Медосмотр

                          Медосмотр.

       Дверь даже не скрипнула. Легкий щелчок защелки и в палату вошли двое врачей. Низенький толстячок с грустно обвисшими усами и худощавая женщина, с впалыми щеками аскета. Толстяк, на правах хозяина представил коллегу пациентке:

       - Маша, это Наина Анатольевна Железняк, она консультирует меня.

       Маша закатила глаза, с видом человека, которому все надоело. Но взяла себя в руки и поздоровалась, все же ссориться с врачами не самое умное занятие. Особенно когда они могут испортить вам отпуск. Она отложила в сторону глянцевый журнал и села на койке.

       - Добрый день, Наина Анатольевна. – поздоровалась Маша и взывая к женской солидарности добавила – Может быть Вы ускорите процесс оформления? Конечно, я понимаю, санитарный контроль и все такое… Но мы тут уже четыре часа торчим. А в отпуске, сами понимаете, каждая минута дорога. Правда милый? – обратилась она за поддержкой к мужу.

       Наина Анатольевна нахмурилась и достала блокнот из кармана безупречно отглаженного халата.

       - Не переживайте, - спокойно и доброжелательно сказала она, приготовившись писать – я задам пару вопросов и все.

       - Лена, - прикрикнула Маша – перестань бегать! Ты же девочка, а не привидение с моторчиком! Поиграй с куклой, пока мы все оформим. Уже завтра будем на пляже загорать, потерпи доченька.

       Врачи по прежнему смотрели на Машу, не обращая внимания на дочь. Пока женщина занималась усмирением девочки, эскулапы переглянулись. Мужчина развел руками, а Наина недовольно поджала губы. Опрос начался.

       - Как Вас зовут?

       - Мария Степановна Обухова, тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения. Мужа, - она ткнула на соседнюю койку – Геннадий Васильевич Обухов, семьдесят восьмого года. Не обращайте внимания, - улыбнулась Маша – он и так молчун, а врачей знаете ли не очень любит. Ну и Леночка, она две тысячи шестого года.

       - Хорошо. – ровным, даже слишком ровным голосом, продолжила врач. Не будь Маша так озабочена наведением порядка в семье, она бы это заметила – Какое сейчас число?

       - Двадцать второе августа. – удивленно ответила женщина.

       - А год?

       - Вы что, - в голосе Маши послышалось раздражение – меня за сумасшедшую принимаете? Разумеется, две тысячи двенадцатый! И вообще, мне этот допрос в белых халатах надоел. У нас самолет в Хургаду через два часа, а вы со своим медосмотром уже нас достали!

       Маша демонстративно отвернулась от врачей и стала перебирать с ребенком раскраски. Из всех выбрали с диснеевскими принцессами и полезли в сумку за фломастерами. Доктор Железняк хотела продолжить опрос, но толстяк жестом остановил ее. Он достал из папки лист бумаги и мягко, но настойчиво позвал Машу:

       - Мария Степановна, - вежливость врача немножко растопила раздражение пациентки – если Вас не затруднит, не могли бы вы написать данные о Вашей семье, включая инфекционные болезни и прививки?

       - Ох уж эти бюрократы! – проворчала она и спрыгнула с кровати. Она покачнулась и чтобы не упасть ухватилась за изголовье койки – Ну вот, от жары и ваших бесконечных нервотрепок, еле на ногах стою. Давайте уж ваши анкеты.

       Женщина забрала пустой лист и стала его изучать, как будто на нем был текст. При этом бормотала себе под нос:

       - Так, это понятно… А это им зачем знать? Ну да ладно… Гена, у тебя желтуха была?

       - Вы заполняйте, а мы через четверть часа зайдем. – так же доброжелательно сказал толстяк и они вышли из палаты, тихонько прикрыв за собой дверь.

       В коридоре доктор Железняк молчала. Чуть не по-военному печатая шаг она шла в кабинет главврача. На табличке было написано: профессор Боркович Семен Николаевич. Толстяк семенил за ней, усы его повисли еще грустнее, ведь он ждал крепкой головомойки от проверяющей особы. Вот в самом кабинете, где не было нужды соблюдать правило не ругаться при пациентах, Наина Анатольевна, не сдерживаясь в выражениях, высказалась:

       - Семен, ты обалдел?

       Профессор Боркович подошел к сейфу, достал две рюмочки и пузатую бутылку коньяка «Борисфен». Доктор Железняк выпила коньяк лихо, сказывалась долгая врачебная практика, но настроение ее от этого не улучшилось.

       - Обухова у тебя четыре года в стационаре лежит и за это время никаких продвижений в лечении!

Мать ети, да она даже какой сейчас год не понимает! – Наина ткнула сухим почти старческим пальцем в календарь с котятами за две тысячи девятнадцатый год. Обленился что ли? Или кресло главврача областного психдиспансера тебя тяготит? Ты ее совсем не лечишь?

       - Лечу? Ну давай покажу «продвижения в лечении». – зло ответил профессор и открыл видеофайлы на компьютере – Вот это октябрь шестнадцатого года.

       На экране Маша металась по коридору. Двое дюжих санитаров не могли поймать женщину без ступней. Когда она оскальзывалась на культях, то резво перебирала руками. При этом дико кричала: «Генка! Генка! Ленка на минном поле!» Потом захлебывалась нечленораздельным воем, падала на пол и билась в конвульсиях. Лишь троим работникам удалось прижать ее к полу и вколоть успокоительное.

       - Ну так курс успокоительного ей. – спокойно, с присущим и спасающим от душевной боли, цинизмом сказала Наина Анатольевна.

       - Ты меня учить будешь, Наина? – хмыкнул Семен Николаевич – Пробовали. Вот март семнадцатого года, пациентка под максимальной дозой.

       Маша сидела на кровати. Казалось, что она смотрит на свои искалеченные ноги, но она смотрела в прошлое. Худая до серости, так выглядят люди при принудительном кормлении, и говорила. Слова выпадали из нее как комья стылой, мерзлой земли. За кадром слышался голос Борковича:

       - Маша, ты понимаешь где находишься?

       - Да, я в харьковском сумасшедшем доме.

       - Психиатрической больнице. – мягко поправил ее профессор. – На лечении.

       - На лечении. – повторила Маша равнодушно.

       - Ты понимаешь почему ты тут?

       - Я больная. Когда Лена подорвалась на мине и Гена полез ее выручать, я сошла с ума – лицо пациентки не выражало эмоций.

       - Что произошло, ты можешь рассказать?

       - В поселке расположился добровольческий батальон, они поставили минное поле. Я говорила Лене, не играть возле ставка, но она не послушала и побежала  на луг… - лицо пациентки дернулось, как будто ее ударили током, но слова так и остались холодными мертвыми кусками – Генка был ближе и почти добежал, когда мина сработала… под ним… - Маша сжала кулаки, из-под коротко стриженных ногтей проступила кровь – А Лену я подхватила и почти вынесла, шагов пять осталось. Я без ног осталась, а ей осколком перебило спинку. – Маша подняла голову и посмотрела в камеру. В ее взгляде не было ненависти, это было ледяное пламя самого ада. Доктор Железняк невольно вздрогнула, даже ее пронял этот взгляд – Вояки прибежали на шум. Смеялись, шутили, фотографировались… А Леночка еще живая была, только кричать не могла, скулила как котенок новорожденный. Скорую пропустили через шесть часов, Лена уже окоченела. А я зачем выжила?

       Женщина задала последний вопрос даже с каким-то удивлением. Потом не торопясь, как будто желая почесать нос, поднесла руку ко рту. Широко раскрыв рот она вцепилась в собственное запястье. Надсадно рыкнув, рванула и выдрала клок кожи. Лицо, тело, кровать моментально забрызгало кровью. Пока оторопевший от такого санитар скрутил ее, она успела выдрать еще кусок из левой руки. Интеллигентнейший Семен Николаевич, ругался как сапожник, подбегая к пациентке и пытаясь наложить жгут. На этом бардаке закончилась вторая запись.

       Наина Анатольевна молча сидела в кресле и задумчиво барабанила пальцами по подлокотнику. Профессор сидел спокойно, ситуация была ясна, теперь слово за проверяющей. А Наина была достаточно умна, чтобы понять, Боркович принял единственно верное решение. Доктор Железняк взяла со стола историю болезни и стала листать.

       - А шокотерапию пробовали? – спросила она и тут же увидела отметку в истории болезни. Ей стало неловко.

       - Наина, мы пробовали все. – грустно, все-таки он был хорошим врачом, сказал Семен Николаевич.

       - Я понять не могу, - потерла переносицу доктор Железняк – почему она застряла в две тысячи двенадцатом, ведь все это произошло в пятнадцатом году?

       - В этих воспоминаниях она абсолютно счастлива, - развел руками психиатр – один дурацкий медосмотр и они с семьей поедут отдыхать в Египет, так, мелочь. Маленькая неприятность в поездке.

       - А завтра? – спросила Наина Анатольевна.

       - У нее нет завтра, одно бесконечное и счастливое сегодня. С одной ерундовой задержкой в пути…