Визит в прошлое.
Визит в прошлое.
Так или иначе, но я остался один. Человек в таком положении тем больше интересуется чужими делами, чем меньше он может разобраться в своих. Кроме того он заводит себе какое нибудь времяемкое хобби.
Я не стал выдумывать велосипеда и, пойдя по стопам многих и многих людей, завел себе машину времени. Она оказалась крайне проста, все что нужно, я нашел в магазинах и библиотеках.
Да отложат этот рассказ люди с бескрылой фантазией. Фантазия нужна нам так же, как и знания. Как когда то Вергилий провожал Данте в его путешествии по Аду, так и моими проводниками были Марк Твен, Бернард Шоу, Франсуа Аруе (Вольтер) и Фридрих Шиллер.
Короче, после известной подготовки, я закрыл глаза и оказался во Франции начала 15 века.
По широкому лугу от дубового леса к пыльной проселочной дороге бежали люди. Я шел по этой дороге и в дали уже маячил не то маленький городок, не то большое село. Поселок делился пополам рекой и еще раз пополам дорогой, по которой я шел. Через реку был перекинут массивный каменный мост. В центре у моста виднелась давно не беленая колокольня. На острове посреди реки зеленели какие то развалины, заросшие кустами. Было нежаркое летнее утро, тишину нарушал лишь жаворонок, незримо висевший где то в голубом небе.
Люди приблизились. Это были ребята разного возраста в пыльной полотняной одежде и босиком. Они явно бегали на перегонки, весело что то крича. Увидев меня, они не удивились, но прыть все же приуменшили.
- Здравствуйте, не скажете, где здесь можно остановиться чужому человеку? – спросил я.
- Здравствуй. Ты, верно, держишь путь в Дижон? – спросила в ответ высокая рыжеватая девица с широко расставленными глазами, лет 16 на вид.
- Не знаю. Пока что вот в эту деревню. Как она зовется, кстати?
- Домреми. Что нового слишно в Пуатье? Ты, видно, из Франции, здесь никто не говорит так чисто.
- Нет, я не из Франции. Я пришел очень из далека и, признаться, не очень представляю, куда я попал. Кстати, а вы почему это тут бегаете?
- Путник, ты смеешся над нами! Ти идешь со стороны Вокулера и даже не знаешь, что сегодня воскресение! Иначе бы мы работали дома. Вот ми сейчас отведем тебя к моему отцу, что бы он отвез тебя властям, а то кто знает, кто ты такой.
- Постойте! Честное слово! Я пришел очень из далека, в дороге старался ни с кем не сталкиваться, ночевал в стогах и ел только самую простую пищу. И нигде еще мне не грозили сдать властям. Теперь я возвращаюсь к себе на родину, она лежит очень далеко и наши обычаи запрещают нам показивать туда дорогу.
- Может ты говоришь правду, а может и нет. По тебе не видно, что бы ты постился. Ну ка, скажи, кто король Франции?
- Не знаю. А какой у вас год?
- 1427 от рождества спасителя нашего Иисуса Христа. А у Вас что, другой?
- Да. Ага. Ну у вас тут сейчас полная неразбериха. Одни считают, что король тот, другие – что этот, а третьи – что его вовсе нет.
- Это верно... Но разве для этого нужно знать год?
- Мне нужно. – весело ответил я, ибо уже понял, где нахожусь. – А теперь, давай, веди меня к своему отцу. Кто он у тебя?
- Староста. А какой у Вас сейчас год?
- Не могу сказать. А как тебя зовут?
- Жанна Роме. А тебя? А почему не можешь?
- Просто так. Зови меня Друг. Скажи мне, Жанна Роме, не знаеш ли ты здесь девицу по имени Жанна Д’Арк?
- Отца зовут Жак Дай. А так, как говоришь ты, звали бы меня, живи я во Франции и будь дворянка. Роме я по матери. Здесь многие, кто из Франции в Германию едут, зовут нас Дарками. А ты откуда меня знаешь?
- У себя дома я книжник. Иначе я не попал бы сюда. Я выучил вашу историю, язык и все такое и пришел посмотреть.
- Ты опять смеешся. Какое отношение имею к истории я? И потом, если ты все знаешь, зачем еще что то смотреьт?
- Ну, во первих, я знаю не все, а только главное. Во вторых, как бы тебе объяснить... Так же хорошо, как и прошлое, я знаю и будущее. Когда я попадаю куда нибудь, мне обязательно нужно знать, какой там год, что бы знать, что из того, что я знаю, уже в прошлом, а что еще в будущем.
- Уф! Сразу видно образованного человека – ничего не понятно. Ну ка расскажи, что с нами будет потом?
- А вот как раз этого мне делать и нельзя!
- Но никто ведь не узнает! А зачем ты такой ученый пришел сюда, а не в Париж или Пуатье?
- Еще как узнают! Я, собственно, с тобой хотел поговорить.
- Зачем?
- А затем, что у себя дома я буду писать не о королях да профессорах, а о простой девченке Жанне Дарк.
- Почему? Почему не о войне?
- О войне не интересно, они и у нас бывают. А о тебе интересно, таких как ты у нас, вроде, нету.
- Правда? А какие у Вас там войни?
- Не очень давно была страшная война. Она всех затронула и унесла чуть не каждого десятого человека. А теперь, если начать воевать, так можно убить всех до единого.
- Ох, этого не может быть! Старики рассказывают, что когда их отцы были такими как я, сто лет назад, чума унесла каждого третьего, но мы остались жить. И сейчас англичане захватили пол Франции, а мы здесь живем потому, что эти трусы так и не смогли взять Вокулер. Наши славные рыцари тоже хороши, грабят всех подряд, мне отец рассказывал. Нас не тронули, потому что у нас замок на острове, куда им не добраться. Селчане его укрепили. Англичане наших уже три раза побили и никто не знает, что дальше будет. А как там у вас воюют?
- У нас то? У нас напридумывали всяких машин, больших и маленьких. Так что люди убивают, не видя друг друга и разрушают целые города с помощью одной единственной такой машины. А понаделали их много тысяч, больше, чем есть городов на всем белом свете.
- А с кем вы воюете?
- С кем воевать, всегда найдется...
- Эх, надо поскорее англичан побеждать, пока они ничего такого не придумали!
- Нет. Они не скоро придумают, особенно если ты никому ничего не скажешь.
- Ну вот, мы и пришли. Отец! Смотрите кого я привела!
- Здравствуите, господин.
- Здравствуите. Не укажете ли мне место, где можно было би остановиться на некоторое время. Меня зовут Друг и я странствующий философ.
- Странствующий философ? Бывает, бывает. И откуда ты, странствующий философ?
- Это секрет, отец! Но он все, все знает и сделает нам машину, которая убьет всех англичан и бургундцев! Ведь сделаешь, правда?
- Нет, не сделаю. Справляйтесь сами со своими англичанами и бургундцами.
- Я вижу, Жанетта совсем тебя замучила вопросами. Вечно бегает за всеми прохожими. Так, говоришь, самим справляться?
- Ну да.
- Как же. Наши доблестние рыцари, что б им, только и умеют, что грабить, да от англичан бегать, да в плен попадать. А мы – плати! Нет, нас бог миловал, мы люди свободные, да и округ наш свободен. А как подумаешь, что кругом творится, так никуда вылезат и не хочется. Замок мы укрепили и ладно.
- Уважаемый Жак Дай, так, верно? На каждого рыцаря приходится человек 50 простого люда. Как же можно все на рыцарей валить. Много ты у англичан рыцарей видел?
- Ну, конница, конечно, вся. Но главное, да, главное – лучники. Говорят, поднимался уже где то народ. У нас капитан наш Бодрикур Вокулера так и не сдал... Ладно, здесь недалеко вдова одна живет – ох, что то много их стало. Сколько помню, все война идет. И отец мои жил – шла, и дед жил – шла. Скоро уже 100 лет идет. Когда ж конец, а, ученый человек?.. Я тебя к этой вдове отведу, дорого она не запросит, а ей лишняя копейка не помешает...
- Хорошо. А конец войне скоро, сам увидишь.
- Я можно заходить к тебе буду?
- Цыц, дура! Не обращайте внимание, девченка. Розга по ней скучает. Ну, да муж норов обломает.
- Нет, почему, обязательно заходи.
- Здравствуй, как устроился?
- А, Жанна, проходи. Нормально. Слушай, нет ли у вас тут какой нибудь нетяжелой работенки? За бесплатно. Понимаешь, я хоть ничего не умею, но и сидеть без дела тоже не могу.
- Вот и я тоже. А писать умееш?
- Умею.
- Тогда работа найдется. У меня к тебе вопрос есть!
- Еще бы. Давай.
- Понимаешь, я тоже думаю, что если мы их не выгоним, так никто за нас этого не сделает. Так?
- Ну так. А кого прогонять то?
- Да англичан же! Я думаю, вот бы побыстрее.
- Ну и что?
- Да как что! Вот и ты не понимаеш, а хвастался, знаешь все! Я родителям не говорю ничего, а то они запрут меня да и все. И дураку этому Жану не скажу, и братьям, не лучше его вышли. Я думаю, сейчас наш долг, англичан гнать. Так?
- Угу. А кто такой Жан?
- Как же! Жених мой! Так ведь и мой долг тоже гнать англичан, так?
- Угу...
- А родители говорят, что мой долг – работать, выйти замуж, нарожать детей и скончаться в этои деревне. И потом, я не умею...
- А чем тебе все это не нравится – работа и все остальное? И чего ты не умеешь?
- В женской работе я искуснее почти всех в деревне. Воевать я не умею. Там все высокородные господа. А я...
- Во первых, этому можно научиться, не велика наука. А вовторых, я не понял, что значит „скончаться в этой деревне“? Она то тебе чем не нравится?
- Из всех мест на земле я больше всего люблю это место, а из всех людей я больше всего люблю своих родителей. Я так благодарна им, что родили меня свободной, не то что люди по ту сторону реки. Благодарна за то, что дали увидеть этот прекрасный мир. И было бы черной неблагодарностью не оправдать теперь их надежд, которые они связывают со мною. Но я знаю, на свете много много людей и много много мест, и всем этим людям плохо и во всех этих местах горе, потому что уже 100 лет идет война и пора положить этому конец.
- Ты говоришь совсем как взрослая. Но я не понимаю, в чем проблема. Даже если ваш долг изгнать врага, что мешает тебе стать женой и матерью?
- А я и есть взрослая. В моем возрасте уже детей пора иметь, как мама говорит. Но как же я, с семьеи, с детьми, стану гнать врага?
- Ну, во первых, завтра еще не конец света и кто то должен будет жить и после вас. Иначе, если никого не будет, зачем и врага гнать? Не пустовать же земле? А во вторых, почему обязательно тебе, пусть корол с армией и гонят врага. А твое дело маленькое, женское, о будущих поколениях заботиться.
- Вот и мама так говорит, и отец тоже. Но я так думаю, что детей нарожать всегда найдется кому, верно?
- Вообще то верно. Хотя, если все будут рассуждать, как ты, то неизвестно.
- Все не будут, слава богу. Король? Армия? Смешно! Они уже пробовали! И у нас в деревне. Кого ни спроси, у всех другие дела, кому сено косить, кому дрова колоть. Мол, переколем, тогда, может быть... И вообще, над нами не каплет, нас капитан Бодрикур оборонит. А Франция далеко, что нам до нее. Оборонит их кто нибудь! Пока сам себя не оборониш, никто тебя не оборонит. Вот поеду и скажу все это королю! Пусть обороняет себя сам! А не может, пусть другим даст обороняться.
- Так. Успокойся. Значит, замуж не собираешся, родителей бросаешь, к черту на кулички едешь, а там тебя только и ждут
- Да! И поеду! Сам успокойся! Раз такой умный, сказал бы лучше, чего делать.
- Хорошо! Хорошо. Во первых, ти должна сбежать, добром тебя не пустят. Во вторых, раз уж ты собираешся воевать, а значит, жить среди солдат, ты должна, что бы чего не вышло, стать как они, точь в точь. И, наконец, ты... Но сначала скажи, ты в бога веришь?
- А ты что, нет, что ли? Я девушка добропорядочная. У нас все верят, причем тут это? И послушай, за все это родители меня проклянут, да еще и на костре сожгут.
- Скорее всего. А бог здес ни причем. Но ты никому не скажешь, что это ты хочешь освобождать Францию. Здесь, у вас, тебе будет удобнее сослаться на бога, как на вышестоящую инстанцию с абсолютным авторитетом.
- Сказать по правде, ни словечка не поняла.
- Ну, скажешь, что тебя бог послал Францию освобождать, так тебе скорее поверят.
- Разве только глупцы.
- Ничего, глупцов не как уж и мало. И достаточно обмануть нескольких, как остальные потянутся за ними. Да и им легче будет поверить в божественный промысел, чем разувериться в себе. Это ж они довели страну до краха, считая при этом, что действуют единственно верными способами. Умных же людей, которым будет ясна суть твоих деиствий, тебе придется немного обмануть в части тебя самой.
- То есть? И потом, я посебе знаю, что есть люди не поступающие, как остальные.
- Умным людям, которые не смогут считать чудом то, что ты делаеш, лучше будет считать чудом тебя. Ведь они сами сейчас выключены из жизни и болшей частью влачат жалкое существование, находя для этого кучу разных оправданий. Так что таких, как ты, не много.
- Что же во мне такого чудесного, что я не влачу жалкого существования?
- Не знаю... Я собственно, это и хотел бы узнать...
- По мне, так я самая обыкновенная девчонка. А что до веры, то я не верю в какого то конкретного бога, всемогущего, всезнающего и всеблагого. Тот бог, которому мы тут все молимся, не всемогущ. Он не может сделать камня такого большого, что бы сам не смог его поднять. И уж тем более не может сам выгнать англичан из Франции. Он не может знать всего, потому что сам устроил мир так, что чем больше знаешь, тем больше возникает вопросов. И что то не заметно, что бы он был особенно милостив. Но я верю, что люди появляются на свет, что бы быть счатливыми. И верю, что все они, даже такие рабы, что живут за рекой, могут, не зная других ограничений, кроме тех, что они примут на себя своей волей, преследуя каждый свои цели, все таки создавать это счастье друг для друга. Вот во что я верю. До свидания!
- До свидания.
- Кто то идет. Господи, темно то как. Кто там?
- Свои.
- Какие еще свои?!
- Это Друг!
- Какой еще друг?
- Это я. Меня зовут Друг.
- Безоружный. Ну и что тебе нужно, Друг?
- Погоди, Бертран. Это мой Друг.
- Твой друг? Ну, ну, а еще строила из себя невесть кого.
- Да нет, это не приятель, это мой человек по имени Друг. И он друг мне. Куда же ты пропал после того, как мы ушли в Невшато? Мне так не хватало тебя в Вокулере. Да и на суде тоже.
- Ну, в Вокулере ты великолепно и без него обошлась. Капитан втюрился в нее с первого взгляда. А когда люди на улицах стали кричать „Дева! Дева!“, капитан, которому его место дорого, как память о 14 годах прибыльной службы, отправил ее ко всем чертям, умудрившись даже ни гроша на это не израсходовать.
- Что значит втюрился?! Он же мне в отцы годится.
- Жанна, он годится в отцы не только тебе, но и доброй половине детей в округе. Все знают, что он у нас первый бабник. Да и кто ему, хозяину, откажет? Нет, в общем, он не так уж и плох. Несмотря на требование Бедфорда о сдаче, подкрепленное 1000 копий и 3000 ливров, он не оставил поста и Вокулер как был, так и остался единственным пунктом в тылу англичан, который еще подчиняется дофину Карлу. А что он любит деньги и женщин, так все таковы... Он и тебя хотел, но куда ему... Хотел бы я видеть молодчика, который ее заполучит. А, Друг?
- Да. Значит ты действовала правильно?
- Конечно, если судить по результатам. Сейчас все великолепно! Мне кажется, у меня получится все, за что я ни возмусь.
- А что за суд?
- Вот. Тоже самое. Они сговорились с этим идиотом и он подал на меня в суд за нарушение брачного обязательства. Но я сбежала от них и защищалась на суде сама. Представляешь!
- Кто они? И что за идиот? И что ты сказала на суде?
- Да родители же. И Жан, жених мой. А на суде сказала, что шла туда целый день не для того, что бы давать лжесвидетельство, а вот они не явились. Я тогда же и решила, что уйду, но они догадались и отец сказал, что я шлюха и грязная тварь и что если я сбегу с солдатами, он и братья утопят меня. После этого я и сбежала.
- В Вокулер?
- Да. И сказала всем то, что думаю и в такой форме, что они поверили. И вот я еду к королю,а вон спит королевский курьер.
- Он приехал за тобой?
- Нет, хотя пока я болталась в Вокулере, ему бы хватило времени съездит туда и обратно 2 раза.
- Были проволочки?
- Я чуть не сбежала от них! Мне так хотелось, что бы все делалось поскорее. Но не могла же я бросить людей, которые верили в меня. Ну да наконец то сегодня днем мы пересечем границу Франции.
- Скажи, почему тебе в твои 17 лет хочется, что бы время летело быстрее? Когда мне было 17, я молил, что бы каждый день тянулся как можно дольше и каждое утро просыпался с радостью, что мне 17. Может, это любопитство узнать, что будет дальше, заставляет тебя торопить время?
- Нет. Я знаю все это. Мне тоже не хватает дня, что бы им насититься. Да, время самое дорогое, чего уже не вернуть. Оно течет, как вода между пальцев, невозвратимо и бесполезно. Я хочу сделать все необходимое как можно быстрее, что бы снова можно было бы беззаботно наслаждаться жизнью. Я говорю глупости?
- Нет. Ты говоришь совсем как образованный человек.
- Не знаю, как это получается. Слова сами вылетают из меня.
- Ты уже знаешь силу слов?
- Да. Ты думаешь, мне нравится поклонение. Мне поклонялся весь Вокулер и мне это совсем не понрасвилось. Но я хочу иметь возможность осуществить свои желания..
- Ну-у-у. Все хотели бы иметь возможность осуществить свои желания.
- Да, все бы. Ты прав. И никто не может сказат, чьи желания надо выполнят, а чьи нет.
- Вообще то лучше всего делать то, чего хочет большинство людей.
- Да, если они знают, чего хотят. Но ведь их можно и обмануть. Я знаю, как легко это делается. Им можно внушить, что они хотят... Что угодно можно внушить...
- Ты что же, обманиваешь людей? Можешь внушить что угодно? Попробуй убедить их обманом покончить с собой.
- Ты же сам советовал! Я говорю им, что меня послал бог, хотя я послала себя сама. Я внушаю им, что больше всего на свете они хотят прогнать англичан, хотя на самом деле больше всего они хотят жить спокоиной жизнью, что бы их никто не трогал. И в общем не секрет, что всегда можно подобрать группу людей, которые после соответствующеи подготовки благополучно убьют себя, находясь в здравом уме и твердой памяти.
- Да. Но, может, это от невежества.?
- Может быть. Хочется в это верить. Тогда все поправимо.
- Но все же, разве тебе не хочется узнать, что будет дальше?.
- А я уже знаю это. Будет победа. Она неизбежна и прямо носится в воздухе. Не нашлось ни одного человека, который не захотел бы выгнать англичан. Мы победим и англичане уберутся к себе.
- Ну а как насчет тебя?
- Я? А что я? В лучшем случае окончу жизнь в монастыре. В худшем – на костре.
- Ти знаешь даже это.
- Конечно. Если меня примут за шарлатанку, мне не сдобровать. А если сделают главнокомандующим, как я хочу, то не оставят такую власть в моих руках надолго.А так как я намерена призвать в армию простолюдинов, благородные господа усмотят в этом угрозу. Боже мои! И все это предстоит мне пережить!
- Ты не хочешь этого?
- И хочу. И не хочу. И боюсь.
- Сложно.
- Конечно, сложно, если знаешь, что на твоем пути тебя ждет предательство, но не можешь свернуть с него. Спать пора.
- Спокойнои ночи.
- Послушай, Друг, что ты знаешь о короле?
- Все короли одинаковы и хотят только одного, безмятежной власти.
- Что это значит?
- Ето значит, что они хотят власти и не хотят, что бы их беспокоили.
- Спокоиной ночи.
- Слава богу. Спать осталось часа три.
- Ну и что же ты скажешь королю?
- Пообещаю, что он получит власть, не приложив усилий. Опишу, как все будут ему поклоняться. Скажу, что бог за него.
- Да, Жанна, был бы я королем, ты бы меня убедила. А как ты будешь воеват?
- Ты же знаешь, я ничего не умею. Но пусть меня приведут на поле боя и я поведу за собой солдат!
- А если не приведут? А если приведут, куда ты поведеш солдат? А если они не пойдут? И что ты думаешь, станут делать англичане?
- Я необразованная девчонка, ты знаешь. И никто не станет тратить время, что бы обучить меня всему, что нужно. Я решила сделать следующее: показать, что англичане слабее нас хотя бы потому, что их меньше и короновать дофина в Реймсе. Для этого не нужно много знать, кроме того, в этом мне наверняка помогут. Так что солдаты пойдут. А не пойдут, так их заставят, армия есть армия.
- Как ты покажешь слабость англичан? И зачем короновать дофина?
- Ну, это проще простого. Ти знаешь, все только и говорят про Орлеан. Но, если отделить правду от лжи, то без подкрепления англичанам Орлеана не взять. А резервов у них нет, иначе Вокулер не был бы свободен. Так что требуется лишь сильный удар с нашей стороны. А коронация? Я не могу стать правителем этой страны. Ты тоже. Это место короля. Так пусть он и занимает его. Все равно, ему долго еще придется ждать возможности воплотить свои королевские желания.
- Тебе хотелось бы воплощать свои желания?
- А я что делаю?
- Ждешь аудиенции.
- А почему? Меня толкали? Нет, я сама захотела.
- А все таки, что ты думаеш об англичанах, а, Жанна? Почему ты молчиш?
- Думаю.
- Об англичанах?
- Нет, я думаю, что же я о них думаю.
- Ну и что же?
- Послушай!
- Да.
- Зачем они заставляют меня убивать их?
- Кто?
- Да англичане же! Разве у них нет матерей?! Разве нет у них дел на родине?! Разве их матерям доставляет радость смерть детей?! Зачем они доводят меня до того, что я должна приносить горе в их дома?! Почему они так жестоки по отношению к своей родине?! Зачем хотят покрыть ее позором?!
- Но ведь победоносные завоевания – честь для любой страны.
- Да? А честью ли будет завоеванное за 150 лет потерять за 20? И почему завоевания – честь? Вот уж не думаю, что бы кто нибудь назвал честным, завоюй я Англию. Честь! Самая высшая честь – трудиться, создавая богатства и пользоваться этими богатствами свободно и осмысленно. Война это мерзость. Помнишь, я сказала, что солдат будут заставлять сражаться за Францию? Так вот, я поняла, что я сама, понимаешь, сама, буду вешать дезертиров на глазах у всего войска. Убивать французов! Приятнейшая перспектива! Убивать человека за желание жить!
- За нежелание умирать. Как будто остальние хотят жить больше чем дезертиры или больше желают своей смерти. Ведь речь идет не о том, что бы жить или не жить, а о цене. Жить любой ценой или отдать цену жизни за жизнь более достойную, которую уже не увидишь.
- Тем хуже! Тем страшнее вести в бой и убивать там руками врагов таких людей! Ведь человек, готовый отдать жизнь за лучшую жизнь других как раз и нужен живым.
- Но англичане не уйдут добром.
- Да. И я заплачу любую цену, какая потребуется, брошу к их ногам любое количество жизней, лишь бы они ушли.
- Надеюсь, речь не идет о жертвоприношениях?
- Ну конечно. Я убья столько англичан и столько французов, сколько потребуется для достижения цели.
- Нужно не столько убить людей, сколько занять территорию.
- Естественно. Но все же это только предлог для убийств.
- Ну, если только предлог, то, может, не стоит?
- Стоит! Стоит, потому что жить так дальше невозможно. И пусть часть из нас умрет, не все конечно, зато остальные будут жить лучше. А если не лучше, то хотя бы иначе, чем мы. И даже если враг окажется силен настолько, что мы погибнем все, а я не верю в это, то и тогда мы погибнем в борьбе, а не умрем тихо и незаметно.
- А какая разница, как умереть, тихо или громко?
- То есть конечно, никакой! Дело не в смерти, а в виде жизни. Я думала, зачем живет человек на земле? И поняла, что бы оставить след. След в виде следующих поколений, след в виде плодов труда своего. А если враг не дает ему этого сделать, он оставляет след в виде памяти врага о себе. Бывает, что не остается ничего. Бывает. Это беда. Но надо бороться, иначе наверняка ничего не будет.
- Ну, пора. Не думаю, что бы были проволочки. Их уже торопят из Орлеана. Там уже знают о тебе.
- Да, я принимала их делегацию. Хороша же у англичан осада!
- Но, все таки, крестьянской девченке не сразу дадут жезл главнокомандующего.
- Да ну его! Лишь бы в войска пустили!
- Друг? Друг! Где ты был все это время? Ти уже знаешь, что произошло? Я тебя около года не видела.
- Я все знаю. Я третий год здесь и третий раз забываю поздравить тебя с днем рождения. Слушай, что ты плетешь про свои видения? У тебя что, галлюцинации?
- А что это такое? Понимаешь, я часто разговариваю сама с собой. Да и с кем мне разговаривать, тебя то все больше нету. Ну и в этих беседах мне приходят некоторые мысли. Но не могу же я сказать, что я сама это придумала.
- Почему?
- Как?! Ты меня спрашиваешь?! А еще говорил, что все зависит не столько от того, кто говорит, сколко от того, кто слушает.
- И все таки. Почему. Ты. Не можеш. Говорить. Правду. Об источнике. Твоих. Мыслеи.
- Я поняла. Послушай, скажи мне, ведь ты знаеш, кто я? Вот видишь, я сижу здесь, в Компьене, после всех побед и предательства и спрашиваю тебя, кто я?
- Человек.
- А какой. Откуда я такая взялась?
- А ты не знаешь? Ну, родители ложатся в постель...
- И ты туда же! И не смей смеяться! Я не об этом. Это я отлично знаю. Целую комиссию проходила. Проверяли, не спуталась ли я с дьяволом. Оказывается, я не знаю, кто я такая. Крестьянка? Больше уже нет. Дворянка, как мои братья теперь? Тоже нет! Военачалник? Нет!! Слуга короля и господа бога нашего? Нет!! Все нет!!! Так кто же я.
- Некоторые считают тебя ведьмой. Почему ты не говоришь об этом?
- Да, ты знаешь, я иногда тоже об этом думаю. А вдруг я и правда орудие чьей то воли? Ведь никто, кроме меня не смог, даже когда их заставляли, как того дурачка Гильома, сделать то, что сделала я. Откуда в голове темной крестьянки такие мысли? Почему 18 летней девчонке удается то, что не удается самому королю? Откуда я знаю, как все пойдет? И почему, зная, не могу отступить? Люди приходили посмеяться надо мной и уходили, я видела это, крещеными в новую веру, веру в меня! В меня! Родители прокляли меня и когда я шла в Реймс и проходила знакомыми местами, я побоялась зайти к ним. Но они приехали сами и просили у меня прощения. Просили прощения! Виданное ли это дело? Правда, я освободила нашу деревню от налогов. Это единственное, что я просила у короля. Он потом еще и братьев в дворяне произвел. Де Лис! Я обманывала людей, говоря от имени бога, а они верили мне. Солдаты видели меня на поле боя и шли за мной, потому что видели, что я так же смертна, как и они и верили лишь глазам своим. Святоши не видели в своей жизни ничего, но после боя говорили, что это бог им помог. Прошу же тебя, скажи мне, кто я?
- Смотря где. Для себя ты простая девчонка, каких тысячи. Для короля ти пешка, которую превратили в ферзя, что бы пожертвовать. А, ты не знаешь, что такое ферзь? Это такая важная фигура в игре. Для простых людей ты знамя. Солдатам стыдно было бежать, когда ты шла вперед, а крестьяне не могли сидеть дома, когда ты звала их в поход. Женщинам нравилось, что ты орудуешь во Франции так же, как как они орудуют на своей кухне. А мужчин ты делала Мужчинами с большой буквы, даже короля. Кстати, все же ни один не осмелился?
- Даже в голову никому не пришло. Я вышвирнула из армии всех женщин, что вечно таскаются за ней и даже запретила солдатам ругаться! И они выполняли это даже в мое отсутствие! Вообще то воевать оказалось не сложно Англичане так же боятся быть убитыми, как и все прочие люди. В бою главное было переупрямить противника и выстоять дольше, чем мог выстоять он. И тогда англичане бежали. Они молодцы, мы ходили друг на друга по пять раз подряд, но после шестой атаки они убегали. Что бы испугать их, я направляла все пушки в одно место, где их больше всего, что бы там все умерли, не имея возможности достать нас своими стрелами. А их пушки в это время почему то стреляли по всему фронту войска. Здесь они всегда давали маху! Забавно, двор командывал армией так, как будто в бою можно сделать что угодно какими угодно силами. Я не умею творить чудес, а они оставляли мне все меньче и меньше войск. И вот от безделья я убежала сюда, в Компьен. Тут второй Орлеан!
- Да, строго говоря, для всех ты была символ, не человек. А теперь по твоему возбуждению я вижу, что и ты усомнилась в этом. Но, может, ты усомнилась, что ты женсщина?
- Нет! Я знаю, я человек, но я и женщина! Мне 18 лет и у меня есть все, что соответствует этому возрасту. Правда у нас быть женщиной означает запереть себя в доме и выполнять там тяжелую, нудную и бесконечную работу. Ты не сказал еще, кто я для тебя.
- Ти мне нравишся. Но там, дома, есть девушка, которая нравится мне больше. Она не хочет иметь со мной дела.
- Так вот почему!.. А какой смысл в безответной любви?
- Твои намеки мне понятны. Нет, я не бежал сюда от любви. Это невозможно – бежать, ты же знаешь. И какой смысл в безответной любви, мне неизвестно. Я могу говорить с тобой, советовать, приводить к выводам, я же знаю, что ты и сама на это способна. Но я не могу вместе с тобой действовать, я могу быть только наблюдателем.
- Я уже поняла это. Слушай, теперь я тебе скажу, чего не говорила никому. Слушай, я женщина! Мои руки жаждут объятий, а губы – поцелуев. Я хочу быть красивой! Ты бы видел, как я одевалась при дворе! Я, конечно, носила мужскую одежду. Но фасон! Но покрой! А ткани! В мыслях своих я представляла себе человека прерасного, свободного духом, стройного и высокого, не то что ты, между прочим. Я представляла себе человека, которого я бы могла любить, не боясь его власти надо мною и который любил бы меня. Какая гнусность, что время, когда я родилась, потребовало от меня другого!..
- Стоп, Стоп. Понял. Замечания могла бы оставить при себе. Внешность какая есть, такая и есть, ничего тут не измениш, хотя кое кто здесь и думает иначе. Теперь о другом. Я знаю, тебя оттерли от армии, за твоей спиной сговорились с англичанами, а те, не будь дураки, перекрыли твою коронацию своей. А твой корридор на Реймс пытаются сделать тупиком, вновь соеденив Бургундию с оккупированными территориями. Ведь Париж взять тебе не дали.
- Да, да. Что же тепер будет? Скажи!
- Нельзя мне. Скажу только, что уже поздно. Ты не думай, что твое дело в руках короля и ему подобных. Они теперь могут крутиться, как хотят, но они вынуждены будут довести его до конца. А то народ может обнаружить, что может обходиться и без них. Я говорю тебе, да ты и сама знаешь, что твое дело будет победоносно завершено.
- Без меня?
- Да.
- Прощаи!
- До свидания.
- Кто там опят! Оставте меня в покое!
- Тише, ето я!
- Друг! Ти пришел за мнои?
- Нет. Ты останешся здесь. Я пришел, что бы выполнить свой долг и рассказать тебе все.
- Ты ничего не знаешь? Я отреклась вчера.
- Знаю. А ты знаешь, от чего ты отреклась?
- Да, мне читали. Там два или три пункта. Совсем несущественние – одежда, гордыня, еще что то. Это все правда, это все было.
- Да, читали тебе это. Но, водя твоей рукой, они подписали совсем другое. Читать то ты не умеешь.
- Нет! Не может быть! Как ты попал сюда? Разве стража спит?
- Нет, не спит. Подумай сама, почему тебя вернули обратно сюда, а не отправили в монастырь, как обещали?
- Посидел бы в клетке столько, сколько я, тоже думать разучился бы. Тем более, что места там не хватало даже сидеть.
- Ладно, не сердись на меня. Ты сама выбрала этот путь и прошла его почти до конца.
- Извини, ти прав. Они опять предали меня.
- Нет. Теперь они предали не только тебя. Они опозорили твое дело. Там написано, что ты не имела права освобождать Францию.
- Да?! А кто тогда имел это право? По их получается, что Франция вечно должна быть под англичанами, потому что это угодно богу. Но бог ведь не англичанин.
- Помниш Вокулер? Ты ушла тогда одна, но не ушла далеко. Почему?
- Ти думаешь, я опять предала людей?! Тиы прав! Я трус! Нет, хуже, я трусиха! Мне так хотелось жить вчера! Все это время они делали со мной что хотели. И вот, когда мне впервие за долгие месяцы дали глотнуть свежего воздуха, я сдалась... Ух, как я ненавижу себя за то, что завишу от всяких условий и других людей. Ты бы видел эти рожи! И все – французы! И такие люди будут жить в свободной Франции? Неужели я воевала и за них?!
- Да. В будущее всегда приходится брать все из настоящего и даже кое что из прошлого. Но слушай! Еще будут столетия упорной и не всегда успешной борьбы. Люди будут тянуться к свободе, знанию и справедливости, даже не зная, что это такое, через все преграды, как внешние, так и внутренние. Уже сейчас на востоке, в Чехии, бурлит восстание против засилия церкви.
- Я слишала об этом.
- А через 100 лет произойдет раскол и церковь никогда больше не будет такой силой, как сейчас. Ты, может, не поиймешь, но это очень важно. На юге, в Италии, начинается то, что потом назовут Возрождением. Возрождением человеческого духа! Скоро, через 5 лет, в городе Флоренции будет закончен собор, первая ласточка этого возрождения. Родятся титаны, чьи имена навечно войдут в Историю. Это будет скоро! Всего через 20-50 лет. Через 14 лет человек впервые напечатает книгу, вместо того что бы писать ее. Книг станет много, столько, что хватит на всех. Через 60-80 лет уйдут в плавание корабли, которые невиданным образом расширят границы мира. А через 40 лет на востоке Европи, в Польше, человек поймет свое место во вселенной. А другой человек, идя по его стопам, скажет людям, что они не одиноки во вселенной и сгорит за это на костре. Слушай! И через столетия, ты слишишь, столетия!, о тебе будут писать книги. Слушай, через 490 лет твои враги признают тебя святой, тебе посвятят церкви! А через 550 лет инквизиция исчезнет везде, как ни бывало! Борьба будет продолжаться! И я надеюсь, вопрос „быть или не быть“ исчезнет в веках так же, как исчезнет всемогущая инквизиция.
- Ты говоришь об удивительных вещах. И хотя я ничего не поняла, все равно, спасибо тебе.
- Прости, я не хотел называт имен, которых ти не можешь знать. Но я хотел сказат: все только начинается.
- Жаль, что меня тогда не будет. Но, боюсь, мне не дали жить здес, не дали бы и там. Вот и ты тоже скитаешся по чужим краям, связанный по рукам и ногам своими обычаями и не находишь себе места дома. Почему так? Нет, не отвечай! Простые люди правы, все должны быть похожи друг на друга, как в армии. Иначе разброд. Но и не правильно ето тоже.
- Чего би ты стоила без так называемых простых людей. Сидела бы дома, качала бы люльку. Ты знаешь, они продолжают бить англичан и там, во Франции, и здесь, в тылу. Компьен остался французским, его комендант выдержал пятимесячный штурм.
- Так он не предал меня!
- Нет. И здесь к Руану пробивается отряд. Твои друзья Ла Гир и Пуланжи. Но...
- Да. Я понимаю... Так значит, я сама! Как хорошо!
- А твои враги? Они все, ты слишишь, они все умрут нехорошей смерть’ю. И Кошон, и Тремуйль, и король, все!
- Все... Странно...
- О чем ти думаеш?
- Я думаю, чего они теперь хотят?
- Кто?
- Да враги же!
- Они не отопустят тебя добром.
- Да. И не выполнят обещаний. Тепеьр, когда я предала свое дело, они ждут, что я стану заложницей своего сраха перед костром. Нет! Не бывать этому! Какое счастье, что все еще поправимо! Давай сюда твою одежду!
- Жанна...
- Нечего ломаться! Раздевайся! За одно то, что я одену это, меня сожгут, как миленькую! Бери мое! Уходи! Если смог прийти, сможеш и уйти. Просчай!
- Прощай!
Речка движется и не движется... Речка движется и не движется... Тик, тик, тик, тик. Московское время четыре часа дня. В Горьком – пять, в Омске – шесть, в Новосибирске и Ташкенте – семь, в Иркутске, Чите – восемь, в Хабаровске – десять, во Владивостоке одиннадцать, в Петропавловске-Камчатском – полночь.
Вот и все. Что случилось со мной? Где я был все это время? Странное чувство, что я забыл что то главное. Нет, я не жалею, что я не выдел главных событий этои истории. О них достаточно написано в книгах. Да и мог ли я увидеть эту далекую и чужую мне жизнь правильно?
КОНЕЦ
Комментарии