О творческой свободе и деньгах, моральных ценностях и культуре

2

533

Актуально / Социум / Юрий Барбашов

2-11-2016, 08:27

• 0
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5

Российское околокультурное и не очень общество вновь поперёк взъерошено скандалом. На вечные темы: сложных взаимоотношений общественной морали и искусства, свободы художественного творчества и диктата общества в виде государства, в конце концов, высококультурных «элитариев» и серой массы «быдла» бескультурного.

Зачинщиком выступил вне всякого сомнения «элитарий» во втором поколении, директор театра «Сатирикон» Константин Райкин своим выступлением на седьмом съезде Союза театральных деятелей России.

В полном виде боль души видного артиста выглядит вот так:

В двух словах: артист не хочет в клетку, ему не нравится цензура, посягательства на свободу творческого самовыражения:

 Говоря о «клетке» Константин Аркадьевич знает, о чём говорит. Он в ней вырос. Выглядела она, правда, как элитная квартира одного из самых известных в СССР эстрадных артистов – Аркадия Райкина.  Донельзя обласканного этой самой, ненавидимой Константином Райкиным, Советской властью.

Аркадий Исакович так страдал от этой самой цензуры, что имел практически монопольное положение главного сатирика страны в телеэфире, не вылезал из гастролей, в конце концов, даже получил в управление целый  театр, которым теперь руководит Константин.

При том, что в жизни он отличался аристократическими манерами, и самомнением, граничившим с тщеславием и снобизмом, редкого таланта был человек и имел за это поистине народное признание и вполне заслуженную славу.
Сын его, Константин, вырос в окружении отца – знаменитых и признанных деятелей культуры, театра, кино. Им всем в советской действительности не нравилась цензура. То есть, государственное финансирование культуры, театра, кино, нравилось, а жёсткий диктат от государства в том, что можно говорить, а что нельзя, что подлежит осмеянию, а что нет, очень не нравился. Особенно не нравился государственный идеологический заказ. Не совпадала их личная идеология с государственной. Слишком сильно отличался их культурный уровень от культурных запросов серой массы рабочих, крестьян, совработников и чиновников от культуры, из этой самой серой массы вышедших.

Но государство было «рабочих и крестьян», а не «культработников и гениев искусства»  –  приходилось, сцепив зубы, подчинятся, подстраиваться под низкие нравы толпы и идеологических работников. И у тех, у кого получалось, неплохая такая клетка получалась, Золотая.

И вот когда эта цензура стала ослабевать, вместе с диктатом партийной номенклатуры, деятели искусств развернулись в полную силу. Населению Советского Союза быстро разъяснили, что «Так жить нельзя!». Освобождённые от надзора цензуры режиссёры выпятили в своих произведениях на глаза изумлённой публики все недостатки советского строя, о которых раньше хотели сказать, но не могли. Насмотревшись на свою неприглядную жизнь, доведённый до массовой социальной истерики, народ радостно сверг коммунистическую партию, а потом, и разрушил само государство. Вместе со всеми, прилагавшимися к социализму, социальными благами, материальным достатком и, по случайности, вместе с госфинансированием культуры.

И вот тогда оказалось, что сами деятели культуры, без государственного финансирования не очень то и нужны. Им, таким талантливым, таким неоценённым, так много хотелось сказать народу, но народ был занят добыванием хлеба насущного и к культуре был глух, а кто не глух, тот беден. И кормить и себя, и артистов, одновременно, не мог.

Единственным имущим заказчиком, который мог себе позволить оплатить культурные потребности, оказались нувориши, а, чаще, попросту, наворовавшиеся бандиты. Культурные их запросы были незамысловаты, а кушать артистам хотелось сильно, поэтому и отметилось время «лихих девяностых» обрушившимся на зрителя и читателя потоком порнографической пошлятины. Самый читающий в мире народ прочитал всё, что было от него спрятано цензурой, но не запомнил и не оценил ничего, кроме, разве, Михаила Булгакова. Талантливейшие артисты и режиссёры оказались выброшены на социальную помойку. Голодающему обществу, периода первичного накопления капитала, оказалось не до культуры и уж никак не до нравственных ценностей.

И, что характерно, время раскрепощения свободного творчества и свободы от цензуры  вошло в историю как период колоссального упадка культуры и нищеты художников. Практически ни одного великого фильма или спектакля, который был бы на устах у народа.  Кричащая творческая импотенция и не нахождение художниками отклика у массового зрителя.

Имущий класс если и был готов платить, то не за высокоинтеллектуальные изыски, и уж никак за чтение моралей, а именно за удовлетворение своих низкопробных культурных запросов, часто на грани порнографии.

Вот тогда-то артистам и вспомнить бы азы, определение своего социального статуса, которого они отнюдь не стесняются в узком профессиональном кругу  –  фигляры, шуты, лицедеи.

Талантом преображения и ужимками выманивающие у зрителя трудовую копейку. Заманивающие ярким аттракционом наивных «буратин» в иллюзорный мир искусства и понуждающие продать ради этого азбуку.

И мало кто может похвастаться тем, что у него это получилось без государственной поддержки и финансирования.

Однако у Константина Райкина финансирование было. Был и свой зритель у «Сатирикона», и вообще, до поры, всё было хорошо. Настолько, по-видимому, хорошо, что оказалось возможным впасть в распространённую среди деятелей искусств ересь: вместо обслуги общества в области удовлетворения его культурных интересов, возомнить себя мерилом нравственности и морали этого самого общества.

Людям, изнутри знакомым с закулисным миром, профессиональной средой актёров, режиссёров, сама эта мысль могла бы показаться кощунственной - в мире, где колонки «желтой прессы» заполняются большей скабрезными подробностями из личной жизни знаменитых артистов, актёров и режиссёров.

Но самим деятелем искусств, замкнутым в «золотой клетке» чужих страстей, грехов, падений и неземной возвышенности, такое определение как «работник сферы развлечений» - внутренне претит.

Поэтому и прорывает то одного, то другого из них, на поучения, чтение моралей, как власти, так и обществу, публичные покаяния от имени его, выступления в качестве общественной «совести» и мерила «моральных ценностей».

Господа, а по какому, собственно, праву?

Опьянение славой, известностью, вниманием публики, большей частью заслугами авторов произведений и режиссёров, продвинутость в актёрском ремесле и произнесение со сцены чужих мыслей делает человека неким образцом непогрешимости, моральным авторитетом,  или позволяет ему определять, что хорошо для общества, а что нет?

Да ни в коем случае. Что понимает, прекрасно, и сам Константин Райкин.

Вот что он сам об этом говорил ещё три года тому назад:

«Свобода, говорите?.. Страшно, когда свобода приходит в общество с пустыми душами и выпрямленными мозгами. Свободу нельзя давать тогда! Тогда это общество недостойно свободы, тогда здесь нужен строгий тюремный режим. С моей точки зрения, мы испытание свободой как-то не очень хорошо проходим… Я вовсе не патриот советской власти, прошёл все поздние стадии этого тоталитарного режима и совсем туда не хочу. Но советская власть занималась вопросами культуры гораздо более озабоченно, чем власть сегодняшняя. Там были серьёзные люди, которые понимали: даже такой микроб, как театр, опасен для них. Да, их забота боком выходила для деятелей театра. Но, во всяком случае, они не пускали всё на самотек, как это сейчас происходит. На культуру просто махнули рукой! Потому что главную национальную идею - деньги – исповедуют и наши начальники тоже. Этакая эпидемия жадности, которая потом обернётся позором и бедой», –  заявлял Константин Аркадьевич в 2013-м году в интервью газете «Аргументы и факты»

А сегодня уже говорит совершенно другое.

«И что сейчас происходит? Я сейчас вижу, как на это явно чешутся руки кого-то — это изменить и вернуть обратно. Причем вернуть обратно не просто во времена застоя, а еще в более давние времена — в сталинские времена. Потому что с нами разговаривают наши начальники непосредственные таким лексиконом сталинским, такими сталинскими установками, что просто ушам своим не веришь!»,  –  говорит тот же человек со сцены Съезда театральных деятелей.

Так государство, оказывается, заинтересовалось культурой. Даже более чем активно, судя по нервной реакции артиста. Главная проблема в том,  что интересы государства опять расходятся с его личными творческими интересами.

«Потому что меня очень тревожат — я думаю, как и вас всех — те явления, которые происходят в нашей жизни. Эти, так сказать, наезды на искусство, на театр, в частности. Эти совершенно беззаконные, экстремистские, наглые, агрессивные, прикрывающиеся словами о нравственности, о морали, и вообще всяческими, так сказать, благими и высокими словами: «патриотизм», «Родина» и «высокая нравственность». Вот эти группки оскорбленных якобы людей, которые закрывают спектакли, закрывают выставки, нагло очень себя ведут, к которым как-то очень странно власть нейтральна — дистанцируется. Мне кажется, что это безобразные посягательства на свободу творчества, на запрет цензуры. А запрет цензуры — я не знаю, как кто к этому относится, а я считаю, что это величайшее событие векового значения в нашей жизни, в художественной, духовной жизни нашей страны… Это проклятие и многовековой позор вообще отечественной нашей культуры, нашего искусства — наконец, был запрещен», 

–  этот пассаж, по всей видимости посвящён реакции общественных организаций на негативное открытие выставки фотографии с обнажённой подростковой натурой и активным действиям по закрытию выставки фотографий «Героев АТО».

Это уже общество не угодило деятелю искусств. Снова не доросло. И смеет реагировать на то, что его нагло и беспардонно провоцируют. Потому что артист, в своём понимании, имеет право провоцировать зрителя. В этом и заключается его цель – добиться эмоционального отклика на своё творчество. Однако зритель, в свою очередь,  имеет право реагировать только положительно  – аплодировать и бросать на сцену букеты. А бить морды провокаторам – ни-ни.

Но народ не достиг, видите ли, высокого понимания искусства. И всё норовит залепить леща за оскорбление чувств со сцены или с холста, буквально, как за плевок в лицо в трамвае.

Имеет ли общество на это право?

В понимании Константина Райкина  – ни в коем случае. Потому что это его, художника, видение. Он имеет на него безусловное право.

Такое же право, как самовыражаться за счёт этого самого общества, то есть  –  за государственный счёт.

Дело в том, что гневный пассаж, с филиппикой против «проплаченных» общественных активистов и многократным упоминанием жадности власти и, собственно, денег, прозвучал из уст руководителя самого высокофинансируемого театра Москвы!

На 2016 год театру «Сатирикон» было выделено 250 миллионов рублей – больше чем любому другому театру. Оказалось мало.

Сам театр, уже который год, ремонтируется. За его реконструкцию инвестор получил право возвести на земле театра пятнадцатиэтажный коммерческий центр «Райкин-плаза». И для представлений в это время труппа вынуждена арендовать сцену. За очень большие государственные деньги.

Настолько большие, что пронырливые журналисты заподозрили Константина Аркадьевича и его соратника по «Сатирикону» Анатолия Полянкина в «попиле» этих средств.
С подробностями читатель может ознакомиться вот здесь.

Нас же интересует в данном случае исключительно моральная сторона.

То есть, за государственные деньги, отобранные у учителей, врачей, учёных, за ту самую «азбуку» проданную Буратино, артисту должно быть предоставлена возможность навязывать этому самому обществу свои моральные и нравственные воззрения.

Не исполнять государственный заказ. Даже сам намёк на творческие установки со стороны распорядителя народных средств – Минкульта – представляется деятелям искусств возмутительным. Кормите артиста, за то, что он есть, такой талантливый у вас. И внимайте каждому слову.

Вот, что значит - человек истинно советского воспитания. Да ещё проникшийся сознанием собственной исключительности.

Дело в том, что последние постановки этого самого театра  «Сатирикон»  не вызывают у зрителя былого интереса. Залы заполняются едва на 50%.

И без государственного финансирования самовыражаться у Константина Райкина не получится. Не хочет общество за это платить. Опять у народа и деятеля искусств вкусы разошлись диаметрально.

Поэтому и пришлось устроить общественную истерику с топанием ножками в адрес государственных чиновников, с обвинениями в зажиме талантов и жадности.

И знаете что?

Вот, что значит -  талант и профессиональный навык привлекать к себе внимание, и на этом зарабатывать!

Денег ему Министерство культуры выделило. На окультуривание масс по его собственному усмотрению! Без вмешательства общества и государства.

Госбезопасность, говорите, Константин Аркадьевич?

Хех. 
Об этом, впрочем, в другой раз.
 

Юрий Барбашов для ВосходИнфо