«Крах семьи Дромадеровых»

     Существует такой афоризм: «Семья — это государство в миниатюре».
И никогда этот афоризм не был так понятен и уместен, как в 1919 году.

     В семье Дромадеровых сегодня торжественный день: после долгих совещаний с женой и домочадцами глава семьи решил выпустить собственную монетную единицу.
     Долго толковал он с женой о монетном обращении, об эмиссионном праве, о золотом запасе, и, наконец, все эти государственные вопросы пришли к благополучному разрешению.

     Тезисы финансовой стороны дела были выработаны такие:

     I. Семья Дромадеровых для внешних сношений с другими семьями и учреждениями выпускает собственную монетную единицу.
     II. Ввиду отсутствия металлов монетная единица будет бумажная. Примечание. При изготовлении монеты надлежит принять все меры к тому, чтобы затруднить подделку монеты.
     III. Для того, чтобы избежать перенасыщения рынка кредитными билетами семьи Дромадеровых, вводится эмиссионное право.
     IV. О золотом запасе. Выпущенные кредитные билеты семьи Дромадеровых обеспечиваются всем достоянием госуд..., т. е. семьи Дромадеровых, имеющей в своих кладовых два золотых массивных браслета, брошь, четыре кольца и двое золотых часов с золотой же массивной цепью.
     V. Министром финансов назначается жена Дромадерова; ей же предоставляется право разрешения эмиссий.
     
     Монетный двор был устроен на столе, в кабинете главы семьи.
     Материалом для изготовления кредиток послужили три сотни когда-то заказных и испорченных визитных карточек, на которых по недосмотру типографщика было напечатано:

     «Николай Тетрович Дромадеров»

     Сын Володька оттискивал на оборотной стороне карточек гуттаперчевые цифры «3 р.», «5 р.», «10 р.», отец ставил сбоку подпись, а гимназистка Леночка внизу приписывала:
     «Обеспечивается всем достоянием семьи Др.».
     «За подделку кредитных билетов виновные преследуются по закону».

      — Морду буду бить, — свирепо пояснял отец семейства эту юридическую предпосылку. — Лучше бы ему, подлецу, и на свет не родиться. Ну-с, эмиссионное право на 2 тысчонки выполнили. Соня! прячь в комод деньги и остаток материалов.
      — Папочка, — попросил Володька. — Можно мне выпустить свои полтиничные боны? Так, рублей на пятьдесят?
      — Еще чего! — рявкнул отец. — Я тебе покажу заводить государство в государстве!! Не сметь.
      — Ну, слава богу, — вздохнула жена Соня. — Наконец-то у нас есть человеческие деньги. Коля, я возьму 29 рублей, схожу на рынок. А то у нас на кухне совсем сырья нет.
      — Сырья одного мало, — возразил Дромадеров.

— Его еще обработать надо. Потребуется топливо и рабочие руки.
      — Так я возьму еще сто рублей. Куплю дров и найму кухарку.
      — Только скорей, а то население голодает.
     
     На бирже новая монетная единица была встречена очень благожелательно.
     В зеленной лавке дромадерки сразу были приняты без споров сто за сто, а мясник даже предпочитал их керенкам, на которых были очень сомнительные водяные знаки.

      — Верные деньги, — говаривал он. — Это не то, что советская дрянь. Обеспеченная, как говорится, блохой на аркане. Опять же скворцовки я приму, воропьяновки я приму, потому — и Скворцов господин и Воропьянов господин — очень даже солидные финансовые заборщики. Их даже в казначействе принимают. А волосаток мне и даром не надо, потому что — это уж все знают — господин Волосатов сущий жулик, и свое эмиссионное право превысил раз в десять! А золотого запаса у него разве только коронка на зубе.

     На денежном рынке дромадерки заняли прочное положение: при котировке за них давали даже скворцовки с некоторым лажем, а волосатовки предлагали триста за сто дромадерок — и то не брали!

     Жена Соня расширяла два раза эмиссионное право, рынок искал дромадерок, как араб ищет воду в знойной пустыне, сам Дромадеров стал уже искоса с вожделением поглядывать на международный рынок, допытываясь у всех встречных — почем вексельный курс на Лондон и Париж — как вдруг...

     Но тут мы должны предоставить слово самому Дромадерову... Только он своим энергичным стилем может изобразить весь тот ужас, всю ту катастрофу, которая постигла так хорошо налаженный монетно-финансовый аппарат:

      — Сначала обратил я внимание, что у подлеца Володьки появились цветные карандаши, конфекты и даже серебряные часы-браслет... «Где взял, каналья?» — «Карандаши, — говорит, — товарищ подарил и конфекты тоже, а часы-браслет нашел»... Ну, нашел и нашел; ну, подарили и подарили... Ничего я себе такого не думал... Вдруг, слышу, говорят, Володька на биллиарде сто рублей проиграл... «Где деньги взял?» — «Часы, — говорит, — продал». — «Врешь! Они у тебя на руке!» — «Это я, — говорит, — другие нашел»... Подозрительно, а? Стал я приглядываться к дромадеркам, которые мне изредка в руки попадали, — глядь, а на двух вместо «Тетрович» — «Петрович» напечатано.

     Я к Володьке... «Ты, анафема? Признавайся!!» В слезы. Покраснел, как рак... «Я, — говорит, — папочка, только расширил эмиссионное право»... Ну, показал я ему это расширение права... До сих пор рука опухшая!..

      — Чем же это все кончилось? — спрашивал сочувственный слушатель.
      — Крахом! — отвечал несчастный отец, проливая слезы. — Кончилось тем, что теперь волосатовки идут выше: за одну волосатовку четыре дромадерки...

Каково? Все финансовое хозяйство разрушил, подлый мальчишка!

     Аркадий Аверченко