Карамзин. Актуализация классика

Политика / Настоящее прошлое / Юбилей

Раиса Арефьева. Портрет Николая Карамзина. 2016 год

250-летие выдающегося историка – повод поговорить о дне сегодняшнем

Юбилейные чествования, как правило, явление пафосное. Тосты, цветы к памятнику, выпуск академического издания. Всё это, безусловно, необходимо, однако может отпугнуть публику от фигуры юбиляра. В случае с 250-летием Карамзина такая опасность тоже есть. Между тем труды и судьба Николая Михайловича до сих пор вызывают жаркие споры, о чём и свидетельствует предлагаемая подборка суждений. А значит, речь идёт о человеке выдающемся, а может, и гениальном.

В наш сумрак роковой

Карамзина в нынешний его юбилей, похоже, больше чествуют не как историка, а как политического мыслителя, основоположника русского консерватизма, автора «Записки о Древней и Новой России». И это неудивительно, в данном качестве его фигура почти идеально соответствует канонам официальной пропаганды последних лет.

Антиреформистский пафос позднего Карамзина («Требуем более мудрости хранительной, нежели творческой») – весьма респектабельное прикрытие для кричащего отсутствия хоть какой-нибудь внятной стратегии развития РФ. Однако, при всём уважении к Карамзину-идеологу (упомянутая «Записка» – несомненный шедевр отечественной политической прозы), нельзя не заметить, что практическая реализация его рецептов (а Николай Михайлович в том числе выступал против отмены крепостного права и ограничения самодержавия) привела только к накоплению и обострению нерешённых насущных проблем русской жизни, к потере исторического времени для их наименее болезненного решения. Ставка русского консерватизма на преображение общественной жизни не через структурные социально-политические реформы, а через нравственное перевоспитание людей (и впервые эту идеологему сформулировал именно наш юбиляр: «не формы, а люди важны») оказалась утопией, которую, казалось бы, навеки похоронил бесславный конец романовской монархии. Ныне её усердно воскрешают, но, думаю, что лишь для очень скорых новых похорон.

Мне же кажется куда более важным и актуальным другой Карамзин, автор девятого тома «Истории государства Российского» – сочинения эталонного для любого историка с точки зрения интеллектуальной честности и нравственной чистоплотности. Несмотря на свои монархические убеждения, Николай Михайлович, следуя исторической правде, не мог не заклеймить Ивана Грозного, антигероя этого тома, как тирана, «ненасытного в убийствах и любострастии», «изверга вне правил и вероятностей рассудка»: «Зрелище удивительное, навеки достопамятное для самого отдалённейшего потомства, для всех народов и властителей земли; разительное доказательство, сколь тиранство унижает душу, ослепляет ум привидениями страха, мертвит силы и в государе, и в государстве! Не изменились россияне, но царь изменил им!»

Эти слова как нельзя кстати сегодня, когда этому самому тирану и извергу «россияне», пребывая в состоянии позорнейшего нравственного «помрачения» (М.Н. Любомудров), торжественно устанавливают памятники, когда другой оте­чественный тиран и изверг, уже из XХ столетия, но преданный поклонник первого, воспевается на все лады как величайший деятель нашей истории. И хочется повторить строки из тютчевского стихотворения памяти Карамзина: «Свети в наш сумрак роковой, / Дух целомудренно-свободный».

Сергей Сергеев, научный редактор журнала «Вопросы национализма»

Сентиментальный ремейк

Попытки примирить записную русскую историю с реальной русской историей – вечный аттракцион. Карамзин в этом смысле, пожалуй, самая трагическая фигура.

Вот решился ты на сей великий труд. Обложился летописями, фолиантами и прочей атрибутикой, вознёс глаза к небу в поисках пролетающей над портиком собственного особнячка вдохновенной Клио – и… Что писать?! Правду? Лишишься всего, что имеешь, – положения, славы, денег, особнячка и прочих присущих положению радостей. Вон оно чё, Михалыч… Поразмыслишь – да ну его, к бесу. И пошёл из-под пера сентименталиста очередной ремейк «норманнской теории».

И ну её, в самом деле, эту Радзивилловскую летопись, с перепутанной нумерацией страниц и топорными вклейками, утверждающими Рюриковичей отцами нации! И ну его, этого мужицкого Ломоносова, нашедшего кучу нестыковок в русской истории, посмевшего возвысить голос против немецкой школы, Миллера, Шлёцера и прочих. И ну его, этого четырёхлетнего мальчика, наследника русского престола, повешенного «захарьиными-шуйскими-романовыми» на Спасских воротах ради прихода к власти.

И ну его, это тёмное русское прошлое, о котором писать правду – всё равно, что в пасть дракону голову класти…

Создал 12 томов – на загляденье. Пушкин в молодости зачитывался. А как стал писать свою историю пугачёвского бунта – призадумался. Уж очень всё странно. Не стыкуется. Не логично. Да не успел разобраться – убили.

Но разве не переписывают в наши дни историю по заказу? Разве не глумятся над ней, в надежде извлечь гешефтик-другой? Не представляют русских в виде диких варваров, способных только убивать и пить сырую кровь? Не призывают новых «рюриков-романовых» на царство? Не плюют гнойным ядом на совсем недавнее великое прошлое? История – не шутка. Из-за неё убивают. Уж мы, русские люди XXI века, знаем это на своей собственной истории. Реальной, не записной. Придёт ли новая история Государства российского?

Денис Банников, сценарист, режиссёр 

Цари и летописец

«История государства Российского» – во многом парадоксальное для своего времени сочинение. Это великая книга, но она сыграла с русскими злую шутку. В XIX веке по всей Европе писались национальные истории, то есть истории народов. Такие сочинения приходили на смену прежним династическим хроникам, в которых основная роль отводилась монаршей воле. У нас же получилось всё наоборот. Своя «народная» история у русских появилась гораздо раньше – ещё в XVII веке, а в XIX она была заменена на более традиционную династическую.

До Карамзина главным трудом по русской истории был киевский «Синопсис, или Краткое описание о начале русского народа», написанный архимандритом Киево-Печерской лавры Иннокентием Гизелем и впервые опубликованный в 1674 году. В нём предлагалась схема русской истории, не завязанная на развитие государственности, и потому охватывавшая и всю Западную Русь. Это был общерусский взгляд на прошлое, утверждавший единство русского народа поверх государственных границ. И до Карамзина он был господствующим историческим текстом, во многом и определившим наше национальное самосознание. «Синопсис» был результатом продолжительной борьбы православной культурной элиты Западной Руси за освобождение из-под польской власти и за соединение с Россией. Утверждая ведущую государственную роль Москвы, «Синопсис» описывал прошлое всех восточных славян как единого «славено-российского народа», жаждущего воссоединения под скипетром московского царя.

Карамзин же писал историю не народа, а государства, то есть историю монархов. Такова была цель историка, и таков был заказ – доказать благодетельность для России самодержавной власти. Но для развития историографии это был, несомненно, огромный шаг назад, ведь такие исторические своды писались ещё в Средневековье.

Однако сочинение Карамзина оказалось настолько ярким по языку и весомым по поднятому историческому фактажу, что полностью затмило собой старый «Синопсис». Русское общество переключилось с общерусского национального взгляда на прошлое на очень традиционный монархический. И хотя вскоре были сделаны попытки восстановить народный формат исторического повествования, как, например, в работах историка Н.Г. Устрялова, перекрыть по значимости труд Карамзина так никто и не смог.

Когда вся Европа переходила с династических историй на национальные, русские совершили прямо обратное. И это получило огромные исторические последствия. Ведь вся история Западной Руси оказывалась как бы не нужной – она не играла никакой роли для российской государственности, а значит, как бы выбрасывалась из отечественной истории. Со стороны это выглядело так: великороссы в своей государственной гордыне признали западнорусскую историю чем-то неважным. В результате уже вскоре после издания труда Карамзина мы видим появление движения украинофильства, стремящегося отстоять значимость истории и культурной традиции Юго-Западной Руси. Пройдёт всего несколько десятилетий, и во многом на его основе сформируется украинский национализм, а ещё чуть позже и белорусский.

Советская историчес­кая схема русской истории, утверждавшая существование единой древнерусской народности до XIII века, а потом её распадение на три ветви «братских славянских народов», напрямую наследовала линию Карамзина. До сих пор даже очень образованные люди России почти ничего не знают о историческом прошлом Украины и Белоруссии, так как в учебниках об этом не сообщалось почти ничего. И когда русские современной Украины пытаются, как и в XVII веке, докричаться до российских собратьев: «Мы русские, возьмите нас к себе!» – они подчас слышат удивлённый ответ: «Какие такие русские? Вас в истории нашей государственности не было, вы нам чужие, почитайте Карамзина».

Олег Неменский, ведущий научный сотрудник РИСИ

Теги: Николай Карамзин