Ветеран Мария ОСИПОВА: "Нас в Советском Союзе не жаловали"

В Якутск приехала в отпуск, а осталась на всю жизнь. Загостилась, замуж вышла. Позвала меня ехать с собой двоюродная сестра. Подхожу я к отцу и спрашиваю у него, ехать или нет. А он мне отвечает: «Ты взрослая, сама зарабатываешь, поступай, как хочешь». Я и решилась. Мне тогда было 23 года. Здесь во время отпуска познакомилась с будущим супругом. Жених на три года старше, управдомом был, имел свою квартиру, а я себе угол снимала.  Познакомились, расписались. 64 года я здесь.

— Мои предки приехали в Сибирь за землей. В Красноярском крае, там, где мы жили, было много маминой родни. А ее отец, мой дедушка Демьян, получается, приехал с детьми из Белоруссии. Тогда как раз столыпинскую реформу объявили. А им очень земля нужна была, дома сыновьям строить. Без этого раньше и жениться трудновато было. Переехали, построились, все у них получилось. Прожил дед ни много ни мало 101 год.

Мы были  единоличники. Воспоминания о детстве у меня самые счастливые. Я родилась в маленькой деревне, в сорока километрах от Аткарска, Красноярской области. В семье папа мама, да нас, пятеро человек. Три сестры, два брата. У нас было крепкое хозяйство, земля, свой дом, скотина, коровы, овцы. Жили, работали, не нуждались. Пока в 1937-38 годах не услышали о колхозах.

— В колхоз родители вступать не хотели. Особенно сопротивлялась мама. Она у меня вообще женщина боевая была. «По какому праву забираете чужое имущество? Ленин ведь насильно никого в колхоз вступать не заставлял». Пока она в доме была, те, кто пришел, двери с улицы подперли. Все амбары подчистую выгребли. Местные власти были сами себе указ. Есть скотина — изволь, сдавай колхозу овцу или двух.  

— Дома перед любой едой было принято читать молитву. Я крещенная, моим крестным был   мамин брат, Яков Демьянович. При Советской власти о Боге пришлось забыть, уничтожали все, коммунисты не давали отмечать старые праздники, церкви разграбили, попов пересажали. Сейчас, когда религию опять «разрешили», я отношусь к ней спокойно. Не ругаю, но и в церковь ходить уже здоровья не хватает.     

Все время вспоминаю нашу природу, родные края. Ягоду, малину, клюкву на болоте собирали, много ее было. Какая у нас по берегу реки Улуя черемуха росла! Когда образовали колхоз, вступившая в него молодежь взялась за топор и вырубила черемушник. Никто не остановил. Они говорят, это же теперь общее, а не ваше. Старики плакали.  

— Колхозникам документы не давали. Почему, сказать не могу. Я свой первый паспорт уже после армии, после окончания войны получила. Три года служила. Правда, председатель наш без разговоров мне его выдал. К тому времени половина народу разъехались кто куда, дома повывозили, поэтому власти были рады каждому человеку.

— Повестка в армию пришла накануне Рождества. 4 января. Как сейчас это помню. Дома всегда старшие сестра чистоту и порядок наводили, а в тот раз я сама впервые свое выстирала, оно сушилось. Как знак судьбы, какой…А в дверь уже стучал посыльный. «Маша, открой!» Я удивилась, к кому бы это. Младшего брата к тому времени уже забрали в армию. Оказалось, за мной.

— Нервы у людей не выдерживали. Еще до собственного призыва я не раз ездила к брату в Аткарск. Он в учебке тогда находился. Мама что-нибудь постряпает, а я на попутке везу ему. Однажды приезжаю, а у них вроде перерыв объявили. Их командир им что-то сказал, потом отошел в сторону и…застрелился. Нервы не выдержали, и такое бывало. Люди еще от многочисленных репрессий да раскулачивания не отошли, а тут война. На фоне голода, нищеты, даже колоски на полях детям собирать не давали.

— Присягу у нас принимали в лесу. Зима была, а тепло и снега нет.

В военкомате, когда я туда прибыла, меня показали комиссии, спросили о здоровье.  Я крепышом была, вся сбитая такая, сразу сказали: «Годна!» Приехали в Комсомольск-на-Амуре, неделю высидели на карантине. Девушек среди новобранцев было много, а мужиков не хватало. Определили нас на прожекторную точку. 
    
— В армии была старшим слухачом. Работала на звукоулавливателе, в наушниках. Сидели мы в таких высоких беседках, я должна была самолет по азимуту определить. За семь километров по звуку. Вторая по углу сидела, потом наши данные корректировщица записывала и передавала на пост управления. Когда началась война с Японией, нас стали перебрасывать ближе к границе. Забайкальский фронт, станция Хуми, как сейчас помню. Жили в землянках, кругом бесконечная стрельба, японские налеты, бомбежка. Ночью и днем постоянное напряжение. Эскадрильи пронесутся, взрывы кругом. Страшно, а уйти с поста нельзя. Японцев мы быстро стали теснить, много техники уничтожили. Не допустить врага, вовремя предупредить своих солдат — это в первую очередь зависело от нас.    

— Командиры у нас были хорошие. Мы молодые-зеленые, постоянно недосыпали, недоедали…. Кормили нас мороженой капустой, кашей пополам с опилками — жуешь, и разжевать не можешь. Ослабли мы сильно, сознание теряли. Сейчас даже вспоминать стыдно, но однажды я умудрилась уснуть на посту. Обняла винтовку и провалилась в голодный полусон-полуобморок. В это время командир пришел проверить пост. Будить не стал, снял у меня штык-нож. Потом наряд  влепил вне очереди. А сурово наказывать не стал. 

— Сдаваясь в плен, японцы махали разноцветными тряпочками. Малиновые, зеленые…. Много их тогда забирали, увозили в лагеря. Еще и подкармливали военнопленных. Недавно смотрела передачу, мужчина-японец отца в Якутии разыскивал. Тот пропал после того, как попал в плен. Нашел. У него здесь уже вторая семья была. Видимо, на Родину возвратиться  не захотел.     

— После войны ветеранов в Советском Союзе не жаловали. Ведь даже День Победы в стране много лет не отмечали. Только после смерти Сталина, когда уже другие державы русским намекнули, что вы, ребята, обнаглели, такая война была, а вы не празднуете. Приходилось и оскорбления слушать. «Ну и что, что на фронте были, мы же вас туда не отправляли», — говорили мне.  Я один раз вспылила, и документы свои сожгла. Потом через годы с трудом восстановила. И то мне военком сказал, счастливая. Не всем это удалось. Сейчас отношение к ветеранам другое. Меня до сих пор с работы поздравляют, подарки приносят. В поликлинике тоже  не забывают. А ведь главное, что нам нужно – это внимание. 

— Работать я перестала только на 75-м году жизни. Как-то так у меня в жизни интересно сложилось, может, судьба такая. Приехала в гости – осталась на всю жизнь. Ради трех маленьких детей ушла работать в детский сад – задержалась на 20 лет. Была поваром, одна каждый день готовила еду на сто с лишним детишек плюс коллектив. Уже на пенсии предложили — поработай годик сторожем в поликлинике, так растянулось на 14 лет.  

— Свою «ветеранскую» квартиру получила с третьей попытки. Тяжело она мне далась. Произошло это только в 2000 году. До этого вместе с сыном жили в деревянном доме, правда, в центре города. В последнее время, когда вокруг  выросли дома, нас начало топить. Правильно, площадки ведь отсыпали под строительство, а мы оказались в низине. Мне предлагали жилье на окраинах, то в конце Сергеляхского шоссе, то в поселке Геологов. Не соглашалась. Хотелось ближе к центру. Пошла в мэрию, к чиновникам, и узнала, что я… сама отказалась от квартиры на 202 микрорайоне. Как так? Покажите мою подпись. Не показали. Пришли спустя время, дали ордер на жилье на улице Хабарова.