Еврейки, снимайте трусы

На модерации Отложенный http://mnenia.zahav.ru

В фильме "Скромное обаяние буржуазии" есть замечательная сцена, связанная с изнасилованием молоденькой девушки. Так как у некоторых героев картины возникают серьезные сомнения в показаниях потерпевшей и в том, можно ли вообще поиметь девушку в подобной позе, то полицейские решаются на следственный эксперимент и выстраиваются позади девушки. Затем сомнение, кажется, выражают работники прокуратуры, и тоже становятся в очередь для участия в следственном эксперименте. В конце концов, как с гордостью заявляет отец девушки, вся страна готова стать в очередь и принять участие в следственном эксперименте, чтобы отстоять честь его дочери.
Так вот, у меня уже такое ощущение, что мы все уже стоим в этой очереди и дружно обсуждаем, была ли некая А. изнасилована неким президентом Кацавом или не была? Ну, хорошо, вот он снял с нее брюки и попросил нагнуться, а затем стал снимать свои…

Как должна поступить в этой ситуации порядочная девушка? Нагнуться еще ниже и, говоря языком поручика Ржевского, позволить себе "впендюрить", или воспользоваться заминкой, дать нахалу в морду и прямо с расстегнутыми брюками выбежать в коридор с криком: "Гевалт, евреи! "Имеююют!"?!
В принципе, так или приблизительно так поступила одна знакомая мне начинающая деятельница одной из крупных израильских партий. За свою политическую активность она была замечена и назначена не кем-нибудь, а секретаршей главы отделения этой партии в большом городе. А через месяц гендиректор этой партии, ныне весьма преуспевающий политик, вызвал ее к себе на ковер и поделился возникшей с ней проблемой: "Слушай, твой начальник тобой недоволен. Почему ты ему не даешь?"

Спросил он ее это, заметьте, спокойно, без скандала, как об не очень грубом, но все же нарушении своего служебного долга. Дескать. Мы тебя в люди вывели, работу дали, обещаем всяческие перспективы, а ты не хочешь по-дружески помочь своему товарищу по партии справить сексуальную нужду. Нехорошо как-то получается.

История та закончилась просто: эта моя знакомая решила, что ее личные принципы и верность мужу дороже карьеры, и на следующий день ушла и с работы, и из политики.
Поэтому скажу сразу, что в казусе президента Моше Кацава меня ничто не удивляет.
Типичный в общем-то для израильской политической жизни казус. Ну, был такой ничем не примечательный политический деятель, ставший депутатом и занимавший разные посты не в силу своих способностей, а просто потому в тот период было модно продвигать на такие посты представителей восточной общины. И президентом он стал-то только потому, что в 2000 году великому политическому гроссмейстеру Арику Шарону захотелось доказать, что премьер-министр Эхуд Барак уже настолько лишился поддержки Кнессета, что он, Арик, может сделать президентом любое ничтожество. Потому-то Шарон отказался выдвинуть против Переса Руби Ривлина, имевшего какую-никакую популярность, а выставил против него именно Кацава, шансы которого на победу оценивались как нулевые. Да они и были нулевые – но без Арика. А Арик Шарон взял – и вуаля! - сделал Моше Кацава президентом.

Проблема заключалась в том, что Кацав так и не понял, что же именно произошло, и искренне решил, что в президенты попал потому что это он такой талантливый и выдающийся. Кроме того, обладая типично восточной ментальностью, он явно спутал президентское кресло с троном падишаха. А в чем главная радость жизни падишаха, как не в возможности удовлетворить свои сексуальные фантазии?! Вот он и начал их удовлетворять. И, поверьте, секретарша, приходящая на службу без трусов – это фантазия, работающая на бреющем полете. Можно было при желании и кое-что покруче придумать!
Словом, проблема не в Кацаве.

И даже не в юридическом советнике и прокуратуре, сначала угрожавших засадить его пожизненно за решетку, а затем просто помахавших перед его носом пальчиком – и то условно. В конце концов, здесь тоже не было ничего нового: работники нашей прокуратуры – великие мастера сливать информацию в прессу, но вот как дело доходит до сбора доказательств, выясняется, что тут им не только мастерства – элементарного профессионализма не хватает.

Нет, во всем этом деле лично меня (но я отнюдь не собираюсь навязывать кому-либо свою точку зрения) поражает другое: та волна сочувствия к А. как жертве маньяка Моше Кацава, которая вдруг поднялась в израильском обществе.
Никто не желает вспоминать, что если бы Моше Кацав не проявил ставшую притчей во языцех "персидскую" скупость и заплатил бы А. требуемую ей сумму за ее услуги, то никакого скандала не было бы в помине. Никто не помнит, что даже по словам А. она не только не сопротивлялась и не звала на помощь, а спокойно наклонялась и ждала, пока президент расстегнет брюки и ее, извините за выражение, изнасилует…

Никто почему-то не хочет помнить, что после этого, пардон, изнасилования девушка не только не попыталась поднять шум, уйти с работы, а позволяла насиловать себя снова и снова, шаг за шагом получая все новые должности, все большие зарплаты, все более престижные записи в своей трудовой биографии: в первый раз, когда она ждала, пока президент расстегнет свои брюки, она от простой секретарши координатора канцелярии президента поднялась до должности координатора. Затем – видимо за особо яростное сопротивление в процессе изнасилования – получила должность начальника канцелярии президента, хотя ни по каким параметрам на эту должность не подходила.
Впрочем, у такого президента, каким был Кацав, начальником канцелярии могла быть даже силиконовая кукла!..

Да и уйдя с работы, А. не побежала в полицию, а отправилась в Штаты, промотала там полученную ей компенсацию и только после этого явилась к своему насильнику с просьбой дать ей денег, а не то…
Кстати, понимая, что многие прибывшие по закону о возвращении читатели испытывают резкую неприязнь к Торе и ко всему, что с ней связано, я все же позволю себе напомнить, как главная книга моего народа отличает понятие изнасилования от добровольного совокупления с последующей попыткой приписать мужчине насилие. Если, говорит Тора, насильник напал на девушку в чистом поле, и она не кричала, то нет на ней никакой вины: в поле или в лесу, где нет людей, кричи-не кричи, помощи ждать неоткуда. Но вот если то же самое произошло в городе, и девушка не кричала, то и изнасилованием происшедшее никак назвать нельзя.
И все-таки почему израильтянки так упорно видят в А. не шантажистку, не обыкновенную кокотку, а именно жертву насилия?

Ответ, на мой взгляд, лежит на поверхности: потому что каждая из них представляет себя на месте А. и понимает, что она повела бы себя точно так же. Тот есть сначала бы нагнулась, затем вновь и вновь предоставляла старичку-боссу возможность получить удовольствие сзади и спереди, и лишь, когда выяснилось, что босс не хочет платить за эти утехи, побежала бы в полицию. А то в трусах или без трусов эти женщины отправляются на службу, особого значения уже не имеет.
Та волна сочувствия к А., которая поднялась в израильском обществе, свидетельствует лишь о том, до какой крайней степени морального падения и ханжества это общество дошло и как непросто найти в нем хоть одну по-настоящему порядочную женщину.

Все то грязное цунами сексуальных преступлений, которое обрушилось в последнее время на Израиль, является, по сути дела, именно следствием этого морального разложения общества.
Общества, сделавшем своей героиней шантажистку, не обладающую элементарными представлениями о том, что нравственно и что безнравственно, и как именно должна вести себя женщина, когда не вызывающий у нее особой симпатии мужчина залезает к ней в трусы.
Возможно, прямым следствием этого разложения и стал стереотип о том, что "все "русские" – проститутки". Израильскому обществу так хотелось убедить самое себя, что его женщины - это еще не самое худшее, что бывает на свете, есть еще и "русские" еврейки, которые наклоняются ниже, а просят меньше…

Словом, прежде чем вставать в позу оскорбленной справедливости, большинству израильтянок было бы неплохо в фигуральном смысле этого слова начать надевать трусы – хотя бы, когда они идут на работу. Тогда, возможно, и их претензии к тем, кто им, пользуясь терминологией поручика, "впендюрил", будут выглядеть чуть-чуть обоснованней.

Петр Люкимсон