Солнечные брызги.

На модерации Отложенный

… из письма старому другу :

       Недавно ко мне пришло письмо от моих одноклассников, они приглашали меня приехать на вечер встречи по случаю сорокалетия нашего выпуска из школы. Мне  очень хотелось поехать, но обстоятельства сложились так, что я не смог попасть на это мероприятие. Я решил написать моим школьным друзьям письмо.

       Каждый год возвращаясь в школу после каникул мы писали сочинение на тему: «Как я провел лето». Вот такое сочинение я и рискнул послать своим однокашникам. Сочинение оказалось несколько больше того, что мы писали в школе, но ведь и времени пробежало тоже несколько больше.

      Дал почитать своим друзьям  и им понравилось. Рискую оторвать тебя от разных нужных дел, предлагаю прочесть сей опус в надежде, что и тебе может быть будет интересно вспомнить некоторые моменты студенческой юности.

      Не за горами сорокалетие наших выпусков из стен родного учебного заведения.

Хотелось бы верить, что никакие экономические трудности не помешают нам встретить это событие в стенах родного ВУЗа. Может быть, многим нашим сокурсникам, будет любопытно почитать мой отчет о пролетевших днях и делах наших больших и совсем маленьких, из которых и соткана наша жизнь.

   Буду рад доставить тебе несколько радостных минут отдыха и воспоминаний о юности,  нашей студенческой жизни и просто некоторых событиях, которые забылись в житейской круговерти.

                                Николай.

Школьное сочинение выпускника Булгаков Н.Е.

  на тему : «Как я провел 40 лет »

Солнечные  брызги.

                                                                              Звенит звонок!

                                                                                      Минута за минутой -

                                                                                                    Стихают в коридорах звуки.

                                                                        Идет урок.

                                                                                         А за окном

Притягивает взгляды солнце,

                                                                                                             И неба синего оконце,

                                                                                                  И дальний гром .

                                                                                         Сжимаю зубы от тоски:

                                                                                                  -Как пережить мне эти муки,

                                                                                               Не по зубам гранит науки.

                                                                                         -Переминаюсь у доски.

                                                                                            Я вновь с тобой.

Ах! Сердцу милая «Камчатка»,

                                                                                                              И в клетку синяя тетрадка,

                                                                                                 «И вечный «бой» …»

                                                                                 С тех школьных лет

                                                                                                       Вдруг просочится лучик солнца,

                                                                                                    И встрепенется сердце звонко,

                                                                                       Я вспомню твой ответ.

                                                           Всему свой срок.

                                                                               День в суете забот дробится,

                                                                                                   И с детством нам пришлось проститься,

                                                                                   И пусть не все нам пригодится

                                                   Все в прок !  

                                                                            Вот вновь звонок!

                                                                                                  Я в класс иду,  журнал, указка.

                                                                                         Кто улыбается украдкой

                                                                                                            Кто с любопытством, кто с опаской

                                                                                      Ждет первый мой урок .

     Когда смотришь на лужу, в которой отражается весеннее солнце, поневоле прикрываешь глаза

 потому что если топнуть ногой, вылетающие брызги грозятся затопить все вокруг, ослепительным  блеском и это буйство света заставляет счастливо жмуриться рыжего кота на завалинке.

          Самое первое впечатление в моей жизни, о чем я помню, это громадные бело-голубые ступени из плотного снега идущие от порога нашей хаты куда - то высоко вверх. Нашу хату за ночь занесло снегом под самую крышу, в окошках занесенных снегом ничего не видно. На круглой «буржуйке» целый день стоит ведро, в котором  растапливается снег,  потому что колодец занесло так,  что к нему не добраться. Большая русская печь не топлена – дрова засыпаны двухметровым слоем снега.  Нашу хату занесло снегом по самую трубу и мы самостоятельно не можем выбраться на свет божий. Наконец-то нас откапывают соседи. Отец приносит дров. Окна засыпаны снегом полностью и поэтому в хате почти темно. Мать растапливает большую «русскую» печь. Она занимает большую часть хаты. По стенам бегают отблески от горящих в печи поленьев. Становится тепло и уютно. Бабушка зажигает керосиновую лампу. В хату к печи приносят мокрого еще новорожденного теленка. Он обсыхает и пытается встать на ноги, которые еще никак его не слушаются. Под загнеткой печи, в решете возится и высказывает громким квохтаньем свое недовольство наседка. Я наблюдаю за всей этой суматохой, забравшись с рыжим котом на печь.

          Над столом, где висят фотографии в деревянной рамке, и зеркало пришпилен цветной портрет красивого усатого дядьки, разворот из журнала «Огонек». Я каждый день стараюсь перерисовать его  в своей тетрадке (писать я еще не умею, мне только четыре года, но с карандашами я уже знаком.).

          В один из дней этот портрет исчезает, и я никак не могу добиться от взрослых,  куда же он делся. Так к нам в Кубанский, затерянный в степи, хуторок пришла весна 1953 года.

           Снежная гора над нашей хатой долго не тает. Потом, когда теплеет, я выбираюсь на  эту гору снега с санками и качусь далеко за ворота. Рядом с нашей хатой, в соседних дворах,  такие же заснеженные хаты наших соседей и все это называется хутор «Сеятель».

          Весной эти горы снега, весело звеня ручейками, сбегают в речку. но в тени, за хатой сугробы лежат засыпанные мусором, листьями  и  соломой до середины лета и  даже в летний зной, если покопаться,  то можно достать кусочек холодного спрессовавшегося снега и полизать тайком от взрослых, как весеннюю сосульку.

           Самое интересное для нас мальчишек  находится рядом, буквально через забор, это  так называемый «общий двор». Там находится кузница, столярная мастерская, амбары, магазин и школа. Все свое свободное время мы с моим первым верным другом – соседом Валеркой проводили тут. Нам разрешают раздувать меха горна и оттуда летят искры, мы крутимся под ногами у  взрослых,  когда осаживают шину на новом колесе от телеги и меняют зубья на бороне. Потом приезжает трактор с большими колесами и блестящими зубьями на металлическом, в два наших роста, ободе, от трактора пахнет керосином и машинным маслом – нам все интересно увидеть и потрогать руками.

             Когда мы уж очень мешаем взрослым, то нам пообещают непременно надрать уши, и мы скрываемся в нашем убежище. Наше убежище находилось на громадной райской яблоне, которая росла на меже наших дворов. Оттуда открывался отличный вид на лес, который рос вдоль горной речки Лабы, вода там быстрая, чистая и холодная в любой летний зной.   А если посмотреть на юг, то в хорошую погоду  далеко на горизонте видно зубчики Кавказских гор и двуглавый  седой Эльбрус.  Это уже потом мы узнали, что «Эльбрус из самолета видно здорово …».

          В нашей начальной школе было два учителя  два кабинета и четыре класса, ученики каждого класса сидели на своем ряду, первый соседствовал с третьим, второй с четвертым.

          Читать я выучился к пяти годам  по такой замечательной книжке Виталия Бианки, которая называлась «Егоркины заботы». Забравшись зимними вечерами на печку, я любил слушать, как мне читала и перечитывала эту книжку мама, потом читал ее сам.

          В пять лет, имея карандаш и тетрадку в косую линейку, я отправился в школу и две недели сидел за первой партой, тянул руку, отвечал у доски. До доски доставал с трудом, забирался на  скамейку, но вскоре затяжные осенние дожди  прервали мое образование и только со второго раза, через год я стал настоящим первоклассником с портфелем, ручкой, чернильницей «невыливайкой» и настоящей форменной фуражкой

        Мою первую учительницу звали Антонина Иосифовна.  Она курила папиросы и держала нас в строгости. Мы все ее любили и немножко  побаивались. За четыре года она успешно научила нас читать, ,писать и считать в объеме программы начальной школы.

         В третьем классе , когда меня, как я считал несправедливо, удалили с урока, я решил сбежать из дома и отправился для этого за 8 километров на ближайшую железнодорожную станцию -станцию Курганная , где с большим интересом наблюдал за движением маневровых паровозов.

С пробега я был благополучно снят родителями, но интерес к железной дороге, по всей видимости,  остался до сих пор. Вот уже более десяти лет я работаю на железной дороге, в Керченском пассажирском вагонном депо, начальником техотдела - иногда ворчу,  иногда ругаюсь, иногда хочется бросить эту работу, но утром я снова и снова иду туда, где гудят, где стучат, где бегут поезда.

          Школа на хуторе выполняла так же и культурную функцию, задняя стена, не имевшая окон, была выбелена и играла роль киноэкрана, в летнее время один, два раза в месяц,  в выходной приезжала агитбригада, с лектором, духовым оркестром и кинопередвижкой. Именно оттуда остались только названия фильмов, может быть даже и не названия а только воспоминания об этих названиях : «Тарзан», «Альба Регия», «Господин 420», «Бродяга», немые фильмы великого Чаплина …

            Фильмы крутили поздно вечером, когда темнело, вся ребятня дружно располагались на траве или забравшись на ближайшие деревья и отправить оттуда нас домой, конечно же, было невозможно.

          Все это время моим воспитанием занималась моя бабушка, она была самым главным моим судьей  арбитром и защитником  в отношениях с внешним миром. Морозиха, как звали ее соседи.          

         Морозова Матрена Прохоровна была седьмой дочкой бедного казака Прохора Ильенко, проживавшего в станице Старо – Михайловской. Мазанка стояла на крутом берегу речки Чамлык с быстрым течением, мутной водой с водоворотами и глубокими ямами, в них по слухам водились громадные сомы, которые любили полакомиться  неосторожными молодыми утятами.

        Прохора, привезли на Кубань, родители из под Полтавы. Хотелось новой жизни на новой родине, но так и не получилось. Земли к тому времени уже раздали и вновь прибывшие перебивались случайными заработками, плотничали, занимались извозом, батрачили на богатых соседей. И хоть шапку Прохор ни перед кем не ломал, зажиточные реестровые казаки презрительно называли таких:- «голытьба» и знакомства с ними старались не водить.

          У Прохора было восемь дочек, Мотя была  бойкой, смешливой девчонкой, хорошо учившейся в церковно-приходской школе и собиравшейся непременно уйти в монастырь.

         Но однажды ей приглянулся высокий крепкий хлопец Морозов Николай, из пришлых, и как только он посватался, ее тут же выдали замуж.

         Свадьба была красивая, гуляло полстаницы, венчались в Курганинской церкви. Все было хорошо, да казачата поозорничали, вынули шкворень из свадебной коляски и пришлось жениху нести свою суженую к венцу на руках, под дружный свист и хохот молодых повес, поскольку  свадебная коляска безнадежно застряла в громадной луже, на площади перед храмом, а  лошади вырвались  и убежали.

           Потом, вечером, на свадьбе была драка. Крепко побили обидчиков, что тоже не прошло бесследно.  Среди побитых оказался сын станичного писаря. ( Он  тоже сватался, да невеста категорически  отказалась -  уж лучше в монастырь -  заявила отцу Мотя).

          В общем  через полгода ушел молодой муж служить во солдаты, в стольный град Питер.

          Ну, а дома, в родной станице еще через полгода, родился сын, назвали его Семеном и  стала молодая  мать  растить сына и ждать весточки от своего служивого.

          Над комодом в рамке долго висела старая фотография с двумя бравыми солдатами в форме с вензелями на погонах, в высоких сапогах и форменных фуражках. «Вот этот, усатый и высокий твой дед перед отправкой на германский  фронт» - показывала мне бабушка. После революции 1917 года дед Николай вернулся с фронта на родную Кубань с крестом на шинели, не залеченной раной на ноге и трехлинейкой за плечами.

          С затвором от нее я играл лет до десяти, потом подарил своему дружку, большому любителю охоты и оружия - Витьке Клюкину.

           А в далеком 1918 году зимой, под рождество собрались станичные фронтовики, подымили самокрутками,  поспорили до хрипоты,  выбрали комитет и установили в станице  свою советскую власть. Поделили землю, как им казалось по справедливости, по количеству едоков, вспахали и  засеяли по весне. Пришла осень  убрали урожай. Вот тут и родилась осенью боевого восемнадцатого года моя мать, Морозова Екатерина Николаевна. Радовался дед Николай дочурке, да и сын Семка подрос, помощником становился, но не судьба была пожить мирно и счастливо.

        Через Ростов на Кубань, под ударами Первой конной,  с боями отходил атаман Каледин.

        Ночь напролет спорили комитетчики, курили самокрутки и снова спорили, а  утром ранехонько оседлали коней и ушли на Армавир. Оттуда и начался знаменитый «Железный поток» поход от Новороссийска вдоль кромки морского берега до Туапсе.

          Мой дед Николай из этого похода уже не вернулся.

          После восьмого класса, в летние каникулы мы работали в составе школьной бригады на полях совхоза и потом,  в качестве поощрения, нам выделили автобус и мы проехали от Анапы до Адлера по всему Черноморскому побережью. Зелень травы и деревьев, чистый горный воздух, яркие краски моря, все это никак не позволило нам в полой мере представить отчаяние отряда красных бойцов, зажатого между морем и горами, без воды и пищи. Жестокие стычки, перестрелки и смертельные сабельные атаки непримиримых врагов, вчерашних соседей, друзей и  приятелей; тех и других сражающихся за лучшую долю. Об этом напоминали только отдельные скромные обелиски у дороги.

         А к вечеру в станицу вошли белые. Мотя спряталась с двумя детьми вместе со стадом гусей под домом у своей подружки – соседки (дом стоял на больших дубовых колодах) «Наверху в доме целую ночь  казаки гуляли, самогонка рекой, а я  под полом маленькой Катерине сиську сую в рот, чтоб молчала – говорила бабушка – Семка то он постарше, уже понимает что к чему, а эта совсем мала, плачет».

           Вышел пьяный казак  погонять собаку, чтоб не скулила под домом. Шашкой помахал не достал, а за граблями к стогу в огород идти поленился. Вот так и остались мы жить дальше. А кого нашли в ту ночь, то в  отместку за советскую власть, повесили на площади: одного раненого пацана и  четырех женщин – жен комитетчиков. (Был приказ - «повесить всех краснозадых сучек»). А старого Прохора атаман приказал пороть шомполами. Забили до смерти старика озверевшие подручные, да видно самим на себя со стороны страшно стало глянуть. Никого в этот день больше не тронули, ушли в догонку за красными на Курганную.

         Ну а потом, когда красные пришли, прибежала к  Моте прятаться ее подружка.

 Так вместе  две вдовы-подружки всю свою жизнь и прожили : в коммуне работали, потом в колхозе трудодни зарабатывали, детей и внуков растили, строили свою мазанку на хуторе, а счастье, как синица упорхнуло из рук в те далекие годы гражданской войны.

        Жили «Коммуной», потом организовали колхоз. Вырос сын Семен,  выучился, стал трактористом, работал в знаменитой бригаде Шацкого. Построились на хуторе «Сеятель». Дочь выросла, выучилась на швею. Семен женился внуки пошли (и внук Толик  и внучка Женечка, мои двоюродные брат и сестра. Анатолий, всю жизнь зарабатывал тяжелым физическим трудом, работал слесарем, сварщиком, мыл золотишко в артели да и всего не перескажешь, а вот недавно уехал к своим детям и внукам в Америку, в Калифорнию. Вот такие узоры рисует наша судьба).

         «Жить бы да радоваться»- говорила Морозиха в далеком теперь сороковом году. И снова не судьба пожить мирно и счастливо – началась вторая мировая, а для нас - Великая Отечественная. Ушел на войну сын Сема и пришла похоронка. Погиб красный командир в боях под Лугой. Вот так и оплакивала  Морозиха сначала мужа, а потом сына, получала пенсию сначала за мужа, а потом за сына и каждый месяц, получая пенсию, плакала  и учила, как могла,  уму-разуму меня, своего внука, за что от меня ей низкий поклон.

          Мама моя, Екатерина Николаевна Морозова, была мастерица на все руки, как говорили комсомолка и красавица .После окончания училища, до войны, она работала мастером по пошиву одежды  в ателье станицы Курганной. В первые же дни войны всех комсомольцев мобилизовали под Краснодар рыть противотанковые рвы. Эти рвы немецкие танки благополучно обошли стороной, а мама с двумя хуторскими подружками попала под бомбежку. Одна из них отделалась легким испугом, маму контузило и повредило уши, третью подружку они похоронили в воронке от бомбы.

         Похоронили, поплакали и отправились домой. Пешком, без теплой одежды, в ноябрьскую слякоть из-под Краснодара на свой далекий хуторок. В тот год были ранние заморозки, шли по ночам, днем прятались в копнах сена. Вдобавок к контузии мама простыла и потеряла слух. Никакое лечение, к сожалению, ей так и не помогло. Она очень страдала из-за невозможности полноценного общения с окружающими.

           Так с тех пор она и осталась с бабушкой на хуторе. Всю жизнь она не расставалась со своей старенькой «зингеровской» швейной машинкой, шила наряды всем хуторским модницам. Она могла сделать все : и сшить брюки или ватную фуфайку,  перелицевать пальто из драпа и сшить платье из тончайшего шелка, могла подобрать фасон и сделать крой и при всем этом успевать все сделать по дому и по огороду, а как она готовила,  могли оценить не только мы, ее дети, но и все гости, которые частенько заглядывали на огонек к Морозихе.

         Четыре года учился я в начальной школе хутора «Сеятель». Дальнейшее образование продолжалось в Южно-поселковой средней школе расположенной на центральном отделении совхоза «Южный». Моими друзьями – одноклассниками были в это время два Володьки - Панарин и Ярош, с которыми мы и отправились,  получать среднее образование в пятый класс. Расстояние около семи километров в теплое и сухое время года мы преодолевали чаще всего на велосипедах. Зимой и в осеннюю слякоть нас возили на телеге или санях запряженных лошадьми, а позднее на грузовике, иногда даже оборудованном сиденьями и будкой.

          Настоящий праздник наступал тогда, когда вести нас было некому и мы отправлялись в самостоятельное пешее путешествие. По дороге, мы успевали покататься на снежной горке, поиграть в хоккей на замерзшем пруду (наш пруд назывался «Круглое»),  или по весне покататься на льдинах того же пруда. Набрать при этом полные сапоги воды или снега, высушиться на костре,  а  заодно и  поджарить на нем  шкворчащие кусочки сала из «обеденного бутерброда», собранного нам с собою нашими заботливыми матерями.

            В школу, конечно,  мы попадали только к началу третьего урока, обсудив все свои самые главные и неотложные дела. Теперь разные предметы нам преподавали разные учителя. Первой нашей классной руководительницей была Александра Федоровна, учитель русского языка и литературы. Когда она начинала нам что ни будь рассказывать, или читать, мы в буквальном смысле слова, сидели  открыв рот и затаив дыхание.

         Учиться мне нравилось, в школу я ходил с удовольствием, но был один случай когда в школу вызвали моего отца. Это случилось когда мы (я с двумя своими тезками  Горяиновым и Кудрявцевым) добираясь в школу пешком, сняли с трактора в поле одну фару (их у него было целых четыре, а нам так хотелось проверить вечером под стрехою  крыши гнезда воробьев и организовать ночной лов пескарей на удочку). Нас тут же вычислили, фару заставили поставить на место, мне, как постоянному члену редколлегии стенной печати, поручили нарисовать на нас карикатуру и в школу вызвали  наших отцов.

         Профилактика возимела действие.  Колька Кудрявцев, после окончания восьмого класса устроился на работу, в колхоз, через два года был призван в СА, где остался служить бравым старшиной, потом прапорщиком. А с Николаем Горяиновым , Сашей Петуниным и Алексеем Безматенным мы начинали трудовую жизнь в городе Таганроге, в морском торговом порту. Потом наши пути разошлись и Николай  Горяинов уехал во Владивосток. Он с детства мечтал стать моряком, но судьба ( в белом халате со стетоскопом на шее обнаружила гипертонию)  не пустила в море, а сердце заставило стать докером в далеком  российском порту, на краю света в нашем тогдашнем понимании.

           Реакция моего отца была непредсказуемой, скорее даже неожиданной. Он вообще был немногословен, сказал только что-то вроде того что надо бы занять тебя интересным делом чтоб не бедокурил и купил  мне подарок - мой первый фотоаппарат «Смена» с набором всех необходимых принадлежностей. Это был достаточно громоздкий набор приборов и химикатов, которые заняли львиную  долю темной кладовки с бабушкиными закатками и моего свободного времени.

         Отец мой, Булгаков Емельян Иванович, «курский соловей», родился  в 1913 году в селе «Солотино» Курской губернии, на территории современной Белгородской области, там где вырыли котлован, добывая железную руду, там где в Великую Отечественную произошло крупнейшее танковое сражение .

            Задолго до этого, у курского крестьянина Павла Булгакова, пала лошаденка пытаясь выбраться с возком сена по осеннему косогору. Павел будучи крут характером и обладая недюжинной силой осерчал, впрягся в воз сам и протащил его с полверсты до дома. Но такого напряжения сил не выдержал, надорвался, слег и вскоре умер и сын его Ванюшка в пятнадцать лет стал главой семейства, в которой куча сопливых ребятишек, что наверное,  ничуть не легче чем командовать полком или стать пятнадцатилетним  капитаном.

          Тяжело пришлось Ивану Павловичу но справился и братишек своих меньших поднял и мать поддержал и хозяйство в порядок привел, женился и своих семерых стал растить, лошадей завел пару, да свиней пяток,  да коровы две, а как без них семь - десять ртов прокормить,  но тут-то как раз и  подоспела коллективизация. Раскулачили Ивана Павловича и отправился он вместе с  любимой женой строить Беломорканал, откуда они уже не вернулись. Ну а дети разлетелись по городам и весям нашей, необъятной тогда, Родины .      

        Емельян Булгаков уехал на Донбасс, война застала его в Краматорске.

        Воевал с первых дней, был в плену, бежал, снова воевал, был ранен, контужен из госпиталя вышел в 1946 году. Зимой было холодно, неуютно, голодно поехал погостить к своей сестре на Кубань, сестра отца Александра жила на хуторе «Сеятель» с мужем и детьми. Здесь он и   познакомился с Катериной Морозовой – моей  мамой и остался навсегда в этом краю.

         О войне отец рассказывать не любил, не любил говорить о том что был инвалидом войны, очень был горд тем, что  в 60 лет вышел на пенсию по труду (говорил – я свою пенсию честно  заработал), свои военные награды никогда не носил. (Чего о войне то рассказывать - приказы выполнял, товарищей не бросал, от  противника  не убегал, пулям не кланялся, а убить человека невелика заслуга).

           Может быть поэтому,  мальчишкой я и  растерял все отцовские награды, где были и ордена и медали о чем сейчас жалею, сыну рассказать о дедовых наградах не могу. Помню медали «За отвагу», «За освобождение Белграда», орден «Отечественной войны», и еще штук пять было, но каких уже теперь не вспомню. Остались только юбилейные, послевоенные медали.

         Ноябрь 1948 года выдался снежным, ветреным, морозным поэтому родился я дома в своей хате на хуторе в ночь с 30 ноября на 1 декабря. В сельский совет отец смог выбраться только

5 января,  в день получки, и чтоб не нарушать отчетность  в книге  регистраций меня и записали этим днем, так по крайней мере говорит наше семейное предание. Долгое время день рождения у меня совпадал с днем  зарплаты  почти всех трудящихся Советского Союза и это всегда радовало.  Назвать меня решили в честь одного из моих дедов, так я и получил свое имя – Николай.

           Хата, в которой  я родился,  состояла из трех  помещений – жилая комната с тремя окошками одно, выходило во двор, два других в палисадник заросший кустами сирени, роз,  жасмина, лилий, ирисов, пионов и других цветов, которые посажены и  выращены бабушкой. Большую часть комнаты занимала русская печь, кроме нее стоит кровать, стол, две табуретки, лавка с ведром воды в углу и сундук. Дверь из нее вела в сени. Из сеней одна дверь вела во двор, а вторая в клеть, где стояла корова,  теленок и прочая живность (первое время пока теленок был маленький, и на улице было холодно, он тоже находился с нами в комнате). Под печью в старом сите сидела наседка и клевала всех,  кто подходил близко. Доски потолка поддерживал большой деревянный брус (матица или матка) на нем висели связки лука, чеснока, перца,  пучков сухих трав. На припечке стояла керосиновая лампа. Ее  зажигали  по вечерам, и тогда тени разлетались по стенам и потолку,  устраивая  бесконечное представление театра теней. Крыта наша хата, как и прочие на хуторе соломою, с камышовым коньком, в ней обитала стая воробьев, на которых иногда охотилась наша кошка, а иногда мы с друзьями. Пол в нашей хате был глинобитный и его каждую пятницу приходилось маме мазать тонким слоем специально замешанной глины и коровьей лепешки, часа через два, три глина высыхала и новый пол был готов к эксплуатации.

           Отец мечтал построить дом с деревянным полом, с черепичной крышей, большими светлыми окнами. Пришлось походить по Европе, посмотреть на цивилизованную жизнь.

         Тут как раз и началась «хрущевская оттепель», в совхозе «Южный», где всю свою послевоенную жизнь и проработал отец ездовым, выделили участки земли для желающих построить свое жилье и дали долгосрочный кредит под строительство. Я хорошо помню все перипетии этой стройки, поскольку и сам принимал в этом посильное но активное участие. Наш поселок назвали «Веселый». Залили фундамент из гравия привезенного из ближайшей речки, срезали на столбы три десятка акаций со старого двора (в свое время, так предусмотрительно посаженными бабушкой,  на хуторском дворе.)

            Через два года наша мечта стала обретать реальные черты, и мы переселились в наш дом. Может быть, он и не был верхом совершенства, но нам нравился очень. У нас было две светлых комнаты, с деревянными полами, с высоким светлым потолком, коридор с подвалом и резное крылечко.

  Здесь у меня появился письменный стол и настольная лампа. А главное, хоть на два - три часа, появилось электрическое освещение. Оценить это может только тот, кто  внезапно окажется лишен одного из благ цивилизации-электричества. Я стал запоем читать все, что находилось в домашней, школьной библиотеке и у друзей. Надо признать что и бабушка и родители к  книгам относились очень уважительно, несмотря на постоянную занятость  деревенскими  делами,  любили почитать хорошую книгу.

          Большинство друзей моего детства и юности появились в результате обсуждения прочитанных  книг. Так  в это время  моим другом стал  Виктор  Клюка, большой любитель охоты и рыбалки, мы вместе зачитывались рассказами о природе, путешествиях, дальних странах и диковинных животных. Виктор не закончил с нами полный курс средней школы, он ушел после девятого класса. Уехал  с другом сначала в Казахстан, где стал нефтяником, но все- таки позднее вернулся  к своей школьной мечте, закончил  Астраханский рыбопромышленный техникум. Работал инспектором рыбоохраны в Красноводске, а затем вернулся в родные края и стал рыбоводом в рыборазводном хозяйстве под станицей Михайловской. Мы долго переписывались с Виктором ,  я несколько раз бывал у него в гостях. Он увлеченно рассказывал мне о своей небольшой коллекции охотничьего оружия, о том  где он охотился в прошлом году, куда собирается  в этом году и куда планирует поехать в следующем. Показывал мне своих охотничьих собак, которыми очень гордился, рассказывал об охотничьих трофеях и искренне радовался книге о птицах, которую я привез ему в подарок. Мне кажется, Виктору  больше всех нас удалось жить той жизнью, которую выбрал  и построил он себе сам, а не сила жизненных обстоятельств. Как часто мы отступаем от своих мечтаний, устремлений, задумок и делаем не то, что нам хочется, а то, что предлагают нам обстоятельства.

            С Сашей Петуниным мы подружились зачитывая до дыр журналы, сначала «Техника молодежи», «Знание – сила», позднее «Вокруг света», «Юность». Благодаря «Петеньке», как все звали моего друга, я впервые прочитал «Мастера и Маргариту» Булгакова, «Войну» Стаднюка, «Горячий снег» Бондарева, а вот осилить  «Войну и мир» Толстого из школьной программы во время не удалось. Не «читалось», скорее всего,  по причине слишком юного возраста. К осознанию некоторых книг необходимо просто дорасти, а может быть дозреть.

           С Васей Сачковым мы подружились на почве увлечения живописью, постигая секреты грунтовки холста и приготовления кипяченого льняного масла, применения  скипидара, растворителя и секретов смешивания красок. Вася был заядлым футболистом и спортсменом.

В десятом классе первая любовь и конфликт из-за этого с педагогами привели к тому, что Вася остался в десятом классе на второй год, заканчивать школу,  а мы перешли в одиннадцатый.  Это впрочем совсем не помешало нам одновременно закончить школу. В этот год выпускалось сразу два класса.

          Спасибо нашим учителям, они смогли приобщить нас к большому миру и мы не считали себя на задворках страны, хоть это и громко звучит, но это главное ощущение, которое мы вынесли из школы. Мы получили заряд оптимизма и искренней веры, что перед нами открыты все пути, несмотря на все эксперименты проводимые министерством образования. Так в 1964 году выпускному классу добавили год обучения, поэтому выпуска не было, и кто поступал в ВУЗы в этом году я не знаю. Зато точно знаю что в нашем выпускном году выпускалось сразу два класса десятый и одиннадцатый. Наш одиннадцатый пытались профессионально подготовить и мы получили «корочки»  тракториста - механизатора  широкого профиля, которыми  мы  очень гордились .

         Они сохранились до сих пор. Мне эти корочки даже пригодились однажды. В студенческом строительном отряде, на целине, мне пришлось сесть за руль трактора. Моему другу Петеньке повезло больше, он был призван в танкисты, а потом трудился механизатором. Позднее он закончил заочно институт и работал механиком, заместителем директора  по технике, в совхозе где он проживал в станице Павловской на Кубани. Думаю сейчас он настоящий фермер.

        Наверное они пригодились и Володьке Ярошу, он всегда любил технику и механиком был по призванию всегда, да и работал он всегда с техникой рядом.

        Не  знаю, были ли они нужны нашим девчонкам, но мы все дружно учили по плакатам и в натуре гайки и болты, разбирались в тайнах работы четырехтактного двигателя внутреннего сгорания и прочих премудростях сельскохозяйственной техники . В конце концов каждый из нас смог завести трактор «пускачем» и лихо прокатиться на нем по улицам нашего  поселка.

        1961 год был знаменит не только полетом Юрия Гагарина, но и тем что к нам в класс пришли новенькие, в том числе двоюродные сестрички: Таня Козлова и Наташа Дороженко. Вот так я и  познакомился со своей будущей женой, правда узнал я об этом несколько позднее. В девятом классе я еще не задумывался об этом, в десятом  мы с Наташей дружно готовились к выпускным экзаменам и катались на таком ярко - красном, блестящем и громко - тарахтящем  двухколесном средстве передвижения марки «Ява»  и мало представляли себе, что нас ждет дальше.

           А дальше я работал в Таганроге, а Наташа с нашей одноклассницей Верочкой Князевой  работала в Курганинске на консервном заводе. За время работы девчата перемыли  «горы» стеклянных банок, перечистили  «горы» лука, пустили при этом  «море» слез, перебрали «горы» огурцов, помидоров и баклажанов, порубили на салаты «горы» капусты и морковки.  Вера осталась в нашем родном городке Курганинске, работала и училась,  и стала успешным  экономистом.

          Наш Курганинск - зеленый кубанский городок – казачья станица Курганная всегда для меня был  знаменит  тем, что здесь снимался фильм «Кубанские казаки». Декорации ярмарочных павильонов, построенные на выгоне, на берегу Лабы за станицей,  оказались так хороши, что в них расположился воскресный или центральный рынок, (в отличие от привокзального). Он простоял без ремонта больше двух  десятков лет.  Наш серый в яблоках, знаменитый жеребец, по кличке «Казбек», выставлялся на ВДНХ  в Москве. Отсюда, с Курганинского железнодорожного вокзала, начинался наш путь в большой мир.

               Я уехал работать в Таганрог, затем учиться в Харьков, а  Наташа в Минск к подружке  –однокласснице (Валя Дубинина уже  жила в то время в Минске). Мы переписывались, встречались, приезжая домой. А иногда, я, советский студент, разорившись на стипендию,  прилетал самолетом к Наташе на свидание в Минск…

             .Осенью 1970 года договорились мы с Наташей, что она переедет  в Харьков. Наташа рассчиталась с работы с Минского мотовелозавода, где работала в то время. собрала чемодан и ждала меня  в аэропорту Минска. А я в это время с букетом и при параде бегал по залам аэропорта города Харькова. Самолет, на который я взял заблаговременно билет, благополучно пролетел мимо Харькова.  Как  нам объяснили в справочном бюро, из Волгограда летела международная делегация в Харьков, а далее в Минск. Но на наших немецких друзей осмотр мест былых боев Великой Отечественной  на Волге произвел неизгладимое впечатление и они потребовали прямой и срочной их доставки в Минск и далее в Брест, минуя Харьков.

           Пассажирам предложили вернуть деньги и отправиться на железнодорожный вокзал. Народ разбредался потихоньку. А я от отчаяния и безнадежности ситуации отправился тогда к начальнику аэропорта за выручкой.  Он, на удивление доброжелательно, с пониманием отнесся к моей проблеме и отправил меня грузовым рейсом.(Наверное свою роль сыграло то, что сам начальник работал на этом месте третий день, был переведен с какого- то далекого северного аэропорта, и был несколько ошалевшим от количества свалившихся на его голову проблем.) Самолет летел в Ригу, вез почту, для меня он сделал посадку в Минске, пришлось, правда померзнуть в грузовом салоне. Зато через двадцать минут после посадки самолета,  я уже сидел за столом, где девчата из заводского рабочего общежития  успокаивали и отпаивали Наталью  чаем с лесной малиной, а меня угощали пирогами с грибами и рыбой.

          Рисковать еще раз с Аэрофлотом мы не захотели  и в Харьков поехали поездом.

          Наташа устроилась работать на «Шарикоподшипник», весной мы подали заявление, летом я уехал в стройотряд на целину в северный Казахстан, а 30 сентября состоялась наша свадьба.

          Тогда мы еще не знали, что это праздник «Веры, Надежды и Любови». Это ведь был религиозный праздник, а мы воспитывались в школе, как активные атеисты. Мы мало задумывались о «вечных» вопросах, ведь мы были молоды, жизнь бурлила вокруг нас и мы не задумываясь бросались в ее водовороты  и омуты. Мы с радостью носили пионерский галстук, а позднее и комсомольский значок, это давало нам ощущение нашей причастности к жизни всей нашей страны.

          Так 29 октября 1963 года нас принимали в комсомол. (В день рожденья комсомола). Райком комсомола находился в городе Лабинске, нам выделили грузовик и мы отправились в трехдневное путешествие. Перед райкомовцами мы предстали веселые, чумазые, проголодавшиеся, но полные энтузиазма и готовые свернуть горы. Мы охрипли  и потеряли  голоса потому, что пели всю дорогу комсомольские песни. С тех самых пор и запомнилась песня про «зеленое море тайги», - которое поет – «под крылом самолета», про целину, новостройки, огоньки железнодорожных станций   о  геологах  и дальних странствиях ,о моряках и летчиках. Сейчас это модно называть псевдо романтикой, а настоящей романтикой объявлять блатной тюремный жаргон. Жизнь внесла коррективы в наши взгляды, но тот щенячий романтический восторг, остался в нашей душе неистребим,  на всю нашу жизнь.

       В 1966 году мы сдали выпускные школьные экзамены. Получив аттестаты «зрелости» вчерашние школяры  разлетелись по всей стране, по всему тогдашнему Советскому Союзу от западных границ до Владивостока    

       На наш выпускной шел дождь. Мелкий, нудный, долгий, обложной  Он пытался испортить нам настроение, но не получалось никак. Торжественное напутственное слово  произнес  наш директор школы - Гиль Борис Григорьевич. В нашей школе долгое время не было  учителя иностранного языка, поэтому  нас учили все понемногу, кто какой язык учил в свое время тому и нас пытался научить. Когда пришел в школу Борис Григорьевич  он попытался за два года научить нас свободному владению немецким языком, но я к сожалению всю свою жизнь писал : иностранным языком владею со словарем, т.е  знаю буквы.

         Музыка, школьный вальс и вот наконец-то мы отправились встречать наш  первый  взрослый рассвет в лес, к Лабе.

           Праздничный стол наши девчонки накрыли в доме у Люды Ябуровой, родители которой тактично оставили нас одних. Дом стоял на лесном кордоне, ее отец работал в лесничестве.

           Люда Ябурова и Люба Непляхина   две самые веселые неразлучные подружки, которые первыми уехали после окончания школы и я почти ничего не знаю об их дальнейшей судьбе.

           Мы говорили тосты и пожелания,  говорили признания и откровения, говорили о прошлом и говорили о будущем, танцевали под радиолу, пели любимые песни и снова говорили обо всем и все сразу, шумели и смеялись. Нас, выпускников одиннадцатого класса было тринадцать. Но вместе с нами в этом году выпускался и десятый класс, Мы разделили пирамидку с деревянными колечками  и обещали встретиться через пять лет ну обязательно и непременно, но, к сожалению, не получилось. Летом 1971 года я уехал на целину в студенческий стройотряд. В этом году мы создали с Наташей нашу главную ячейку общества. У всех нашлись тогда срочные дела, а встретимся мы обязательно, только чуть попозже, так говорили мы себе. А попозже конечно приезжали и встречались, но не все и уже не так, как тогда хотелось и мечталось в тот незабываемый летний рассвет.

            Ближе к утру,  мы  поутихли и немного загрустили, присели на дорожку, помолчали и вышли встречать рассвет, на опушку леса, к Лабе. Дождик стихал, но небо было в тучах и рассвет тоже грустил вместе с нами о том, что школьные годы пролетели и о том , что мы расстаемся.           На нашей выпускной фотографии 1966 года мы вместе оба  выпускных класса десятый и одиннадцатый и наши педагоги.

           Вот Булыга Павел Иванович, на его уроках мы путешествовали по всему земному шару, из его рассказов поняли, что американцы тоже люди , но  они вверх ногами ходят, и утром, когда мы идем в школу, они ложатся спать.

        Вот Муратова  Анастасия Степановна на ее уроках мы отправлялись в прошлое, бились с рыцарями на Чудском озере, вместе с крестоносцами отправлялись в крестовые походы, или мучительно вспоминали  даты войны алой и белой розы, а события новейшей истории находили отражение в каждой нашей семье. По правде сказать, все события до нашего рождения казались нам  тогда древнейшей историей.

            Вот Анучин Дмитрий Петрович – с ним мы изучали законы геометрии, законы треугольников нам казались тогда такими сложными, хотя  потом  в жизни треугольники встречались и позаковыристей. Под его баян  мы учились петь героические и лирические песни  о гражданской войне, военные марши и другую самодеятельность. На уроках пения  он нам играл на мандолине,  а иногда, когда мы вели себя пристойно, то и на скрипке. У нас были и свои музыканты. Володька Ярош превосходно  играл на баяне. А когда  в клуб совхоза приобрели духовые инструменты,  то все мы  зписались в оркестр и хотели стать музыкантами, но не всем это удалось. Мой дружок  Петенька стал - таки музыкантом и научился играть на  баритоне, это такая труба, которая   ведет основную мелодию в духовом оркестре.

            Мамонтова Лидия Петровна – физика для нас была  острием  научно – технического прогресса. Достижения физики впечатляли, задачи по физике вселяли уныние, гранит науки казался несокрушимым, но мы учились его сокрушать и это у нас даже иногда  получалось.

           Садовничая Валентина Николаевна – это благодаря,  ее заботам мы познали бином Ньютона, а такая сложная наука как математика стала нам немножко ближе и понятней.

            Гиль Борис Григорьевич – наш бессменный директор – пытался научить нас немецкому языку – в результате в анкетах мы пишем:- немецким владею со словарем, то есть практически никак. Но здесь нет его вины, будь это английский или иной язык мы бы учили его гораздо успешней, чем язык тех солдат, которые не так давно топали по нашей земле своими сапогами.

           Нет на фото нашей классной,  Ангелины Андреевны, она нас учила химии. Периодический закон и таблица Менделеева всегда были перед нашими глазами, меня  это и привело позднее на химфак  политехнического института.

             Нет на этой фотографии и  многих других, кто занимался с нами не так долго или по какой-то случайной причине не попал на нашу выпускную фотографию.

         В школьные годы,  мы  постигали не только азы наук, но и азы социальной культуры и семейной этики. Мы дружили и влюблялись, ссорились и мирились. Первой  семейной парой состоявшейся из наших школьных взаимоотношений стала семья Володи Яроша и Лены Синициной, они из одного выпуска, хоть и из разных классов. Длинная дорога в школу и из школы способствовала образованию семейного союза. Наша, с Наташей, семья  образовалась позднее, но выросла она из тех же школьных дней. Когда мы еще только собирались стать взрослыми: - « и все учились понемножку чему-нибудь и как- нибудь» - как сказал классик.

                                                                                                             

 

                                                                                                                 На развилке трех дорог

                                                                                                               Стоит город Таганрог.

                                                                                                               Ни проехать, ни пройти,

                                                                                                               Ни по морю обойти…

              Мы, с моим ближайшим соседом по поселку Вовкой Панариным, очень хотели летать. «Есть одна у летчика мечта – высота…». Поэтому, как только мы получили  аттестаты, мы тут же  собрали необходимые справки и срочно отослали документы в Ростовское училище гражданской авиации. Вызова на экзамен  мы так и не дождались. Решили ехать и узнать в чем дело. В приемной комиссии нам показали большой бильярдный стол, заваленный нераспечатанными письмами, В этот год учебные заведения могли себе позволить отбор абитуриентов даже  по адресам на конверте. Нам предложили самим найти свои письма и забирать их нераспечатанными.

             Прокопавшись в этой горе часа полтора, мы с нашими документами оказались на улице, т.е. на лавочке в Ростовском аэропорту. Мое внимание привлек плакат Харьковского авиационного института, там еще принимались документы  и я через час улетел в Харьков, а Володя остался на лавочке, где его вскоре обнаружил младший лейтенант из Армавирского военного авиационного училища, который занимался набором курсантов. Так мой друг стал курсантом, а потом  военным летчиком – штурманом дальней авиации. А я отчаянно сдавал химию, физику, даже написал сочинение в Харьковском авиационном институте.  Срезался я уже  на последнем экзамене (письменной математике) и по этой причине конструктора самолетов, вертолетов и ракет из меня не получилось.

            Более того, мы с моими друзьями: Петенькой( Сашей Петуниным) , Лешкой(Алексеем Безматенным) и Коляном (Николаем Горяиновым –его семья переехала в Курганинск, он тоже выпускался в этот же год вместе с нами, но только уже в ШРМ- школе рабочей молодежи)   не смогли попасть даже в сельское профтехучилище. Лешка уехал сразу в Таганрог, где устроился  работать учеником токаря на Комбайновый завод и жить на квартиру к своему мастеру в каморку без окон и дверей. Мы втроем приехали к нему через месяц. Три дня мы ходили по улицам города из дома в дом и искали квартиру, но никто не хотел сдавать квартиру молодым оболтусам, приехавшим в поисках счастья за три - девять земель в чужой город, не имея ни специальности, ни знакомых ,ни друзей в этом городе – имея только огромную уверенность в собственных силах и непреклонное желание свернуть горы . Без прописки и жилья нас не брали на работу.

          На четвертый день мы попали в район порта и увидели вывеску общежития .Через два часа мы уже были приняты на работу и поселены в одной комнате этого общежития. И началось Время сказочное, счастливое и беззаботное. За окном, в порту, раздавались гудки пароходов, шумел прибой и в соседнем дворе, где располагался яхт-клуб, хлопали паруса крейсерских яхт. Соленый ветер с моря приносил запахи заморских стран, каждый день был полон предчувствий грядущих перемен и свершений, синяя птица хлопала крыльями у нас за окном.

          Очень скоро Лешка, бросил свой завод  и перешел к нам в общежитие. Мы вместе работали, вместе проводили свободное время. Забегали после работы в припортовый буфет выпить кружку пива и послушать очередную  невероятную историю какого - либо заблудившегося  бывалого морского волка, зачитывались морскими рассказами и сказками Грина, по вечерам ходили в городской парк, где на танцплощадке играл духовой оркестр.  В обеденный перерыв прихватив пару досок  в портовом доке спешили в яхт-клуб,  где затаив дыхание смотрели как старый шкипер  клеит новую мачту, вместо старой, разбитой осенним штормом, помогали ему латать пробоину в борту, шлифовали, до кровавых мозолей, корпус нашей красавицы «Веги» -крейсерской яхты, Дивной музыкой звучали незнакомые нам, выросшим вдали от моря, слова: грот и стаксель, рында, оверштаг, шкот… Мы ловили каждое слово нашего старого капитана и были бесконечно счастливы,  когда выходили, наконец-то, в море. Мы были бесконечно благодарны ему, когда он поручал кому-то из нас румпель. Яхта, словно живое существо, слушалась малейшего твоего движения рулевым рычагом, и ветер казался другом, и брызги случайно срезанной  верхушки шаловливой волны еще больше придавали азарту этому, почти фантастическому, полету над морем. Мы тогда не могли и поверить, что очень скоро нас разбросает в разные стороны света, как горошины из спелого стручка, мы твердо были уверены в том, что не сегодня-завтра мы все вместе отправимся в чудесное  кругосветное путешествие, полное невероятных приключений и счастливых событий. Море смеялось, море пело, море баюкало нас на своих ласковых волнах. Звезды сверкали громадными алмазами, каждое слово было наполнено недосказанной тайной и глубочайшим смыслом существования всей вселенной.  Нам хотелось перемен, нам хотелось новизны, мы словно весенняя пашня ждали посева.

         Так прошел год.

          Петеньку осенью призвали в танкисты. Отслужив в армии, он вернулся к родителям на Кубань и стал работать механизатором, потом механиком. Мой друг всегда любил поковыряться в моторе машины. Там он женился и вырастил своих  детей. Теперь уж наверно растит внуков.

       .Как выяснилось в Таганроге, на комбайновом заводе работал еще один наш выпускник, Коля Иванисов, и по заведенной тогда традиции, мы всей дружной кампанией, весной провожали его в Армию.

       Лешка через год поступил в  сельскохозяйственный институт и  после успешного  окончания работал  по распределению в селе Ярославка, Ярославской области. Был хлеборобом и животноводом руководил и заведовал профсоюзом  в сельском хозяйстве. Женился,  растил и воспитывал троих  дочерей.

      Колька Горяинов дольше всех продержался в Таганроге, целых три года,  но и он уехал в далекий город, туда, где встает солнце, на самом краешке земли русской - в город Владивосток.

       Когда  пришло лето  я тоже уехал. Уехал на подготовительные курсы  в Харьковский политехнический институт, целый месяц старательно вспоминал школьную программу, сдал экзамены и стал студентом. Отучился почти шесть лет, получил диплом инженера – химика – технолога и по распределению приехал работать в город Керчь. Впечатления о некоторых  студенческих  буднях, похожих на яркий праздник, запомнились на долгие годы всей моей последующей жизни и перебили ранние впечатления о Таганроге. Тем не менее, первое время мы с друзьями из Таганрога активно переписывались, даже навещали друг друга, потом реже, потом иногда посылали праздничные открытки, а теперь просто вспоминаем наши самые счастливые годы.  

                    

Впечатления о некоторых студенческих днях

 

                                                                                                                  Будет еще небо голубое,

                                                                                                                  Будут еще в парке карусели...

                                                                                                                Это ничего  что мы с тобою,

                                                                                                                До сих пор жениться не успели.

         Так поется в одной студенческой песенке. Студент вольная птица, пока  не успели обзавестись разными  семейными заботами и поэтому только сессия несколько усмиряет беззаботный нрав студенчества.

          Поступать в Харьковский политехнический институт, помня печальный опыт 1966 года, я приехал пораньше - в конце июня. Сдал документы на подготовительные курсы, получил направление на поселение в общежитие и отправился поселяться.

          Общежитие химмаша и неоргаников находилось на улице Веснина, рядом с ипподромом, возле  парка Горького. Еще продолжалась летняя сессия и в комнате, куда меня поселили, двое третьекурсников на несколько минут оторвались от своих чертежей и схем, буркнули что-то невразумительное и снова уткнулись в свои «Процессы и аппараты». Третьим оказался первокурсник Федя Васютин – теперешний  декан  Н- факультета . Он досрочно сдал последний экзамен и уже в ранге второкурсника на следующий день отправлялся в Харьковский областной студенческий строительный отряд. Он сделал мне экскурсию по ближайшим жизненно важным торговым точкам и ознакомил со студенческим бытом.

         Год работы в Таганрогском морском порту и проживания в его общежитии не прошли даром, и поэтому  я спокойно воспринял условия  и общественный уклад  студенческой жизни, хоть и было много нового и любопытного.

           Надо сказать, что общежитие наше видимо, было уже один раз достаточно красочно описано Ильфом и Петровым , но имело свои отличительные особенности. Оно состояло из двух зданий связанных переходом на уровне третьего этажа. Вход был у химмашевцев, где имелась строгая проходная с вертушкой и неподкупным  вахтером, а к нам на первый этаж соседнего здания

( который именовался трюмом)  нужно было долго добираться по узким переходам на уровне третьего этажа и мрачных лестничных маршей. Позднее мы, конечно же оценили, все преимущества нашего «трюма»

         Целый месяц я упорно «грыз» на подготовительных курсах, подзабытый в Таганрогском порту, школьный курс наук, сдавал экзамены и наконец- то получил радостную весть – зачислен!

          Нас, первокурсников, поселили в угловую комнату ( в ней стояло девять кроватей, два шкафа, стол и четыре стула ). Подобралась, чисто случайно, интернациональная команда: грузин –Алхазишвили, азербайджанец  - Алик Бабаян;  Виктор Мкртычевич  Мовсесян ( отец армянин, мать полька , а я русский по паспорту – говорил Виктор) , Ваня Сидоренко и Ваня Зезекало «з пид Полтавы», Толик Ворона и Виталик Калайдо – русские ребята , я приехал с Кубани  да еще пару старшекурсников добавили: - третьекурсник Паша Украинский , да пятикурсник Владимир  Задорожный –  «вечный»  студент, имевший  в студенческой среде уважительное прозвище  «Профессор», исключительно за знание преферанса.

          Окошко « нашей обители» выходило на каменный  забор возле трамвайной остановки. Очень удобно было запрыгнуть на бордюр оттуда на заборчик и далее на широченный каменный подоконник. В первый же месяц наша комната стала проходным двором, зато в следующем мы потеряли ключ от входной двери и долго  пользовались привилегией отдельного входа. Когда  меня включили в состав сборной по велоспорту, то я умудрялся входить таким образом в комнату вместе с велосипедом, который хранил под кроватью.

       Первый курс как всегда начинался с колхоза. Нас отправили убирать урожай в ближайший подшефный колхоз. Из колхоза мы привезли в общежитие мешок картошки и мешок сахару. Картошка была съедена, остатки сахара были превращены в бражку по всем законам химии в качестве тары и для конспирации инициатором и исполнителем Пашей Украинским был использован огнетушитель в коридоре. Сие действо он произвел дабы реабилитировать себя после неудачного рейса в гастроном, куда он был делегирован в один из вечеров за бутылкой популярного, тогда в студенческой среде вина белого «мицного», а принес бутылку сухого импортного, от первого глотка которого сводило судорогой челюсти, а на второй глоток не все отваживались.

        Первый семестр закончился очень быстро и сразу расставил акценты :успевать надо все,- на лекции можно не ходить, но экзамены надо сдавать без хвостов, стипендия маловата , но без нее совсем худо, лабораторные и практические должны быть всегда сданы, а зачетка всегда при себе.

        На праздник к 23 февраля девчонки нашей группы подарили нам книгу - «Кобзарь» в красивом подарочном переплете на украинском языке и по вечерам, провинившиеся нарушители студенческого быта нашей комнаты, обязаны были выходить в коридор и громко, с выражением , читать  творения  классика. Посмотреть на это событие собиралось все население нашего этажа.  И хотя такой  интернациональный состав нашей комнаты был совершенно случаен, мы подружились и прекрасно ладили друг с другом.

     Отдельное слово о нашем старшем товарище по комнате, о «вечном студенте» Задорожном.

       Вовка Задорожный – учился на нашем факультете в общей сложности более десяти лет. За это время он успел поработать лаборантом, отслужить в Армии,  поучиться и на дневном и на вечернем отделении и побывать в академическом отпуске, быть отчисленным и вновь восстановиться. Вовка   имел  феноменальную память. Он любил поражать воображение первокурсников  и первокурсниц, цитируя наизусть учебник общей химии под редакцией Глинки. Это действительно впечатляло. Он просил раскрыть учебник на произвольной странице, называл раздел и начинал цитировать, обычно с начала раздела, если не абсолютно, то очень и очень близко к тексту.

         Кроме исключительной памяти  наш вечный студент обладал очень живым  и весьма  беспокойным характером азартного игрока. Он играл во все известные нам  игры и не только карточные.  Каждый вечер за нашим столом разыгрывалась пулька и молодые кандидаты наук регулярно приходили повысить свой класс игры в преферанс к «Профессору».

      Часа в три ночи можно было наблюдать в нашей комнате такую картину: посередине, под одной из лампочек, за столом расписывается «пулька». Игроки в пальто и перчатках. Над столом дым, хоть топор вешай. Форточка открыта, в нее с одной стороны выходит дым, а с другой стороны летят красивые снежинки, припорашивая две ближайшие кровати. На одной из них крепким, можно сказать, богатырским и абсолютно безмятежным сном спит Ваня Сидоренко, на другой двое третьекурсников постигают азы преферанса и дуются в «гусарика». Алик Бабаян зубрит на завтрашний день ответ на семинар. Валерка Алхазишвили и Витек Мовсесян, вяло переругиваясь,  обсуждают достоинства  девушек с которыми накануне,  познакомились. Мы с Ваней Зезекало  забравшись за шкаф пытаемся вникнуть в суть интеграла, а Виталька Калайдо, привязав к нитке сухарик , пытается дрессировать нашу общую любимицу, маленькую серую мышку по кличке «Химоза»

         Когда интеграл начинает нами восприниматься как некое  живое существо и наше терпение заканчивается, мы с Ваней вскакиваем и начинаем бороться между собой. При этом все оживает, начинает переворачиваться вверх дном и искать пристанища понадежнее. Стулья и чертежные доски перемещаются как в замедленном кино. Третьекурсники бросают карты, ругаются, что в этой комнате совершенно невозможно заниматься ничем серьезным и уходят к соседям. Там тихо, темно и скучно. Поэтому минут через двадцать они тихонько возвращаются на исходные позиции.

        Преферансисты молча поднимают чертежную доску с текущими  результатами партии и стойко переносят весь этот ураган или землетрясение местного масштаба. Они абсолютно спокойны, потому, что «Профессор» в случае необходимости восстановит весь ход партии и распишет вновь все, до последнего виста и не было случая, что бы Задорожный ошибся или сознательно сжульничал. Мышка убегает в свою норку под плинтусом. Виталик с Аликом уходят на кухню поискать чего-нибудь съестного и не найдя ничего, принимаются жарить картошку. Вскоре на запах начинает собираться все недремлющее население нашего «трюма»..Большой, упитанный и неторопливый Алхазишвили и маленький, худенький и вертлявый Мовсесян пытаются успокоить нас с Ваней своим нескончаемым рассказом о том как правильно надо бороться и какие великие борцы живут у них на родине.. И только Ваня Сидоренко, перевернувшись на другой бок, продолжает спать все также невозмутимо и безмятежно.

        По субботам Задорожный, со своим другом, регулярно ходили на ипподром, благо далеко ходить не надо, крики болельщиков доносятся из-за забора.  «Для души и  подкормить лошадок»-говорил Вовка, но на тотализаторе за все известное время они выиграли только однажды и это был праздник для всего нашего Н - ского этажа. Мы все подшучивали над «профессором» и говорили, что не только « лошадкам на сенцо» перепадает с его скромных студенческих доходов, но и новый каменный забор вокруг ипподрома тоже выстроен на его средства.

         Однажды его уговорили поехать в стройотряд, на целину, и он поехал скорее на спор, чем по зову сердца или необходимости. Перед отъездом он купил билет не то художественной, не то музыкальной лотереи. Как азартный игрок по натуре Вовка играл, во все известные игры, и частенько бывало «влипал» в разные авантюрные истории, но тут ему просто повезло, и он  выиграл пианино. В стройотряде он познакомился с выпускницей интерната,  ученицей ПТУ, работавшей на практике продавщицей в сельском магазине. В этом магазине Вовка отоваривался сигаретами «Прима» производства Тбилисской фабрики №2 . Они отличались тем, что кроме студентов их никто не покупал. Каждая сигарета после нажатия становилась похожа на колючую проволоку – из нее во все стороны вылезали кусочки корней, стебельки и черешки различных растений, но только не табака, хвойных иголок, стружек и древесных опилок и прочих сложных ингридиентов из которых собственно и изготавливались эти сигареты.

           Через месяц  у практикантки обнаружилась крупная недостача и Вовка как настоящий джентльмен,  вытащил из кармана билет с выигрышем, выложил его на прилавок удивленным ревизорам и забрал зареванную растратчицу  с собой  в Харьков, и потом при  всяком удобном случае  всегда с гордостью говорил, что жену себе он выиграл  по лотерейному билету.

            У нее  не было документов, не было прописки.  Их не расписывали в Загсе потому, что она была несовершеннолетней. Но в нашей громадной комнате студенты  им выделили уголок, отгородили двумя шкафами и через полгода они отпраздновали свою скромную студенческую свадьбу.  За этими заботами он едва не пропустил сроки своей дипломной  защиты и весь дружный наш этаж, чем мог помогал собрать его дипломные материалы, рисовал схемы и болел  на его защите. «Вечный» студент наконец то защитился и отправился работать куда – то в НИО…ХИМ…ДЫМ.. ПРОМ…

          Чего не могли сделать все профессора и деканы в течение долгих его двенадцати студенческих лет – запросто решила простая ученица ПТУ, и Вовка Задорожный- «вечный студент» стал наконец-то взрослым человеком, дипломированным специалистом , отцом семейства и с сожалением, а может и с радостью покинул наше студенческое братство.

          Однажды, ранней весной, когда солнышко припекало так, что на лекциях было  усидеть невозможно, мы с моим дружком Ваней Зэком сбежали с лекции и решили отправиться в парк Горького, на природу. ( Зэком Ваню звали потому, что перед поступлением он был пострижен наголо, так как готовился в солдаты, но попал в студенты, а прическа  осталась и отдавала криминальным оттенком.) Наше внимание привлекла такая удивительная  картина - под нашим окном на раскладушке загорал Лешка Сухорученков – студент второго курса. Он пил пиво из трехлитровой банки и слушал патефон. Патефон был куплен по случаю в прошлое воскресенье при посещении Благовещенского рынка. Это был старый, скрипучий, поцарапанный и местами поржавевший механизм, но пластинка была шикарная (одна – единственная) с одной стороны вальс «Амурские волны» с другой «Брызги шампанского». Со всем этим реквизитом мы уже втроем через несколько минут появились на центральной аллее парка. Остановились, осмотрелись, отпили по глотку пива из трехлитровой банки, накрутили пружину патефона и поставили пластинку. Подошло несколько знакомых студентов с модными транзисторными приемниками. Мы начали медленное передвижение по центральной аллее, через десяток метров мы отпили еще по глотку и перевернули пластинку.  К нам на необычное зрелище стал подтягиваться народ из боковых аллей. Когда мы подошли к концу аллеи, за нами уже собралась громадная толпа, которая шумела, галдела и пыталась выяснить «А в чем собственно дело? Что за демонстрация? Что дают?». Очень скоро нам пришлось объясняться с ребятами в красных погонах. Мы никак не могли объяснить, что никакого митинга мы не собирали и никаких политических требований не выдвигали, а просто погода замечательная  и музыка на нашей пластинке такая , что никаким транзисторам с ней не справиться и мы не нарушаем общественный порядок, а вроде как совсем наоборот, пытаемся  влиться в число отдыхающих. На подмогу пришлось вызывать «Адмирала».

            В сентябре, когда мы вернулись с  целинного  студенческого строительного отряда, нас снова потянуло в парк Горького. Под ногами шелестели  листья, изредка в них попадались пустые корки от  каштанов. Ване Отченашенко ну уж очень - очень захотелось достать каштанчиков. Он решил потрусить несколько деревьев  на центральной аллее в позднее вечернее время.

          Ребята в красных погонах и тут успели вовремя снять нас с дерева и повели в участок для проведения воспитательной беседы.

          Трудно сказать, чем бы закончились такие воспитательные  беседы, если б на помощь к нам не приходил «Адмирал» -  Нина Ушакова, наш боевой комсомольский вожак – член ЦК комсомола Украины. Во всех сложных ситуациях и взаимоотношениях с внешним миром она  неизменно выступала нашим незаменимым и арбитром и адвокатом. Она умудрялась вовремя оказаться в нужное время в нужном месте и умела повернуть ход дискуссии в нужном направлении. Все эти баталии она выиграла блестяще.

         Мы все это хорошо помним, ведь это было совсем недавно и воробьи, которые купаются  с криком все в той же луже, расскажут вам обо всем этом, если вы захотите подойти к ним тихонько и постоять рядом с ними пять минут на центральной аллее парка весной, после первого же теплого дождя. Об  этом можно наверное прочитать и между строчек тех конспектов, которые ведут наиболее нерадивые из ее нынешних  студентов. Это ведь с ее легкой руки мы уезжали летом в студенческие строительные отряды по всей нашей, тогда бескрайней стране: на целину в Казахстан и на стройки Туркмении, в Харьковскую область и в далекую Тюмень, ехали в тайгу и оставались в Харькове строить свой новый корпус.

                                                Калабашка моя, калабашечка!

                                               Восемь дырок в штанах - одна рубашечка.

                                               Калабашка моя, калабашная,

                                               Ах, ты жизня моя - да бесшабашная.

                                                           Кто-то едет на Кавказ, чтоб погреть живот.

                                                           Кто то просто в гастроном за вином идет,

                                                           Нам другая жизнь нужна - беспокойная-

                                                           Жизнь -  как русская песня  - привольная.

   - пели мы в полночь свою отрядную песню, на  платформе Харьковского вокзала, уезжая на летние каникулы в Кустанайские целинные степи , в студенческий строительный отряд. «Калабашки» свои - то бишь строительные штукатурные ковши, мы с Ваней, как главные калабашники  держали за поясом, в рабочем состоянии - отмытыми, начищенными и даже продезинфицированными.

          Студенческие строительные отряды это особое явление в нашей тогдашней  студенческой жизни.  Если студенческие годы это праздник жизни, то ССО, как мы считали тогда, да и продолжаем считать сейчас, это подарок к этому празднику. Стройотряд  давал  возможность многим из нас заработать средства для продолжения учебы, но гораздо больший заряд бодрости и оптимизма  мы получали  сами  от совместной нашей работы. От чувства  сопричастности к той улице, которую мы оставили в далеком поселке Кустанайской области,  от радости выполненной  работы  в зданиях  школы, садика и магазина, которые мы построили своими руками от первого забитого  колышка до конька на крыше. Это была школа нашей первой  взрослой жизни  и самостоятельной производственной деятельности, первого творчества, удивления от результатов приложения собственных сил и возможностей.

          Мы едем в Кустанайскую область, район Кара-су, совхоз Майский. Сессия сдана досрочно. Поезд, целый состав,  отходит в полночь от Южного вокзала города Харькова под звуки марша «Прощание славянки».

          Два неразлучных друга: Вася и Ванечка уже две недели не разговаривают. Они поссорились решая в какой отряд ехать - на целину или в Тюмень. В результате Ванечка никуда не едет. Он пришел проводить нас демонстративно в майке и шортиках: «Завтра с подружкой уезжаю отдыхать на Черное море, буду загорать до цвета шоколада» - говорит он и показывает билеты на поезд Харьков – Симферополь.

        Вася едет на целину. Он человек неторопливый и обстоятельный. Вася – наш отрядный завхоз. Он, как боцман на корабле, отвечает за порядок на погрузке, за инструмент и за груз который мы везем с собой. Он  отмахивается от Ванечки и молчаливо и деловито пересчитывает, наверное, в сотый раз ящики, мешки, сумки, пакеты и коробки. Кроме необходимого нам рабочего инструмента, в подарок поселковой школе мы везем набор химической посуды в кабинет химии - с ним возится наша пионервожатая - она будет вести с местными  ребятишками летний школьный лагерь дневного пребывания. У поварихи сухой паек на дорогу и секретные приправы. В состав отряда взяли художника - студента художественно - промышленного института. В колхозе он будет оформлять местный дворец культуры. За излишнее пристрастие к новым формам монументального изобразительного искусства он, у наших остряков, получил прозвище «Графито». У наших соседей, студентов Химмаша – водитель – студент ХАДИ, а у нас есть свой неорганик – Гриша Готилов – раньше, до поступления в ВУЗ, он  шоферил в своем селе. Есть и доктор – студент мединститута. Наш «Пилюлькин» будет целое лето вести прием больных в сельском фельдшерском пункте и надо признать, что к нему на прием будут ехать пациенты из десятка окружающих сел.

       Вот и гудок локомотива. Поезд стучит свой извечный вопрос. Третий раз пересчитываю своих «бойцов», что - то никак не сходится. Наконец вытаскиваю на свет божий «зайца». Как провожал нас в шортиках и майке, потеряв босоножки в лихом танце, с нами не удержался и уехал Ванечка. Пропал загар на море и билеты в Симферополь и подружка уедет без него, но Ванечка счастлив, просит не высаживать его и не отправлять назад. Тут же на «Совете» решили «зайца» простить, зачислить в отряд, взять с собой и экипировать всем миром. Вскоре нашлись и потертые штаны с дырками, и одна рубашечка, и даже кеды подходящего размера. Так рождалась наша отрядная песня.

       За трое суток дороги наговорились, напелись, наспорились на десять лет вперед.  Переехали Волгу. Бросили с моста в воду традиционный пятачок, на счастье и чтоб вернуться. Ночью, на глухом полустанке состав выбросил нас в степную тишину, хрюкнул и убежал дальше.

       Утром мы уже на месте, обживаемся. поселок Майский.

Степь куда ни кинь взгляд, словно море. Глазу не за что ухватиться. Ночью как то выехали со своим водителем и заблудились, попали к соседям за 150 км.

        Все заняты. Готовится инструмент, набиваются ручки и рукоятки, точатся пилы и топоры, на площадке забиваются первые колышки будущих фундаментов жилых домов, магазина, коровника, школы, садика. Наши бравые плотники, Ванечка и Вася ,  установили умывальник и душ ,под руководством «Пилюлькина», и ушли за лестницей. Доктор ходит в задумчивости, что бы еще сделать, наконец решает налить воды в душ и испытать его готовность. Возвращаясь из правления колхоза я вижу как доктор балансирует на двух табуретках с ведром воды. Одно неосторожное движение и наш «Пилюлькин» на земле с вывихнутой рукой. Рука словно плеть висит выступая из плеча неестественно низко и страшно. Плечо начинает распухать, доктор хоть и не кричит,  но сдерживается с трудом, а я отчетливо понимаю, что сейчас на двести верст кругом нет ни одного не только доктора, но и фельдшера. Достаю из докторского чемоданчика учебник хирургии, и начинаю его ускоренно изучать под бдительным его руководством, рассматриваю  картинки и слушаю  лекцию о методах и приемах вправления плечевого сустава, их к моему удивлению целых три. Пробую первый – не получается, второй тоже. Приходят наши неразлучные плотники  Ванечка и Вася. Укладываем нашего «Пилюлькина» по третьему способу на стол, ребята крепко держат доктора, а я выворачиваю руку по указанным, на рисунке учебника, стрелкам. Снова не выходит, пробую еще раз, и с характерным щелчком рука становится на место. Доктор тихонько постанывает, а я вытираю холодный пот со лба. После этого случая наш доктор безпощадно карает всех нарушителей охраны труда, и их к счастью оказывается не так уж и много. Травм у нас практически не было за исключением первых трудовых мозолей.

        Через два дня выясняется, что Жеку  Жернового нельзя ни с кем ставить в пару. Работы никакой по причине исключительной живости характера, черезвычайного красноречия и знания тысяч невероятных историй по любому поводу и горячего желания с каждым поделиться этими знаниями сейчас и немедленно.  Ставим Жеку  «начальником» растворного узла. Прекрасно самосвал не успевает возить раствор. На узле полный порядок, дорожки разве что не посыпаны белым песком.

        На третий день снова перебой, нет раствора. Полдень. Жара. Подхожу к растворному узлу слышу как Жека ругается на чем свет стоит, выясняется  что уже два часа нет машины.

        Иду в гараж. На пригорке возле гаража стоит наш самосвал. Под ним, обняв коленвал, сладко задремал наш водила – Гриша. Вечером за ужином собрались все, посмотрели на Гришу, помолчали. Был бы чужой,  наверное,  выгнали б и отправили назад, а это почти сто процентное отчисление. Своего пожалели, оставили. В общем транспортных проблем у нас больше не было до конца работы.

         Первый фундамент. Первый кирпич. Первое окно. Первая крыша. Первый домик. На крыше, на шифере большие буквы ХПИ, видно в степи издалека.

          Приехали и работают рядом  наши конкуренты – шабашники, бригада строителей с гуцульщины. Мой друг Ваня целый день напевает  «А где твой дом гуцулочка …– Карпаты.» Гуцулы поют лучше и  работают отлично. Пришел совхозный прораб, заговорил о песнях, а в результате мы с Ваней побились об заклад с прорабом, что завтра в выходной, мы вдвоем, с утра до вечера, за световой день оштукатурим снаружи наш первый жилой дом. День летом длинный,  работали от души,  три подсобника не успевали подавать раствор, но заканчивали уже при свете луны.  Болельщиков к вечеру собралось, почти весь поселок. Нас все дружно поздравляли, а прораб долго возмущался  и не соглашался с результатом, но к нашему отъезду на прощальный ужин выставил ящик коньяка.

         На следующий выходной к празднику «дню строителя» готовим концерт художественной самодеятельности. Выявляется море скрытых талантов. Грише в руки попала гармошка, и он два часа подряд, не повторяясь, поет частушки. Саша Прокопенко лихо отплясывает «гопака» и «яблочко». «Рыба» - Вовка Рыбченко под гитару поет свои и чужие бардовские песни. В общем студенческий  капустник. Участвуют все.

        На заднике сцены работа нашего художника, «Сграффито» на тему счастья и труда. Некоторые события и лица героев взяты прямо из жизни колхоза, поэтому узнаваемы и вызывают живейший интерес зрителей. Вот посевная и бригадир трактористов, вот механик у него родился сын, вот первоклашки идут в новую школу, вот «осенний» призыв в армию колхозных призывников, вот открытие сельмага, а вот и главное – новоселье. Главный критик – колхозный парторг воспринял произведение положительно, зрители, особенно те,  кто попал на полотно, тоже очень довольны. Художник, как первоклассник первой пятерке, радуется первому признанию.

        Праздником остались довольны все и зрители и исполнители...,  и еще неизвестно кто больше.

 На следующий день председатель привез в подарок мешок молодой картошки. Мы с Ваней дежурим по кухне. Взяли мешок и отправились на растворный узел.  Загрузили картошку в бетономешалку и через полчаса картошка почищена и помыта. И хоть мы старались отмыть картошку от песка, в нее все - таки многовато песчинок нафаршировалось в процессе такой вот обработки. Картошечка получилась с  «хрустом». Реакция на нашу рационализацию неоднозначная:  утром - ругались и ворчали, а вечером -  просили добавочки.

        Задержка на коровнике - нет стекловаты для утепления кровли. Заменили на солому перемешанную с глиной, процесс трудоемкий, а сроки уходят - объявили всеобщий аврал.

       Первый заморозок. Побелка. Покраска. Остекление. Ограждение. Ключи. Конечно не все так гладко, где-то не так красиво, где-то огрехи и недоделки. Тем не менее новоселье, сентябрь уже начался и зовет нас в аудитории. Стараемся устранить все замечания новоселов.

        На прощальном ужине  председатель с парторгом подняли тост за наш стройотряд, выпили из из наших с Ваней калабашек и рассказали о новых планах на следующее лето, но это уже для новых строителей. Через год приедет новый состав «Калабашников», они уже сейчас активно обсуждают, что мы сделали не так, и их ждут свои сомнения ошибки и достижения, а нас ждут на следующий год военные сборы. Прежде чем сдать экзамен на воинское звание и примерить лейтенантские погоны мы наденем курсантскую форму и отправимся в лагеря.

         Калабашки в рюкзаках. Поезд, везущий нас в родной Харьков, выстукивает свои точки и тире. Нам, кажется, прошла вечность с того момента, когда Ванечка, растеряв свои босоножки, зайцем пробравшись в вагон,  уезжал с нами в студенческий строительный отряд. Вот он снова со своим неразлучным другом Васей опять спорит, о том, куда они поедут в будущем году.

       Нам повезло. Мы были в стройотряде, когда это явление было еще стихийным, на уровне бригад «шабашников», а поэтому и более эффективным, чем в то время когда его пригладили, заорганизовали, возглавили и чуть ли не в расписание внесли.

         Утром в Харькове дружно идем на рынок и покупаем по дюжине новых носков. Вот такой ритуал возвращения к цивилизованной студенческой жизни. 

 

                                                                                  «Солнце на спицах, синева над головой…»

        Отдельным вопросом стоит физическое воспитание. Все студенты  расписаны  по секциям и без зачета по физвоспитанию  стипендии не видать. Честно сказать занимаемся мы в охотку. Я кручу педали в велосекции. Велосипед держу под кроватью.  Объездил весь город вдоль и поперек. Зачислен в институтскую сборную. Участвую в квалификационных соревнованиях…  Но жизнь полна неожиданностей. Весной еду на сборы в спортивный лагерь ХПИ «Фигуровка».  На сборах гоняю мяч босиком и разбиваю мизинец на ноге, как раз в том месте, где затягивается на педали ремешок – туклипс. На этом моя спортивная карьера велосипедиста резко заканчивается.

        Все это время мой дружок Ваня Зезекало отрабатывал тактику футбольной игры в нашей факультетской футбольной команде. К сожалению, он разошелся с тренером во взглядах на стратегию подготовки команды и вот в результате два здоровых парня оказываются в группе ЛФК, (так как по положению физкультурой занимаются все, не нравится ни один вид спорта, или подкачало здоровье – ходи в группу лечебной физкультуры.)  Наш факультетский куратор по физвоспитанию пытается нас куда-нибудь пристроить, по нашей просьбе, и вот в результате, мы оба оказываемся в секции фехтования, не имея об этом  предмете ни малейшего понятия. Наш тренер по фехтованию ну очень не хотела с нами возиться. Она сказала, посмотрев на нас первый раз, и в общем - то правильно сказала, что двадцатилетних оболтусов, за год она сможет научить только стоять в стойке, как манекенов. Но наш энтузиазм был так велик, что на удивление нашему тренеру, мы не только научились стоять и ходить в фехтовальной стойке но и вывели факультет по фехтованию на почетное третье место в общем зачете  институтской олимпиады, чем немало озадачили институтское спортивное начальство. Но дальше нас подвел кросс. Десять километров  вроде и небольшая дистанция, бежим себе потихоньку, а тут подвернулся попутный трамвай с веселой вагоновожатой, зашли на минутку взять телефончик, а в результате чуть не побили олимпийский рекорд. В общем судьи засомневались в нашем результате, результат аннулировали, а нас чуть не оставили без стипендии.  Ко всему в добавок тут еще Гриша , наш отрядный водитель, не сдал зачет по плаванию. И вот пришлось нам вместе с Гришей идти сдавать  зачет по плаванию, который сдавали на водном стадионе «Динамо». По дороге к стадиону нам встретился ларек с пивом. Гриша тут же нам популярно объяснил, что с точки зрения физики, чем больше жидкости внутри тела, тем выше его плавучесть и принял три кружки на грудь. Как оказалось впоследствии Гриша не умел плавать, вернее умел, но только теоретически, (ну не было в их деревне ни речки, ни пруда,  ни ставка) и поэтому немножко побаивался, но воодушевленный теорией и пивом он решил не отставать от нашей  обшей компании и бодро вышел на старт вместе со всеми. Вместе со всеми он дружно прыгнул в воду и даже поплыл. Он проплыл уже половину бассейна когда осознал это, а когда понял, что он плывет,  то очень обрадовался и испугался  и стал икать и тонуть одновременно. Спасателями выступили мальчишки из детской секции пловцов, они как лилипуты Гулливера облепили со всех сторон стокилограммового Гришу, подтащили его к бортику бассейна,  а поднять на бортик им не хватило сил. Наконец на счет «ТРИ» они выкатили Гришу на бортик.  Наш герой  икнул очередной раз и сказал своим спасателям: « Ну что же вы ребятки меня не в ту сторону спасали, надо было б к переднему бортику, ведь до зачета оставалось совсем немножко».

       Все вопросы студенческого самоуправления, поселения, проживания и быта решал студенческий совет, а председатель студсовета был для нас фигурой поважней чем декан факультета. Декана мы видели изредка, а председателя студсовета практически каждый день, и вся наша жизнь протекала у него перед глазами. От него не скроешь, что мы с Ваней,  на день рождения Ломоносова, в нашей общежитской читалке устроили  конкурс любителей пива. А на мой день рождения уронили из окна третьего этажа бутылку из-под «Шампанского» чуть ли не на голову пришедшему с проверкой в общежитие декану. Что сорвали лекцию о семье и браке, устроив в это время импровизированный футбольный матч под окнами читалки между первым и вторым этажами во время проливного дождя, за наш «Трюм» болела большая часть общежития.

     Энергия в нас бурлила, и иногда находила выход совсем не в том направлении,  как нами задумывалось.  Мы агитировали и голосовали  не за  того  председателя студенческого совета, которого рекомендовал деканат  и пытались устанавливать свои порядки в общежитии, которое считали своим домом. Бунт на корабле тут же был пресечен. Нас выселили из общежития. Почти пол года мы ночевали на стульях нашей необъятной комнаты, как гости, но не сдались.

        Никогда не узнаешь сразу, что творит фортуна – хорошо это или плохо. И вот,  волею  случая произошло великое переселение студентов и  мы попали в общежитие ББК (Большой белый корпус), в студенческом городке «Гигант». Для улучшения учебного процесса или с целью интернационального воспитания иностранных студентов, нам объяснили что это необходимо для улучшения их языковой подготовки,  нас поселили с иностранными студентами в новое общежитие. Тут была масса преимуществ: во первых ближе к учебным корпусам, во вторых комната на четверых – это не прежняя наша «казарма». На нас, правда возложили обязанности по поддержанию порядка в общежитии, мы дежурили на проходной в составе оперативной группы ДНД, но это  нам казалось само собой разумеющимся.

      Для адаптации и более быстрого освоения русского языка нас селили вперемешку с иностранными студентами. Мы поселены были  с вьетнамцами, с нами на этаже жили немцы, поляки, на  других этажах арабы, монголы, потом появились южноамериканские, африканские  представители студенчества. Это внесло массу новых впечатлений в нашу студенческую жизнь. В нашей комнате общежития ББК « Гиганта» поселены были со мной  Миша Костев,  Саша Прокопенко и вьетнамец Нгуен Зуй Ши. Нгуен писал стихи о своей далекой родине и сокрушался лишь о том, что вернется во Вьетнам когда война  со Штатами  уже закончится. Он мечтал вернуться и отомстить за погибшего отца. Но в год окончания нами института война во Вьетнаме  действительно закончилась.

          Саша Прокопенко из всех нас  имел самые интеллигентные манеры. На первых порах нашей совместной жизни он категорически  не  ел сала, лука, сырых яиц и другой простой и полезной пищи. Потом привык к нашему студенческому быту, не отказывался от супа «харчо», приготовленного в чайнике, а на пятом курсе выдал крылатую фразу : «перед сном  сала не поел - голодным спать ложишься».

           Сдал сопромат – можно жениться шутили студенты механики. У нас химиков такой наукой был предмет ОХТ - общая химическая технология. Много запутанных схем, много заданных условий, много различных приборов и аппаратов, много реакций и еще больше условий их проведения. Вела курс в нашей группе доцент Орлова. Она была строгой, требовательной, энергичной, молодой женщиной, лично проверяла наличие у каждого схем того или иного технологического процесса. Требовала приносить на экзамен полный набор схем всех технологических процессов и абсолютно  категорически не воспринимала шпаргалки.

           Наша группа  сдавала экзамен во вторую смену. Доцент Орлова пришла (скорее ворвалась)  в аудиторию за две минуты до начала экзамена. Пятеро наших отличников взяли билеты и отправились готовиться. На нашу беду утром в первую смену первокурсники сдавали математику и оставили в столах кучу макулатуры ,«шпор», «бомб» и просто записок, различной конфигурации и различного качества исполнения. Орлова прошла по аудитории, только взглянула в столы, увидела бумаги и возмутилась. Обстановка была напряженная,  состояние нервное, что в конце концов и привело к конфликту.  Из столов на  середину аудитории преподавателем были высыпаны горы макулатуры, собранной в гармошку и свернутой квадратиком. От старосты потребовали пригласить представителя деканата для комиссионного приема экзамена.

           С  превеликим трудом убедили мы нашего экзаменатора  в  том, что вся эта макулатура к нашему предмету не имеет никакого отношения,  что мы на третьем курсе просто не можем себе позволить примитивную шпаргалку.  Наконец-то она немного успокоилась  и  готова  была продолжить экзамен,  но теперь не нашлось ни одного желающего идти на «лобное место».

           Надо сказать, что я был более других далек от мысли вообще сдать этот экзамен  потому, что лекции я посещал не совсем регулярно, схемы техпроцессов собрал только вечером, да и то не все. С десяток схем я выпросил у немцев, они были выписаны тушью на большом формате, на меньшем формате несколько схем  я выпросил и вьетнамцев, они были разрисованы цветными фломастерами, несколько штук были неизвестного происхождения выполнены разными цветами  карандашей и на альбомных листах разных размеров,  но и этого не хватило. Недостающие я наскоро нарисовал на половинках тетрадного листа и теперь переминаясь стоял у входа в аудиторию.

         Время шло, преподаватель нервничал, а обстановка продолжала накаляться. И тут  меня  товарищески подтолкнули в аудиторию, почти к столу. Я глубоко вдохнул и понял, что это мой звездный шанс. А можно без подготовки сказал я независимо, небрежно взяв  ближайший билет, достал необходимую схему технологического процесса и начал рассказывать.  Преподаватель  от такой наглости  демонстративно от меня отодвинулась и отвернулась, давая понять, что все что  я ни скажу ересь, глупость и ерунда. Когда я ответил на первый вопрос, мне жестом позволено было продолжить отвечать на второй. Когда я отвечал на третий вопрос, то меня уже слушали более  заинтересованно, задавали вопросы, просили комментариев и пояснений. После нескольких дополнительных вопросов выяснилось, что в моем сборном альбоме не хватает одной схемы. Да, там действительно не хватало одной технологической схемы, но «схему получения этилового спирта каждый студент должен знать наизусть» – сказал я  и  тут же воспроизвел на листочке недостающую схему.  Расстались мы уже почти друзьями, я получил закрытую зачетку (меня очень интересовало что там, внутри, но я стойко скрывал свой интерес). Я старательно собирал свои разномастные листочки и на вопрос преподавателя зачем я это сделал -  чистосердечно ответил, что все это взято в долг и необходимо вернуть не позднее сегодняшнего вечера. Далее последовала немая сцена. Затем наша « грозная» доцент Орлова рассмеялась, махнула рукой и сказала: « Это ж надо, еще ни разу в жизни,  я такому откровенному  лентяю не ставила пятерку».

       Электротехника - наука, в нашем понятии вполне прикладная, то есть на практических занятиях мы с удовольствием  ковырялись в разных схемах , что то творили на лабораторных занятиях, а вот на лекциях было труднее. Расписание выдалось уж очень неудачное, то очень рано, то наоборот поздно. А тут еще устроились на подработку на кожзавод. Лабораторные сданы, но чем ближе сессия тем острее встает, перед нами с Мишей вопрос, о сдаче экзамена по электротехнике.

       Вот и сегодня с утра лабораторные по военной подготовке в химкорпусе, а вечером лекция по электротехнике в физическом.  Работаем на «военке» с жидкими газами. Беру пробирку, чтобы налить в нее жидкого азота  из «Дьюара», одному неудобно. Приходит мой товарищ и начинает меня ругать за то, что я держу пробирку голой рукой. Ты забыл как нас заставляли наливать кислоту в резиновых перчатках.

          В методичке про это ничего не сказано, гну я свою линию.

          Надо уметь читать между строк не соглашается мой напарник и надев какие то брезентовые рукавицы (наверное сварщик оставил в углу после ремонта труб) забирает у меня пробирку..                  

          Наливай командует он. Наливаю, жидкий азот льется гораздо легче, чем вода. При этом он еще и брызгается. Несколько капель попадают мимо пробирки на наши руки. По моей голой руке капля жидкого газа катится как ртутный шарик не причиняя вреда, а  дальше попадает на брезентовую рукавицу к Мишке. Кажется все в порядке, он сдергивает рукавицы, а там под ними обе руки в волдырях - термический ожег холодом. Нас отправляют в медпункт на перевязку – Михаила  как пострадавшего, меня как сопровождающего. Возвращаемся через четверть часа. У моего друга обе руки забинтованы и подвешены на тесемках вокруг шеи. Он сперва категорически отказывался от бинтов, в принципе ничего страшного, пара волдырей, но я попросил сестричку бинтовать поосновательнее, в два слоя, а то мой друг спит беспокойно и чтоб повязки не слетели ночью надо вязать покрепче. Сестра смеется, но бинтует по нашей просьбе основательно, тем более мы пообещали завтра прийти на перевязку.

       Приходим назад. Ну и какой вывод вы извлекли из происшедшего – строго спрашивает наш преподаватель. «В инструкциях нельзя читать между строк» - в один голос отвечаем мы с Мишкой и поясняем наш предыдущий разговор. Преподаватель задумывается и совсем неожиданно ставит нам зачет по работе. Выходим на улицу, ну что – домой? Я хоть бинты поснимаю говорит Мишка. Я не соглашаюсь. Ну нет, ни в коем случае, вот теперь то мы и пойдем с тобой на лекцию по электротехнике обязательно.

         Приходим и садимся на самый первый ряд. У меня нет конспекта но я старательно пишу какие то  формулы сразу в две тетради. Преподаватель замечает наши старания и спрашивает, что с руками. Вся аудитория дружно описывает опасный опыт на военной кафедре и Миша проявляет, по мнению студенческой аудитории,  почти героическое стремление  к знаниям электротехники.

       Через неделю на экзамене в ответ на замечание, что нас на лекциях никто не видел, мы гордо предъявляем забинтованные Мишкины руки и преподаватель только своими руками разводит и тут же предлагает нам один билет на двоих, но в двух вариантах: устном и письменном. Согласились и сдавали очень долго, но не ушли без оценок. Мой друг, сгоряча, даже пообещал переписать весь конспект заново, вот только снимет бинты и купит тетрадку. Нам тут же презентовали огромную «амбарную» книгу – книгу записей электриком еженедельного осмотра электрооборудования и предложили это сделать своей настольной книгой до самого окончания института, до самой защиты дипломов.

        Когда вечером бинты сняли к нам в комнату зашел Ваня и так ехидненько спросил: «Ну и как долго ребятки, вы будете переписывать конспект по электротехнике».Лучше б он так неосторожно не шутил, потому что Миша  на первом листе сего фолианта своим красивым, ровным почерком  старательно  вывел : «Похождения  бравого студента Н-ского факультета, группы Н-17 а, Зезекало Ивана Гавриловича. Краткие биографические данные и после их перечисления на первом листе записал: Сегодня, ранней весной 1970 года, а точнее мая месяца тринадцатого числа Ваня пришел домой очень поздно, а точнее в 23 часа 55 минут. А провел он время , по его собственным словам, заехав совершенно случайно в один из далеких  и глухих районов города, так называемую Журавлевку, и он даже прихватил с собой номер от этого трамвая и повесил его на спинку своей кровати. Позднее вышеозначенный субъект лег в кровать, отказавшись от ужина, что само по себе уже очень подозрительно, и долго мурлыкал какую-то песенку и пытался рифмовать отдельные слова, чего ранее за ним никогда не замечалось. Отдельные слова с трудом но можно было разобрать: трамвай, пятый номер, сирень, пень и т. д … Дал он все это почитать Ване утром и сказал: « ну сейчас не горит, а вот через пару лет за этот «конспект»,  с Вас Иван Гаврилович, будет причитаться бочка пива».

        Два года записи в этом «конспекте» велись, красивым Мишкиным почерком с разной регулярностью. Сведения в сей документ вносились как путем опроса друзей и знакомых, так и записью того,  что Ваня чистосердечно выносил на наш суд сам, посмеиваясь над нашей затеей. Но через два года, когда пришло время свадебных церемоний, то Ване пришлось таки на мальчишник выкатить бочку пива... После публичного прочтения, в узком кругу нашего мальчишника, этот манускрипт был торжественно сожжен в углу за общежитием.

         На третьем курсе пришла пора делать из нас не только инженеров, но и офицеров Советской Армии. В нашем доме, на стенах висели фотографии близких нам людей и многие из них были в военной форме. Служил мой дед, воевали отец и дядька, партизанил тесть. Я любил поглазеть на армейские фотографии моих старших братьев. Как минимум пятеро к тому времени уже отслужили, а двое готовились пойти на службу. На Кубани в то время считалось, что служба в армии это один из необходимых этапов жизни молодого человека, после которого он становится наконец - то взрослым.  

           Поэтому к появлению у нас в расписании занятий по военной подготовке, как я, так и большинство моих друзей однокурсников отнеслось по философски спокойно. А потом, по окончании военной кафедры мы поехали на военные сборы в лагерь, под Белой Церковью.  

 

      

                                                                       Белая Церковь, Киев. Сон.

                                                                       Белоцерковский гарнизон.

                                                                       Я счастлив, молод и влюблен,

                                                                       Так прорастает связь времен.

                                                                                  Улыбка, синий взгляд – дурман,

                                                                                  Все обещающий обман.

                                                                                  И я забылся, я сражен…

                                                                                  Белоцерковский гарнизон.

                                                                       Май , солнце , комариный звон,

                                                                       Белоцерковский гарнизон-

                                                                       Юнцов зеленых сонный строй,

                                                                       Вот рядом он – подать рекой.

                                                                                  Улыбка, карий  взгляд – пожар,

                                                                                  Богини благосклонной дар,

                                                                                  И громкий вздох и тихий стон…

                                                                                  Белоцерковский гарнизон.

                                                                       Звенит душа, как камертон –

                                                                       Белоцерковский гарнизон.

                                                                       Туманный , зыбкий образ твой

                                                                       Слизнет ленивою волной.

                                                                                  Улыбка, серый  взгляд – искра,

                                                                                  Мечты ль несбывшейся пора,

                                                                                  Здесь все поставлено на кон.

                                                                                    Белоцерковский  гарнизон.

                                                                       Мала земля,– для сердца – трон,

                                                                       Белоцерковский  гарнизон.

                                                                       Весной, и осенью,  и в зной

                                                                       Твой взгляд подарит мне прибой.

                                                                                   И лишь зеленых глаз туман

                                                                                  Нам не оставят в сердце ран.

                                                                                  Будь счастлива и ты, и он

                                                                                  Белоцерковский гарнизон.

         Через много лет, я приехал  в Киев, на курсы повышения квалификации преподавателей техникумов и мне отчетливо вспомнились вдруг те несколько недель курсантского бытия. И строевая подготовка и маршевая песня и противогазы и сапоги с портянками и кросс с полной выкладкой.

       Когда в расписании появилась военная кафедра, то у меня наконец то появился предмет по которому я вел почти регулярный конспект. Там не все иногда можно было прочесть, но его регулярно приносил дежурный - «секретчик» и так же регулярно собирал в конце занятий, складывал в чемодан, опечатывал личной печатью и сдавал в секретную часть. Не сдашь конспект и с территории военной кафедры не уйдешь. Больше всего нас возмущало, что из своего конспекта и листочка даже нельзя выдрать. На сдачу от приобретенных тетрадей для военной кафедры, веселая продавщица, приложила маленькие красные детские пинетки. Вечером долго решали над чьей кроватью их повесить. Все сомнения разрешил заглянувший к нам Ваня Зезекало, кого у нас «Батей» зовут тому и достанутся.

        Так, с его легкой руки, над моей кроватью в общежитии их и подвесили на красивой тесемке с бантиком.  И вот когда мы были на сборах в лесу под Белой Церковью, есть такой прелестный городок под Киевом, раньше чем офицерские погоны, в июне месяце я получил долгожданную телеграмму: - « Поздравляем рождением дочери».

         Тут же отправили гонца в самоволку, за колючую проволоку в ближайший пионерский лагерь и вечером в нашей курсантской палатке благоухало коктейлем из вино-водочных, спиртосодержащих и парфюмерных. Водка коньяк, ром, одеколоны и лосьоны, зубные элексиры и прочие добавки составили неповторимый букет напитка, которым мы отметили рождение  моей дочери – Людочки.  Дежурил  в этот вечер майор Андриевский – между нами  майор «Будка караульная» - он явно что то заподозрил и долго ходил принюхиваясь вокруг нашей палатки, но так и не понял зачем это вечером  весь  третий  взвод дружно брился и одеколонился, неужели среди недели собрались в самоволку  на танцы в ближайший колхоз?

        После сдачи экзамена по «военке» я умчался на Кубань, полюбоваться на дочку и поздравить жену и бабушек, дедушек и других родственников,  а на военной кафедре вывесили списки призывников. Половину новоиспеченных лейтенантов после защиты  диплома, забирали на службу в армию. Мой друг Миша пришел на кафедру почитал списки и сказал, меня нет в списках, а Булгаков уехал домой, у него дочка родилась, и на кафедре он появится не скоро. Его тут же остановил дежурный офицер и список исправил приговаривая: « друг твой конечно разгильдяй, а вот из тебя конечно получится настоящий, ответственный, высоко - дисциплинированный, бравый офицер». Вот теперь, при наших встречах, Мишка напоминает про должок. Я ж за тебя два года  оттрубил в армейских сапогах.

            Дипломную работу я делал на своей  кафедре стекла и ситаллов в полуподвале старого корпуса, заставленного всевозможными приборами, пропыленного и пропахшего всевозможными химикатами как у средневекового алхимика. Работа была  увлекательной, наставником был  Гордиенко Ярослав Иванович, замечательный инженер и  человек весьма интересный, некоторые его высказывания я помню и по сей день. Можно было бы остаться в аспирантуре, но перед молодой семьей встал вопрос жилья и я, как молодой специалист, отправился искать его на производство. Перед распределением я проехал почти по  всем предлагаемым предприятиям и имел картину предоставления жилья молодым специалистам практически по всей отрасли.

           После получения диплома я выбрал распределение на работу в город Керчь, на металлургический завод им. Войкова, а мои самые закадычные друзья отправились служить в Советскую Армию.

          Керчь я выбрал по нескольким причинам: во первых здесь началось строительство крупного цеха стальной эмалированной посуды, и здесь мне пообещали, как молодому специалисту первоочередное получение жилья (и надо сказать, что слово сдержали. Через четыре месяца работы на заводе наша семья справила скромное новоселье. Мы получили свою квартиру.), во вторых здесь было море, о нем я  не забывал со времени работы в Таганроге, а в третьих когда я впервые попал в город, на автовокзале меня встретила бочка с Керченским пивом и сушеными бычками на подносе. Уже стемнело, но бойкая,  продавщица зажгла свечку и весело отпускала пиво вперемежку с шутками в адрес своих покупателей. Было заметно, что все эти люди давно знакомы и хорошо знают друг друга, как обычно бывает в маленьких городках, они улыбнулись мне как старому знакомому, нашли свободную кружку, поделились вяленым бычком, поинтересовались откуда привела меня судьба и куда собираюсь дальше, и в этот момент я понял , просто почувствовал, что это мой родной город, и мне никуда больше не надо спешить, и я уже больше отсюда никуда не уеду. Хотя честно сказать первые два – три года очень тянуло в Харьков, наверное студенческие годы не хотели отпускать.

        А позднее, через два года, после окончания службы мой друг, с которым мы делили студенческие заботы, оценки и кров над головой приехал в Керчь, да и  остался здесь тоже и нам довелось позднее вместе потрудиться на одном предприятии,  на Керченском заводе стеклоизделий. Здесь московский ГИС( государственный институт стекла) внедрял новую разработку- производство облицовочной стекломраморной плитки. Спроектированная печь была высокотемпературной, требующей громадного количества топлива, по нынешним меркам весьма неэкономичной, но тогда газировка стоила дороже бензина. Выработка расплавленной стекломассы осуществлялась через платиновую втулку, вставленную в донный брус корундового огнеупора, толщиной четверть метра.  Но огнеупор не выдерживал, разъедался агрессивным расплавом стекла и втулка выпадала. Первую втулку так и не нашли, хоть и перебрали вручную тонн шестьдесят стеклобоя. Нужно было менять конструкцию втулки, а наши умельцы с помощью молотка, зубила и электросварки не смогли справиться с платиной. Для ускорения процесса, мне как самому молодому специалисту сунули в портфель две изуродованные втулки, общим весом до полкило платины, выписали командировку на три дня и наш зам директора, бывший летчик, отвез меня в  Керченский аэропорт,  к своим друзьям – летчикам. Спустя  три часа я уже в Москве, в лаборатории ГИСа выкладывал платиновые втулки. В работу их то взяли сразу, но долго не знали как оформить это документально. Для изделий из драгметаллов, в том числе и платины, оказывается, существовала специальная служба доставки и на обратном пути втулки отправили отдельно, а меня отдельно. На обратном пути, проходя через детектор в аэропорту меня четыре раза возвращали, заставляя выкладывать все новые и новые металлические предметы (ключи, монеты, бритвенные лезвия, пряжку от  ремня, значки …) Я радовался думая о том, как долго мне пришлось бы объяснять компетентным органам откуда взялось пол кило платины в моем, еще студенческом, портфеле, если б такой детектор стоял не только на входе, но и на выходе из аэропорта.

       Хорошо помню четверг, 4 ноября 1976 года. Это был «День чистоты»на вверенном мне участке. Дело было только к обеду, как вдруг появился мой непосредственный начальник Миша и сказал: «Придется тебе за чистоту на участке выписывать дополнительную премию, а то как же ты справишься сам, без друзей, с таким подарком. Звонили из роддома, у тебя – сын. Принимай от друзей поздравление».

        Нашему Керченскому заводу Стеклоизделий принадлежал карьер кварцевых песков Заморского месторождения, где, на рекультивированных землях, возле станции Пресноводная, расположился заводской пансионат «Солнечный» и детский оздоровительный лагерь. Нам, молодым работникам завода летом, в составе ДНД приходилось выезжать и дежурить на заводском пансионате. Это было замечательное дежурство. Мы все любили наш пансионат и с удовольствием дежурили и отдыхали там организуя выезды сменами, бригадами или просто семейным кругом, с друзьями и детьми. Как жаль, что в «перестроечное время» все это пошло с молотка и завод и карьер и пансионат и мы не смогли ничего вернуть, кроме наших воспоминаний.

                                                           Как трудно удержать в ладони

Горсть белого Заморского песка.

Он тонкой струйкою, как время на перроне,

Течет сквозь пальцы у меня.

           Летят песчинки, золотом сверкая,

           Как наши судьбы, разлетаясь на ветру.

           Друзей и близких лица узнавая,

           Я в тех узорах медленно бреду.

Ах! Как же удержать в ладони

Горсть белого Заморского песка?

Прибой лениво хлюпнет подо мною

И   …  нет следа!

           Рисует гранулометрию

           Веселая азовская волна.

           Нас, как песчинки закачает, заколдует

           И ветру больше не отдаст.

Ну как мне удержать в ладони

Горсть белого Заморского песка?!

В узоры на песке смотрю до боли-

Как их остановить и как понять?

           Но вот на свете появился МАСТЕР -

           Спаял песчинки наших душ огнем.

           На кончик пробника взял огненную каплю,

           Вот и «сосуд» для ВРЕМЕНИ готов.

Нет! Мне никак не удержать в ладони

Горсть белого Заморского песка!

Теперь он струйкою своей готов на доли

Жизнь разложить любого МУДРЕЦА.

           Вот взял песочные часы ученый ГЕНИЙ,

           Что бы всмотреться вглубь времен.

           Что бы у нас не осталось сомнений-

           Кто МЫ, откуда и зачем живем?

Нет! Никому не удержать в ладони

Горсть белого Заморского песка.

Кого спросить – «Боспорские Агоны»?

Ответа нет – все в мире СУЕТА….

           Вот круг друзей, и рог уже по кругу,

           И вот, мой друг, тебе моя рука.

           Ужель сумеем мы, взяв за руки друг друга

           Взять ЗОЛОТОГО горсть, Заморского песка.

Песочные часы на столике ПОЭТА…

И только струйка золотого цвета

С  НАДЕЖДОЙ шепчет::«Оглянись пока,

Все в мире было, есть …  и будет на века!»         

         В доперестроечное время  многих  выпускников нашего  «Политеха» можно было встретить на разных предприятиях  нашего города – Героя  Керчи , на заводе Войкова, на судостроительном заводе «Залив», на СРЗ, на  заводе Стеклоизделий и стекольном комбинате «Кварц».Начали строить приборостроительный завод «Альбатрос»  и бросили - теперь это все уже не нужно новым хозяевам наших  заводов. От заводов остались практически только вывески.

          Но жизнь продолжается и мы радуемся, встречая на улицах нашего города наших земляков.

Так случилось, что в Керчь судьба забросила многих выпускников «Южно – поселковой средней школы №11». Ну, во первых,  это мы с Наташей приехали согласно моего направления, как молодого специалиста на Керченский металлургический завод им. Войкова, в новый цех стальной эмалированной посуды,  потом две ее лучшие подружки, две Валентины Тихонова и Дубинина. Муж Дубининой Валентины – Толик Власов тоже учился в нашей школе, но немного раньше. Он нашел свое призвание, получив права шофера  в Курганинской автошколе. С тех пор он не расстается с баранкой, он шофер – дальнобойщик, водитель первого класса. Его брат Николай. Два брата Вася и Саша и сестра Лена Валентины Тихоновой, Наташина сестра Лена, моя сестра Александра, а потом пошли их дети и  внуки. Нас теперь в Керчи целое землячество. Все это время мы часто встречаемся, общаемся друг с другом, дружим домами и семьями и часто вспоминаем школьные годы  и Кубань, где прошли наши школьные годы.

           За прошедшие годы мы все трудились на предприятиях города специалистами в разных областях и на разных должностях. Тихонова Валя работала бригадиром  на заводе Войкова, Наташа Дороженко – архивариусом, чертежником, оператором  в проектно-конструкторском отделе того же завода. Я тоже начинал мастером на заводе им. Войкова, потом работал технологом на стекольном заводе.

           Более двенадцати лет преподавал в Керченском металлургическом техникуме и работал заместителем директора профессионально – технического  училища. Однажды, приехав к родителям на Кубань, я заглянул  в родную школу под благовидным предлогом, провел беседы в выпускных классах о своем городе, о техникуме и  его  специализации. Честно говоря в школе были новые педагоги, которые мне не очень то обрадовались моему посещению, а вот дети слушали внимательно и некоторые выпускники приехали к нам учиться. Позднее в техникуме, проверяя журналы учебных занятий я с удовлетворением отмечал успехи своих односельчан, радовался встречая знакомые фамилии( Гончарова, Ефимова, Шаталов…).       

          Сейчас уже более десяти лет я  работаю на железной дороге. Начинал проводником, начальником поезда, сейчас начальник техотдела вагонного депо. В вагон проводниками  мы пришли с моим другом и напарником, тезкой – Николаем Паршутиным. Это случилось после того, как предыдущее место нашей работы – Керченский завод Стеклоизделий, объявило себя банкротом, а мы остались за бортом жизни, без средств к существованию. Вот тут – то и стали мы с Коляном  проводниками – напарниками. Как в старой пиратской песне: - «Мы спина к спине у мачты, против тысячи вдвоем». Вот так и мы стали вдвоем, спина к спине у кипятильника в плацкартном вагоне поезда дальнего следования, стали постигать истины кочевой поездной жизни. Мы окунулись в эту жизнь с головой, и не только справились с ней, но и стали напарниками и друзьями.

       Обычно в жизни друзей находишь в юные годы, в школьные, студенческие,  а с Колей мы познакомились и подружились уже достаточно взрослыми людьми. Это был человек действия, человек-тайфун. Только сейчас, когда его не стало в живых, сердце не выдержало его стремительный темп жизни, его напор и огромную энергию, я начинаю понимать, как много мы теряем с уходом друзей.

                                                                       Огни перрона скрылись позади.

                                                                       Уходим в ночь от Курского вокзала,

                                                                       Напарник примостился у «титана»

                                                                       И, кажется, немного загрустил.

                                                                                  «-Ты не грусти, товарищ мой надежный,

                                                                                  Вся наша жизнь пройдет под стук колес.

                                                                                  Ты не оставил мне вагон «холодный»,

                                                                                  Я смену сдам, когда пришел черед».

                                                                       Я на тебя всегда мог положиться,

                                                                       Напарник - это больше, чем друзья.

                                                                       «Случилось что- то, что тебе не спится?»

                                                                       Твою беду разделим пополам.

                                                                                  Пусть над вагоном мирный дым клубится,

                                                                                  Напарнику я верен до конца.

                                                                                  Все что начертано и суждено – случится…

                                                                                  Но пусть «зеленый»   нам  горит всегда!                        

         Моему тестю, Сергею Семеновичу Дороженко, было шестнадцать лет, когда началась война. В семнадцать он уже партизанил, и встретил Победу настоящим Героем, только домой его не отпустили. Как сказал военком: «Возраст у тебя призывной, а служить в твоей деревне некому, так что надо еще дослужить почти два года. Хотел жениться, и невесту присмотрел (девушка Женя до войны жила в Киеве, на Андреевском спуске), а тут еще два года дослуживать. Обиделся. Но делать нечего дослужил призывной возраст, и невеста дождалась. Вернулся в родные «Островки» в отцовский дом. И детишки пошли один за другим, а обида все не отпускала. А тут еще сестра уехала на Кубань и прислала письмо, абрикосы растут на улицах, спелые плоды падают на землю и их никто не подбирает. Собираться долго не пришлось, через неделю уже были всем семейством на Кубани. Все как-то устроилось и с жильем и с работой – устроился в совхозную строительную бригаду - мог и каменщиком и плотником, а печи такие ложил, что из соседних станиц приезжали заказчики. Так и проработал Сергей Семенович строителем до самой пенсии. Все было хорошо на Кубани, только загрустил он по родному болоту, по родной белорусской деревне, и сколько я помню, все разговоры заканчивались одним:- вот старшая дочка устроится и уедем домой в Белоруссию, - вот Витя, сынок, отучится и уедем домой в Белоруссию, - вот дочка, Надюшка, вернется из очередного рейса и уедем домой в Белоруссию,- вот младшенькую замуж отдадим и уедем домой в Белоруссию,- вот выиду на пенсию и уедем в Белоруссию. Но вот наконец-то Виктор стал ветиринаром и уехал в родные края, дед Сергей стал пенсионером и вернулся домой в Белоруссию, теперь это уже называлось деревня «Ново Бухоловка». Старое подворье, с которого уезжали три десятка лет назад, стояло пустым, заброшенным, запущенным. В конце огорода выросла дружная роща березок и осинок, и только на улице старый дуб, казалось не изменился нисколько.

        Отпуск у преподавателя техникума позволял нам с Павликом, приезжать ежегодно на стройку, которую затеял на родном уголке Белорусской земли дед Сергей. В первый же год заложили фундамент. А на следующую весну Чернобыльская авария. Слава Богу , не попали в зону отчуждения, радиоактивные облака обошли стороной дедову деревеньку. Так каждый год и приезжали мы с внуком, помогать деду, строить дом. И дом получился на загляденье, на высоком фундаменте, из белого силикатного кирпича, как игрушка смотрелся среди старых рубленых срубов  деревенских избушек.

           Обратную дорогу в Керчь мы сыном планировали и осуществляли по разным маршрутам и разными видами транспорта.  Так самолетом добирались через Москву, потом три дня не могли из нее выбраться, зато все экспозиции ВДНХ, музей космонавтики изучили досконально, а главное занимали очередь все раньше и раньше, что бы попасть в мавзолей. На следующее лето мы отправились по воде, по Днепру кометой, через Киев. В другой раз дорога завела нас на Кубань в Анапу, Новороссийск, Темрюк.

           Первое время проживания в Керчи,  нам очень хотелось уехать в большой город, мы скучали по Харькову, Минску, но прошло совсем немного времени и все изменилось. В Керчь приехали наши друзья – наши одноклассники  и земляки. Нам теперь очень нравится наш тихий приморский городок, хотя жить в нем становится все труднее.

            Раньше мы с детьми могли каждое воскресенье переправиться на пароме на Кубанскую сторону, отдыхать там целый день, порыбачить на бычка, позагорать и к ужину вернуться назад. Теперь бравые таможенники с пограничниками в каждом из нас подозревают потенциального нарушителя и контрабандиста.

            Наш город раскинулся от паромной переправы до судостроительного завода «Залив» на три десятка километров вдоль берега Керченского пролива, от Азовского до Черного моря. История нашего города насчитывает несколько тысячелетий. Задолго до рождества Христова на этих берегах жили рыбаки и мореходы, хлеборобы и мастеровые. Легендарные искатели «Золотого руна» -- аргонавты бродили по улицам  нашего древнего города, по другой легенде вольные жители Крымских степей скифы  ведут свой род от Геракла, а царь Митридат, помогавший Антонию, захватить Египет,  был сводным братом  Медеи, дочери грузинского царя (Митридат вырос и воспитан был в легендарной  Колхиде) .

          В центре нашего города находится гора Митридат. Отсюда он руководил морскими сражениями, отсюда он грозил Риму, но потерпел поражение от восставших рабов, которое по преданию возглавил его сын. Яды его не брали, он приучал себя к их действию всю жизнь, и что бы не попасть в плен,  окруженный на горе, царь  приказал себя заколоть. Теперь эта гора носит его имя.

                                                                       Снова шум и топот, как когда то,

                                                                       По седым ступеням Митридата.

                                                                       В круге у священного огня –

                                                                       Это не твои ли, царь, солдаты?

                                                                                  Отгремела канонада и забылась,

                                                                                  Вереницей серых будней заслонилась.

                                                                                  Обелиском  «Вечного огня»

                                                                                  В море бирюзовом отразилась.

                                                                       Согревает нас огонь в дороге дальней,

                                                                       Поднимает дух нам в час печальный.

                                                                       Ты  частицу этого огня –

                                                                       Сохрани и в перезвон хрустальный.

                                                                                    Разведу костер я  до рассвета-

                                                                                  Друга жду, -  да что то нет ответа.

                                                                                  Отблески горячего огня

                                                                                  Смогут ли поведать мне об этом?

                                                                       Пока плетут узоры  нити судеб

Узлами встреч ты их спеши соединить.

Чаша негасимого огня

Не позволит наши души остудить.         

         Не менее драматична и новейшая история города в период  Великой Отечественной войны. Это и подземный гарнизон Аджимушкая и Старо - Карантинские каменоломни, это и морские десантные операции. Город дважды захватывался и освобождался и совершенно справедливо городу присвоено звание город - Герой.

       Наш город растянулся на три десятка километров вдоль кромки моря, от паромной переправы  на Кубань до ковша гавани завода «Залив»  Море всегда рядом с нами.

       Все праздники в нашем городке связаны с Митридатом, сюда мы приходим в выходные и в самые торжественные дни нашей жизни, с друзьями и любимыми, с родными и близкими, с детьми и теперь уже и с внуками.  Самые большие праздники это «День Победы» и «День рыбака»

                                                          Мы с тобой сегодня снова

                                                       Поднялись на Митридат.

                                                         Замолкает сонный город

                                               Фонари внизу горят.

                                                                           Гомон чаек утихает,

                                                                                     И затих в порту буксир…

                                                                                         В жизни редко так бывает -

                                                                                     Нам подарен целый мир.

                                                     Завтра дальняя дорога  -

                                               На воде растает след,

                                           А сегодня у порога

                                                            Слышен твой веселый смех. 

                                                                                        Не грусти, что расстаемся,

                                                                                Дни разлуки пролетят.

                                                                                               В город наш мы вновь вернемся

                                                                                   И придем  на  Митридат

         Время бежит незаметно меняя нас и меняя окружающий нас мир. Вот и моей внучке, Ангелинке, уже четыре года и мы, с нею вместе,  познаем наш город.

                                                           Солнышка закатного лучи

                                                           Перепутал звонкий летний дождик.

                                                           Мы идем с тобою в магазин,

                                                           И в моей руке твоя ладошка.

                                                                       Ты перечисляешь, что нам надо,

                                                                       У тебя сегодня день рожденья.

                                                                       «-Дедушка купи мне лимонада,

                                                                       И рузям  конфеты и печенье.»

                                                           Вот уже ты взрослая вполне,

                                                           Вот уже тебе четыре года.

                                                           Чайка откликается волне,

                                                           И стоит чудесная погода.

                                                                       «-Ангелина – Радуга».- смотри

                                                                         «Дедушка, а что это такое?

                                                                       Радугу мне, деда, подари.

                                                                       Чтоб она была всегда со мною.»

                                                           Вечер нам принес с собой прохладу.

                                                            Задремала ты  на полуслове.

                                                           Пусть тебе приснится море радуг,

                                                           И разбудит лучик солнца золотого.

  Магические цифры 20,40,60 словно маятником делят нашу жизнь на отрезки , каждый из которых по своему хорош и интересен. Встречаясь, перезваниваясь, или мимоходом по электронной почте своим друзьям передаем частицу нашей радости, осколки солнечных брызг, словно кусочки тех сказочно далеких лет, когда рыжий кот, мурлыкая на завалинке, ждал приход весны.  Хочется верить, что найдутся желающие продолжить это скромное повествование.

                                                                  Булгаков Н.Е.