Добрый таджикский самаритянин

На модерации Отложенный

Елена Кучеренко нашла ответ на евангельский вопрос "а кто мой ближний?"

– Ты помнишь Ивана? – Спросил меня недавно наш дворник-таджик.

Он помогает мне таскать по лестнице коляски, сумки, знает по имени всех наших детей, иногда разживается нашим “многодетным молоком”, поэтому мы давно “на ты”.

– Ивана… Ивана…

– Ну, он работал в том доме, родственник мой, – объяснил парень.

 

 

Я вспомнила. Иван тоже был дворником. Правда, звали его не Иван, а как-то совершенно неудобоваримо для русского языка. Тоже как-то на “И”. Поэтому все (и он сам), после того, как никто так и не смог без ошибок выговорить его имени, решили, что пусть уж лучше будет Иваном.

– Он погиб, – сказал мой знакомец. – Уехал домой, хотел жениться, и погиб. К девушке незнакомой приставали. Он заступился и его зарезали…

…Иван… На самом деле я его почти не знала. Так… В лицо только. Ну метёт там себе, и метёт. Я его даже особо не идентифицировала среди десятков таких же дворников-таджиков…

До одного случая. Было это года два назад…

Шла я домой из парикмахерской. Вся такая красивая – с причёской, маникюром. Настроение прекрасное. Что нам ещё, женщинам, для счастья нужно.

Подхожу к своему подъезду, а прямо перед ним валяется какой-то незнакомый мужик. Пьяный, грязный, описаный, весь в собственной блевотине. И пара людей стоит, думает, бомж – не бомж и что, собственно, делать.

Я бы, наверное, прошла мимо, но один из наблюдающих, сосед по подъезду сказал: “Вот Лена в церковь ходит, она и скажет, что делать. Лен, посмотри, он там живой вообще?”

Пришлось притормозить. Не позорить же “честь церковного мундира”. Но, честно, очень не хотелось мне своим свежим маникюром этого грязного, заблеванного мужика трогать. Другие, мне показалось, тоже не горели желанием его тормошить.

– Надо же так нажраться, – возмущался мой сосед по подъезду.

– Свинья и есть свинья, – вставила какая-то проходящая мимо женщина.

 – А давайте вызовем скорую, – предложил второй.

– Давайте, давайте, – радостно согласилась я и сделала спасительный шаг к подъезду.

 А тут этот дворник “Иван”. Мимо проходил.

 – Сейчас я посмотрю.

И начал трясти мужчину. Тот что-то недовольно забормотал.

– Живой! – Обрадовался дворник. – Может,  у него телефон есть. Эй, у вас есть телефон?

– Ээээ… Зачем тебе телефон, – подозрительно и хором спросили мы – наблюдающие.

 – Ну, может, у него родственники есть. Заберут.

 – Аааа, – глубокомысленно ответили мы. И остались стоять – на всякий случай.

А Иван тем временем нашёл телефон и уже звонил каким-то людям. Выяснил адрес, это оказалось недалеко, взвалил на себя недовольного и ругающегося мужика и куда-то потащил.

 – Смотри не испачкайся, он же весь непонятно в чем, – сказал тот, кто предложил вызвать “Скорую”. – А вообще ты – молодец!

 – Аллах велел помогать, – ответил дворник…

Или что-то такое, дословно не помню… Тут я хотела начать проповедь об истинности христианства, но посмотрела на свой свежий маникюр, которым я побоялась дотронуться до вонючего мужика,  и смолчала…

В общем, все закончилось очень удачно. И волки сыты, и овцы целы. И руки не замарали, и ближнего как бы в беде не бросили. Какой бы мерзкий он не был…

Таджик Иван не бросил. Но мы же тоже рядом постояли…

 Пошла я домой. А через несколько дней встречаю того дворника.

– Ну как, все нормально? Как тот алкаш?

– Нормально, но он не алкаш. Он вообще не пьёт. Учёный какой-то. У него жена умерла. В тот день похоронил.

Про жену Ивану дочь того мужчины рассказала. И очень благодарила, что не бросил отца на улице. Она уже милицию хотела вызывать…

А мужик, когда протрезвел, Ивана нашёл (тот недалеко работал), денег ему дал и сказал: “Я вообще-то вас, таких, не очень. Думал – понаехали… Спасибо тебе”.

И руку пожал. От души. Иван вспоминал – радовался. Не часто, наверное, у нас дворникам, которые вдруг оказываются теми самыми евангельскими ближними, учёные люди руки жмут…

– Вот… Погиб Иван. Жалко, – повторил мой друг-дворник. – За девушку заступился.

– Да, – думала я, – опять он не прошёл мимо. Добрый таджикский самаритянин. Аллах, наверное, не велел…

И стало грустно…