грустишка.

Я был совсем маленьким, когда у нас в доме появился телефон — один из первых телефонов в нашем городе. Помните такие большие громоздкие ящики-аппараты?

Я был еще слишком мал ростом, чтобы дотянуться до блестящей трубки, висевшей на стене, и всегда зачарованно смотрел, как мои родители разговаривали по телефону. Позже я догадался, что внутри этой удивительной трубки сидит человечек, которого зовут: Оператор, Будьте Добры. И не было на свете такой вещи, которой бы человечек не знал.

Оператор, Будьте Добры знала все — от телефонных номеров соседей до расписания поездов.

Мой первый опыт общения с этим джином в бутылке произошел, когда я был один дома и ударил палец молотком. Плакать не имело смысла, потому что дома никого не было, чтобы меня пожалеть. Но боль была сильной. И тогда я приставил стул к телефонной трубке, висящей на стене.

— Оператор, Будьте Добры.

— Слушаю.

— Знаете, я ударил палец… молотком…

И тогда я заплакал, потому что у меня появился слушатель.

— Мама дома? — спросила Оператор, Будьте Добры.

— Нет никого, — пробормотал я.

— Кровь идет? — спросил голос.

— Нет, просто болит очень.

— Есть лед в доме?

— Да.

— Сможешь открыть ящик со льдом?

— Да.

— Приложи кусочек льда к пальцу, — посоветовал голос.

После этого случая я звонил Оператору, Будьте Добры по любому случаю. Я просил помочь сделать уроки и узнавал у нее, чем кормить хомячка.

Однажды наша канарейка умерла. Я сразу позвонил Оператору, Будьте Добры и сообщил ей эту печальную новость. Она пыталась успокоить меня, но я был неутешен и спросил:

— Почему так должно быть, что красивая птичка, которая приносила столько радости нашей семье своим пением, должна была умереть и превратиться в маленький комок, покрытый перьями, лежащий на дне клетки?

— Пол, — сказала она тихо, — всегда помни: есть другие миры, где можно петь.

И я как-то сразу успокоился.

На следующий день я позвонил как ни в чем не бывало и спросил, как пишется слово fix.

Когда мне исполнилось 9, мы переехали в другой город. Я скучал по Оператору, Будьте Добры и часто вспоминал о ней, но этот голос принадлежал старому громоздкому телефонному аппарату в моем прежнем доме и никак не ассоциировался у меня с новеньким блестящим телефоном на столике в холле.

Подростком я тоже не забывал о ней: память о защищенности, которую давали мне эти диалоги, помогала мне в моменты недоумения и растерянности.

Уже взрослым я смог оценить, сколько терпения и такта она проявляла, беседуя с малышом.

Через несколько лет, после окончания колледжа, я был проездом в своем родном городе. У меня было всего полчаса до пересадки на самолет.

Не думая я подошел к телефону-автомату и набрал номер:

Удивительно — ее голос, такой знакомый, ответил. И тогда я спросил:

— Не подскажете ли, как пишется слово fix?

Сначала — длинная пауза. Затем последовал ответ, спокойный и мягкий, как всегда:

— Думаю, что твой палец уже зажил к этому времени.

Я засмеялся:

— О, это действительно вы! Интересно, догадывались ли вы, как много значили для меня наши разговоры!

— А мне интересно, — она сказала, — знал ли ты, как много твои звонки значили для меня. У меня никогда не было детей, и твои звонки были для меня такой радостью.

И тогда я рассказал ей, как часто вспоминал о ней все эти годы, и спросил, можно ли нам будет повидаться, когда я приеду в город опять.

— Конечно, — ответила она. — Просто позвони и позови Салли.

Через три месяца я опять был проездом в этом городе. Мне ответил другой, незнакомый голос:

— Оператор.

Я попросил позвать Салли.

— Вы ее друг? — спросил голос.

— Да, очень старый друг, — ответил я.

— Мне очень жаль, но Салли умерла несколько недель назад.

Прежде чем я успел повесить трубку, она сказала:

— Подождите минутку. Вас зовут Пол?

— Да

— Если так, то Салли оставила записку для вас на тот случай, если вы позвоните… Разрешите мне прочитать ее вам? Так… в записке сказано:
«Напомни ему, что есть другие миры, в которых можно петь. Он поймет».

Я поблагодарил ее и повесил трубку.