем же табаком, тонары с хлебом, колбасой, лекарствами и прочими прекрасными товарами работают отнюдь не круглосуточно, а закрываются, как и в советское время, в районе семи часов вечера. Что овощные и фруктовые палатки закрываются немногим позже и уже в десять часов вечера окошко закрыто. Можно, конечно, постучаться — продавец живёт внутри палатки, среди этих самых фруктов. Но он, скорее всего, либо вообще никак не среагирует, либо улыбнётся радостно, покажет на часы и демонстративно прикроет глаза. Дескать, поздно.

Впрочем, если успеть до закрытия, то купишь пресловутого кота в мешке. Вся витрина заставлена грушами и помидорами, что там накладывает продавец в пакет, как он всё это взвешивает — нет возможности увидеть.

Кроме того, вокруг палаток часто собирается вполне себе сомнительная публика, и чем дольше палатка работает, тем сильнее концентрация той публики вокруг неё. Впрочем, палаток круглосуточных в Москве совсем уж мало.

В Бескудникове, в том квартале, где я имею счастье проживать, палаток вообще не слишком много. Они закрываются в промежутке от половины седьмого до девяти часов вечера. Зато есть несколько круглосуточных магазинчиков. Жители нашего квартала давно поняли, что покупать ту же бутылку пива или пачку сигарет в нормальном освещённом, отапливаемом и охраняемом помещении и приятнее, и надёжнее, чем на углу при свете фонаря. В тех же магазинчиках стоят и терминалы для оплаты всяческих услуг. И банкоматы. Что удобно.

Цены же там на уровне палаточных — видимо, решающую роль в российском, в частности московском, ценообразовании решают не затраты продавца, а степень его жадности.

Да, не во все районы города Москвы пришла подобная цивилизация. Во многих районах (в основном в так называемых престижных) плата за аренду такова, что в тех домах просто невыгодно торговать молоком и сигаретами. Но ведь и палатки не давали абсолютного комфорта, были своего рода костылём. А прожить без них можно и в тех районах — есть, в конце концов, в Москве несколько магазинов, доставляющих продукты на дом.

Что, впрочем, не отменяет необходимости наладить и там нормальную инфраструктуру, на уровне европейской столицы, каковой, что мы довольно часто забываем, является Москва.

http://www.chaskor.ru