ЛИЧНО МНЕ С НАЦИОНАЛ СОЦИАЛИЗМОМ И С ГИТЛЕРОМ ВСЕ ЯСНО.

Удивительные воспоминания о встрече  с Гитлером русского  в 1929 году.
Через 4 года  этот человек танет рейхсканцлером, а пока и его и его пратию называют сумасшедшими. Что произошло за 4 года Веймарской республики,  давшей такой  толчок нацистам?  Сейчас буду читать мемуары Шпеера,   может там будут  разгадки?

Из воспоминаний одного русского эмигранта.
Это одно из очень немногих сохранившихся свидетельств о прямом взаимодействии русскоязычного человека с будущим диктатором до прихода того к власти. Хорошо передана затхлая атмосфера гнилых 20-х годов, не менее ярко и первичное впечатление от личности деятеля.
Расшифровка по рукописи, хранящейся в Бахметьевском архиве Колумбийского университета (США).
Публикуется впервые.

В середине двадцатых годов немногие имели представление о том, что такое национал-социализм, и никто не интересовался национал-социализмом. Свидетельством тому служили унылые фигуры ранних национал-социалистов на Фридрихштрассе в Берлине. Их было всего 3–4 человека в национал-социалистической форме с гакенкрейцами. Стояли они группой как бы приклеенные к стене одного дома. [...] Вскоре группа начала раздавать листки с пропагандным текстом и с фотографией вождя, стоявшего на рисунке на каком-то холмике в походной форме с видом быка, который вот-вот ударит на вас рогами. Фотография и содержание вызывали смех. Одни говорили: «Сумасшедший», другие: «Авантюрист», третьи: «Дурацкие бредни», четвёртые: «Нелепые претензии». Говорилось о национал-социалистах вообще мало, и никогда ничего доброго. В успех движения Гитлераабсолютно никто не верил. Нелепое учение казалось постольку безвредным, что никаких претензий гитлеровской пропаганде не ставилось. Немецкие партии относились презрительно к самой мысли бороться с «сумасшедшим».
В 1926–1929 годах я много ездил по Германии и был отлично осведомлён о политических настроениях немецких масс. Я нигде не встречал просто симпатий к новорождённой партии, и когда случалось иногда заводить разговор на эту тему, у немцев не было на языке других выражений как «мертворождённая партия», «смешной анекдот», «история одного сумасшедшего».

В начале 1929 года мне пришлось приехать по личным делам в Мюнхен. Один из друзей предложил мне:
-Хочешь, проведи несколько весёлых минут, посмотреть Гитлера? Он бросается на знатоков России. Я вам устрою свидание.
И в одной из пивных произошла наша встреча с будущим немецким властителем. Гитлер, не теряя минуты, сейчас же начал:
-Русский вопрос интересует меня столько же, сколько германский. Существование Германии не обеспечено и без конца угрожаемо, пока существует советский коммунизм. Думали ли вы, есть ли основания полагать, что русский коммунизм падёт сам собой? Возможны ли восстания? Я в них не верю. Другое дело, если будет иностранная помощь. Что представляет собою Красная армия? Правда ли, что она красная только снаружи? Я не даю никакой цены советскому командованию. Их стратеги меня смешат. Всё ли дело в евреях?...
Можно было думать, что мой собеседник годами собирал в один огромный мешок все возможные вопросы, касающиеся России и коммунистов и мучившие его, и что теперь он поспешно вытряхивал этот мешок. Я попросил его обождать с новыми вопросами, пока отвечу на первые. Сначала он замолчал и слушал, но вскоре не выдержал и задавал новые и новые вопросы, мешал их с собственными же ответами. Говоря, он широко жестикулировал, пряди его волос отбрасывались то налево, то направо, верхняя губа с чаплинскими усами двигалась как-то узо [неразборчиво].


Я думал про себя:
-Ты, конечно, необычный тип. Такого бреду нет у немцев. Но мне кажется, что ты ненормальный и напрасно выходишь из себя. Вряд ли за тобой пойдут немцы. Ты, наверное, сорвёшься раньше, чем успеешь увлечь твоих фрицев. Только ужасающее безлюдье на верхах и политическое бездорожье могут повернуть к тебе массу, если будешь напорист.
Я мог без конца продолжать мои размышления, так как мне большей частью оставалось только слушать и наблюдать. Мой собеседник, спрашивая меня, сам же отвечал. В конце концов, я перестал понимать, зачем я ему был нужен и очень сомневался, чтобы он удержал что-нибудь из моих поневоле кратких ответов, когда он позволял мне вставить в беседу моё слово.
-Конечно, виновата ваша интеллигенция, ваши Карамазовы, романтики типа Керенского. Они собрали при первом окрике уличной сволочи… А вы думаете, у нас не то же самое?... Sechsundachtzig Professoren — Vaterland, du bist verloren. Эти франкфуртские профессора размножились, расплодились как мыши и отравляют Германию. Я так и жду, что выскочит какой-нибудь немецкий Ленин и разгонит эту свору мышей. Сейчас только несколько немцев видят, куда всё идёт. Это мои сотрудники. И во всей Германии есть только один человек, который способен раздавить гидру коммунизма и который это сделает, чего бы такая попытка ни стоила. Этот человек — я!

Два типа, наци, пришедшие с Гитлером и сидевшие с нами, в роли не то стражей, не то почётного эскорта вождя, вдруг сорвались с мест, вытянулись в струнку, протянули правые руки и, щёлкнув каблуками, гаркнули ни с того, ни с сего:
-Heil Hitler!
Впечатление было комичное. Я едва удержался, чтобы не прыснуть, но этот театр вздёрнул спесь Гитлера. Он принял это как должное и с гордостью обвёл глазами всю Bierstube, словно искал аудиторию, чтобы сказать:
-Вот каков я!

Потом опять понёсся со своей торопливой речью, как лихой конь скоком:
-Германия никогда не падёт в руки коммунистов, как это допустили русские, именовавшие себя патриотами. Какой смысл в слове «патриот»? Понимали ли русские? В момент начала нападения большевиков вы показали себя полными нигилистами, а народ — полными дикарями. Я не верю в русскую культуру. Ваш народ ещё очень далеко от цивилизации.
Я остановил Гитлера:
-Разрешите спросить, а кто ввёл в Россию коммунистов? Кто их направил в Петроград во время войны? Кто их ободрил и снабдил [неразборчиво] на пропаганду разложения?
Гитлер отмахнулся:
-Это была стратегическая ошибка немецкого командования, но вы не обязаны были подчиняться воле врага. Это и указывает на то, что в России не было ни патриотизма, ни здравого смысла.
Какой-то новый человек Гитлера вбежал в пивную, приблизился к фюреру и что-то подобострастно зашептал ему на ухо.
-Да, да, иду, сейчас.
Гитлер поднялся и бросил мне:
-Спасибо вам за интересную беседу. Я узнал много нового.
Я с удивлением смотрел на него. Всё «новое» было сказано им самим.

И, одёргивая перед уходом свой мундир, Гитлер добавил:
-Как приняли бы русские немцев, если бы те пришли спасти их от коммунизма?
Отвечаю:
-С распростёртыми объятиями. Но помощь должна быть чистосердечной, без желания сесть на место коммунистов, без презрения к русскому народу, с немедленным проведением демократических выборов, где только коммунизм не должен быть допущен.
Гитлер:
-Демократических? Как у нас в Германии? Ха-ха-ха! Тут мы ещё больше расходимся. России нужен хороший опекун. Вы должны благодарить Бога, если найдёте такого опекуна. Но мне надо идти. Как-нибудь ещё встретимся.
Но больше ни Гитлер, ни я сам не искали новой встречи.