25 лет спустя: почему бизнес в России не стал опорой для реформ

Прошло уже четверть века с тех пор, как Борис Ельцин объявил о начале рыночных реформ в стране, вошедших в историю как «гайдаровские». Однако перейти от авторитаризма к демократии, как можно видеть сегодня, России в результате не удалось.

В последнюю пятницу октября исполняется ровно 25 лет с того момента, как Борис Ельцин на V Съезде народных депутатов РСФСР представил программу рыночных преобразований. Спустя неделю он сформирует новый состав российского правительства, идейным лидером которого станет Егор Гайдар. В последующие 13 месяцев кабинет реформ освободит цены, либерализует внешнюю и внутреннюю торговлю, установит частичную конвертируемость рубля и начнет массовую приватизацию. Эти шаги поставят точку в истории социалистического эксперимента в России и заложат основы рыночной экономики.

До этой даты ни Ельцин, ни Гайдар не дожили. А потому они не увидели, что многие из их достижений оказались погребены. Что Россия ведет войну против Украины, во избежание которой были подписаны Беловежские соглашения. Что нормой является силовое преследование оппозиции, тогда как в 1990-е участие в политической жизни не воспрещалось даже тем, кто устраивал против президента вооруженный мятеж. Что обыденной стала острая конфронтация со странами развитого мира, интегрироваться с которыми так стремилась постсоветская Россия.

Такой итог стал следствием неудачи демократического транзита, в которой есть частичная вина реформаторов.

При выборе социальной группы, которая бы составила хребет поддержки преобразований, они сделали ставку на предпринимательский класс.

В этом была определенная логика: бизнесу объективно выгоден политический режим, гарантирующий неприкосновенность частной собственности, а потому не в интересах предпринимателей поддерживать политические силы, стремящиеся к возврату социалистических порядков. Как тут не вспомнить крылатую фразу Чубайса: «Каждый проданный завод – это гвоздь в крышку гроба коммунизма».

Однако на практике бизнес опорой преобразований не стал. В 1990-е реформаторы и предприниматели нередко оказывались по разные стороны баррикад. Так, в 1997 году крупный бизнес воспротивился итогам сделки по продаже 25% акций «Связьинвеста», ставшей первым в постсоветской истории случаем чистой денежной приватизации, в результате чего пал кабинет младореформаторов.

Вслед за этим последовала чехарда перестановок в правительстве, итогом которой стало назначение на премьерский пост Владимира Путина.

В начале 2000-х, на фоне арестов Владимира Гусинского («Медиа-Мост»), Якова Голдовского («Сибур») и Михаила Ходорковского («ЮКОС»), капитаны российского бизнеса в лице РСПП заняли подчеркнуто лоялистскую позицию. Это не спасло их от национализации, в результате которой доля госсектора в экономике за 2005-2015 гг. выросла с 35% ВВП до 70% ВВП (оценка ФАС). Ответом со стороны крупного бизнеса стал лишь еще больший страх перед Кремлем. Показательны в этом плане слова Владимира Евтушенкова, сказанные им в сентябре в интервью телеканалу «Дождь»: «Мне абсолютно все равно, что у меня [власти – К.Р.] заберут».

Стойким в защите своих прав не оказался и малый бизнес. Так, владельцы столичных ларьков не попытались на политическом уровне предотвратить повторение февральской «ночи длинных ковшей». В августе многие из них согласились на подачку от мэрии в виде внесудебной компенсации.

Это говорит о том, что в российских условиях бизнес не может являться единственной опорой демократических преобразований. Будущим реформаторам необходимо будет опираться на более широкую социальную базу.

Тем более что им будет что предложить самым разным слоям общества: бизнесу – снижение налоговой нагрузки, гражданским бюджетникам – перераспределение бюджетных расходов в пользу образования и здравоохранения,  силовикам – либерализацию выезда за рубеж, пенсионерам – использование дивидендов госкомпаний для финансирования выплат по старости, молодежи – переход к профессиональной армии.

Наличие широкой прореформаторской коалиции облегчит переход от авторитаризма к демократии. А в том, что такой переход России обязательно предстоит, сомнений нет никаких.