«Россияне». Краткая история слова

Для всех, кто жил в России в 1990-е, слово «россияне» звучит в ушах с неподражаемой интонацией Бориса Ельцина и связано с чувством унижения, потерянности и бессилия при виде краха великой нации. Однако какова же история этого слова?

Слова Станислава Говорухина о том, что ему отвратительно слово «россияне», запустили на новый виток ставший уже было угасать спор о «российской нации» и якобы требующемся для его оформления законе.

Трудно не согласиться со Станиславом Сергеевичем в его эмоциональном посыле.

Для всех, кто жил в России в 1990-е, слово «россияне» звучит в ушах с неподражаемой интонацией Бориса Ельцина и связано с чувством унижения, потерянности и бессилия при виде краха великой нации.

Но какова же история этого слова, встречающегося и у Державина, Карамзина, Пушкина, на самом деле? Откуда пришло? Что значило? Когда приобрело нынешнюю политическую окраску?

Двоение корня рус/рос, проявляющееся и в названии страны – Русь-Росия-Россия, и в названии народа – русь-росы-русы-русские-россияне, связано с особенностью формирования русского литературного языка под мощным византийско-греческим влиянием.

Греческой нормой, начиная с проповедей патриарха Фотия о нашествии росов на Константинополь в 860 году, был корень «рос».

Это произношение имени, казавшегося византийцам воплощенным ужасом варварского народа, вытекало из текста греческой Библии, в которой упоминается нашествие Гога и Магога – «князья Рос, Мосох и Тувал (архонта Рос, Мосох кай Фобел)».

Греки называли северный народ «рос», а его страну – «Росия».

 До XVII века написание слова «русский» через «у» было незыблемой языковой нормой в русской литературе.Сами русские употребляли форму «русь» и для обозначения единого языка и народа, и как топоним для центральной части страны, затем в форме «Русская Земля» распространившийся на все территории, занимаемые народом-русью.

Возьмем для примера «Вологодско-Пермскую летопись», составленную в XV – первой половине XVI столетия. Мы в ней обнаружим написания «русти», «русския», «рускыя», «рускиа», «руским», «русским» – меняется все, кроме «ру», остающегося незыблемым.

Проникновение грецизма «Росия» в русский язык началось в XIV–XV веках благодаря присланным из Константинополя митрополитам Киприану и Фотию, при которых сформировались переводческие кружки и скриптории.

Поскольку в византийской документации занимаемая ими митрополичья кафедра именовалась «Росия», то они стали употреблять это слово и в текстах, написанных по-славянски.

Еще митрополит Киприан (ум. 1406) сообщал в приписке, что книга «Лествица» переписана собственноручно «смеренным митрополитом Кыевским и всея Росия» – перед нами калька с греческого, важная для самого митрополита, поскольку он был вовлечен в борьбу за единство московской и литовской части своей митрополии.

Так как и Москва, и Литва гордо именовали себя «Русью», то митрополит считал, что поступит мудро, если будет применять более общее калькированное с греческого понятие «всея Росия» («панта Росия»).

Однако появление в славянском языке любого корня немедленно приводит к его размножению с помощью флексий. И вот уже Григорий Цамблак в надгробном слове митрополиту Киприану именует его «архиепископом Росийским» и «светилом Росийской земли».

Так, постепенно, с митрополичьего двора слова «Росия» и «российский» начинают шествие в русскую письменность. Причем очень важно осознавать, что сперва это были церковнославянские слова, принадлежность высокого церковного языка.

Основная среда бытования корня «рос» – церковные проповеди, жития, поучения. «Безбожный царь Батый грех ради наших в ярости Господня попущен бысть на Росийский остров» – сообщает Житие преподобного Пафнутия Боровского.

В этой же грецизированной среде и родится слово «росияне».

Его изобретателем может считаться Максим Грек – Максим Триволис, афонский монах, в молодости учившийся в Италии и даже попадавший под влияние флорентийского проповедника Савонаролы, а затем прибывший в Москву.

Официально – переводчиком церковных книг (его переводы, впрочем, быстро вызвали политический скандал и репрессии в отношении него, так как довольно тенденциозно клонились к мысли о необходимости упразднения церковной собственности).

Неофициально у Максима была еще и миссия склонить русских государей к войне против безбожных турок. Максим был яростным эллиноцентристом, он считал, что автокефалия Русской Церкви от Константинополя незаконна – и это еще прибавило оснований для репрессий против него.

Но переводческая деятельность Максима была просто огромной, хотя русского и славянского языков он не знал. Переводил он с греческого на латынь, а знавшие латынь русские писцы переводили уже на русский.

Постепенно переводчик и сам освоился с русской речью, однако перевод слов Иоанна Златоуста на Евангелие от Матфея, где Максим обращается ко всем знающим славянский: «росианом, сербом и болгаром», относится к 1524 году, к самому началу его деятельности, поэтому, скорее всего, честь изобретения слова «росияне» принадлежит не самому Максиму, а кому-то из его русских помощников (возможно, слово уже существовало, просто не оставило более ранних письменных следов).

Если слово «Росия» широко проникает в торжественный официальный язык при Иване Грозном, систематически именующемся «самодержцем всея Великия Росии» и «Росийским царем», то слово «росиянин» так и остается достаточно маргинальным.

В службе святому Антонию Сийскому (рукопись, которая датируется XVI или XVII вв.) есть приписка, что «Списано бысть сие многогрешным Иоанном росианом, родом от племени Варяжьска, колена Августова, кесаря Римского».

Очевидно, эта приписка сделана кем-то из князей рода Рюриковичей, возможно, даже представителем царской фамилии.

Однако широкое распространение слово «россияне», преимущественно во множественном числе, приобретает лишь в петровскую эпоху.

В 1713 году в «Книге Марсовой» сообщается, что «в то время у Россиян со Шведами изрядное между собою было обходительство», в «Рассуждении» вице-канцлера Шафирова о причинах Северной войны говорится, что «шведы давно имели намерение к войне против Россиян».

Наконец, окончательно впечатал это слово в русскую письменность Феофан Прокопович в своем надгробном слове Петру Великому: «До чего мы дожили, Россияне? Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем!».

Именно при Петре Великом «Русь» и «Росия» превращаются в «Россию», а русские люди – в «россиян».

Не трудно увидеть здесь черты той лингвистической революции, которая породила «экзерцицию», «экзекуцию», «баталию», «конфузию» и «Санкт-Питербурх».

Западническая трансформация культуры требовала и западнической же, произведенной из прижившегося в высоком штиле грецизма, трансформации самоназвания нации.

Впрочем, не случайно и то, что как петровский камзол остался принадлежностью лишь служилых людей, в то время как русский народ сохранил верность и исконной бороде, и исконной одежде, так и слово «россияне» закрепилось исключительно в высокой столичной словесности – у Ломоносова, Державина, Карамзина, Пушкина, наравне с другим возвышенным словом – «Рос» (или «Росс»).

Заметим, кстати, что слово «росс» применять наши вводители толерантности и «российской нации» не торопятся. Слишком уж явно в нем проскальзывает неполиткорректное этническое начало.

Впрочем, слово «россияне» в этом смысле ничем не более политкорректно.

В русском языке XVIII – начала ХХ вв. оно обозначает этнически русских и более никого. Никакого «обобщающего» русских и нерусских значения, которое ему пытаются придать в начале XXI века, в нем не было и в помине.

Ломоносов сетует: «У нас природных россиян ни докторов, ни аптекарей, да и лекарей мало, также механиков искусных, горных людей, адвокатов и других ученых и ниже своих профессоров в самой Академии и в других местах».

Нужно ли напоминать, что это сказано в контексте ломоносовской борьбы за изменение этнического состава Российской академии наук, которую выходец из Холмогор вел с упорством и фанатизмом «махрового ксенофоба».

«Природные россияне», для которых он требует прав в науке, – это именно этнические русские, такие, как он сам.

Возьмем другой конец этой временной шкалы.

В воспоминаниях С. Ю. Витте автор иронизирует над товарищем министра финансов Тернером, придерживавшимся принципов свободной торговли (сам Витте, напомню, был протекционистом): «Тернер находит, что у нас, у Россиян, нет достаточно ума, что вообще русские люди недостаточно умны, а для того, чтобы увеличить этот ум необходимо побольше пить кофе, а для того, чтобы побольше пили кофе, нужно, чтобы на кофе не было таможенной пошлины».

Как видим, здесь понятия «россияне» и «русские люди» выступают как полные синонимы, причем в значении не гражданской, а если не этнической и биологической, то как минимум культурно-бытовой общности.

Вот еще один пример из той же эпохи – «Несвоевременные мысли» Максима Горького. И вновь слово «россиянин» выступает с этно-биологическим оттенком.

«Еврей почти всегда лучший работник, чем русский, на это глупо злиться, этому надо учиться. И в деле личной наживы, и на арене общественного служения еврей носит больше страсти, чем многоглаголивый россиянин».

Очевидно, что в этом классически русофобском высказывании «россияне» фигурируют не как какая-то гражданская общность, а именно в племенном смысле. Это просто литературный синоним слова «русские», и ничего больше.

Что общего в двух приведенных и множестве не приведенных примеров из текстов рубежа XIX–XX веков?

Слово «россиянин» в них применяется как строгий синоним слова «русские» в его этническом смысле, но с легким оттенком пародийности, иронии над «высоким штилем» державинско-карамзинской эпохи.

Поэтому не случайно данное слово появляется в несколько русофобском контексте.

Внезапная трансформация слова «россияне» в некое обобщение русских и нерусских граждан России происходит в 1930-е годы в русской эмиграции. Именно тогда руководитель РОВС генерал Кутепов внезапно формулирует мысль, что «все народы, населяющие Россию, независимо от национальности, прежде всего – Россияне».

Лидер российских фашистов Родзаевский в 1937 году так и вовсе выступил предшественником современных нациестроителей:

«В полном соответствии с нашим учением о Российской Нации, как об историческом сплаве всех народов России, мы выбросили лозунг «Россия для Россиян», подразумевая под «Россиянами» – все народы нашей необъятной бьющейся в красных тисках великой страны».

«Россиянами», объединенными общим фашистским порывом, у Родзаевского были «великороссы, малороссы, украинцы, белорусы, татары, грузины, армяне и множество мелких», а их историческими противниками выступали, разумеется, евреи.

Рассуждения Родзаевского вообще идеально ложатся в матрицу «российского патриотизма» в современном значении, противоположном русскому национализму или модному в XIX веке «панславизму».

Грузин или татарин ближе русскому, чем словак, сообщал Родзаевский.

Позднее это «фашистское россиянство» выразилось в гимне РОА, написанном Георгием Полошкиным (Позе). Хотя гимн назывался «Мы – русские», но содержал он именно классическую формулу «россиянства» по Родзаевскому.

Мы – россияне! Крепок наш союз.

Сплотим Россию в грозный час расплаты!

Казак, узбек, украинец, тунгус

Все – добровольцы, храбрые солдаты.

Еще одним интересным моментом «россиянства по Власову» был красный патриотизм: «Мы побеждали, голые, босые, / Когда-то в восемнадцатом году / Одной лишь верой в Красную Россию... / Большевики нас подло обманули».

Несомненно установлено следующее:

1. Корень «рос» применялся для обозначения русских в византийской словесности, практически не проникая в русский язык до начала XV века. У греков этот корень закрепился благодаря ассоциации с библейским «князем Рос», предводителем ужасных Гога и Магога.

2. Через церковную литературу, бытовавшую в среде русских митрополитов – выходцев из Византии, корень «рос» перетек в высокую официальную письменность Российского царства.

3. Слово «росиане» было изобретено в группе переводчиков, работавших с Максимом Греком, в качестве очередного «грецизма», и до конца XVII века употреблялось очень редко.

4. Массовое внедрение слова «россияне» связано с петровской культурной революцией, стоя в одном ряду с «экзерцицией» или «конфузией». В этом смысле слово «россиянин», заимствованное из высокого славянского стиля, имеет отчетливую «западническую» маркировку.

5. При этом в русской литературе XVIII–XX веков слово «россиянин» означает этнически, природно русского, без всякого обобщения с «инородцами», напротив – в противопоставлении им.

Из принадлежности высокого штиля в эпоху Державина и Карамзина к началу ХХ века это слово становится ироническим снижением высокопарности, часто используемом в русофобском дискурсе.

6. Трансформация понятия «россиянин» в обозначение «всех народов России» происходит в кругах русской крайне правой белой эмиграции – у вождя РОВС Кутепова, лидера «российского фашизма» Родзаевского и в пропаганде власовской РОА.

После приведенных фактов каждый сам волен судить, как для него звучит слово «россияне».