Унесенное потоком.

Унесенное потоком.

Дом статского советника и издателя Якова Алексеевича Насонова в Кривоколенном переулке был известен в Москве своими литературными вечерами, на которых бывали и Грибоедов и Пушкин и другие знаменитости, когда они бывали в Первопрестольной. Кроме того дом Насонова был известен тем, что там был стол для любого, лишь бы у него было что рассказать или показать, Насонов слыл любителем чудаков.

В один из дней 1829 года в дневнике Насонова, который он, как и множество его современников, вел с неизменной аккуратностью, появилась очередная запись. В этот день в дом Насонова явился некиий иностранец, который представился италььнцем из Пьяченцы, Чезаре Полло. Итальянец отрекомендовался часовых дел мастером и предложил хозяину продемонстрировать некую удивительную машину. Насонов, заинтригованный, согласился. Судя по описанию, которое Яков Алексеевеич оставил на следующий день все в том же дневнике, Чезаре Полло продемонстрировал ему следующее.

Некий, похожий на неболшой токарный станок аппарат был для чего то снабжен большим раструбом. Итальянец вынул из принесенного с собой чемоданчика некий валик и объяснил, что валик покрыт мастикой на основе пчелиного воска. Он установил валик в аппарат, завел его рукояткой, как заводят часы, валик начал вращаться, а итальянец встал перед раструбом и прочел отрывок из популярного Падения Иерусалима Ариосто. После этого он перевел какой то рычаг, завел машину еще раз и из раструба послышался хотя и искаженный, но вполне узнаваемый голос, читающий Ариосто. Насонов был сражен, он потребовал объяснений. Подняв кожух, итальянец обяснил, что некий весьма тонкий механизм передает колебания мембраны в раструбе, вызванние колебаниями воздуха от голоса на специальное очень острое стило, которое передвигается вдоль воскового валика и оставляет за собой выдавленную канавку. Если потом поставит стило в начало и снова запустить машину, стило будет сколзить по упомянутой канавке, неровности которой будут вызивать его не видимые глазу колебания. Эти колебания усиленные через тот же механизм подаются на мембрану, которая колеблясь, производит в точь те же колебания воздуха, что были как бы гравированы на валике.

Машина продавалась, причем просил итальянец не дорого – 1000 золотих. Но Насонов был широкой души человек, не обладая таким уж колоссальным богатством, он все таки счел возможным дат итальянцу 3000 и предложил ему быть его гостем хотя бы ближаишие 2 недели.

По случаю в Москве в это время был Пушкин. Насонов решил восползоваться случаем и послал Александру Сергеевичу записку.

Записка, находящаяся ныне в Пушкинском доме, гласит: „Друг мой, Александр Сергеевич, прошу тебя почтить честью дом мой и устроить читку 10 главы Евгения Онегина.

Кроме знакомой тебе публики будет нечто, что удивит тебя безмерно. Надеюсь, что тайна послужит более надежной приманкой, чем мои, всегда к твоим услугам готовые, разносолы.“

Явившись к назначенному часу, Александр Сергеевич обнаружил, что знакомой публикой является только сам Насонов и некий смуглый незнакомец. Предупреждая расспросы, Яков Алексеевич сам встал перед раструбом, незнакомец завел рукоятку и Насонов начал: „Люблю тебя, Петра твотение...“. После этого последовало воспроизведение. К вящеи радости Якова Алексеевича, Пушкин тоже был сражен. Расспросам не было конца. Да, можно записать любой звук, любую музику, хотя, качество, конечно... Да, валики можно хранить долго, если уберегать их от тепла. Да, можно иметь валиков столько, сколько иные имеют книг. От чего же, можно поработать над мастикой и она станет более устойчивой, вопрос денег и усердия, не более. Качество? Возможно, но для этого нужна совсем другая механика, без малейших зазоров, каковые пока, увы, неизбежны и другие материалы, очень легкие и очень прочные, передающие колебания с максимальной точностью. И стило нужно как можно более острое и легкое. Уважаемый Чезаре Полло отваживается думать об алмазных деталях.

Что ж, когда первое изумление прошло и первое любопытство было удовлетворено, Пушкин встал и начтитал всю еще не опубликованную 10 главу Евгения Онегина, прерываясь только для смены валиков. Потом последовало контрольное прослушивание, затем 6 валиков, содержащих голос Пушкина были уложены в чемоданчик. Насонов, Пушкин и Полло договорились никому не говорить о записи, собираясь, вероятно, устроить сюрприз.

Черз неделю Пушкин покинул Москву, что бы больше уже туда не возвращаться. Еще через месяц надворного советника Насонова хватил удар и он умер, оплакиваемый своими близкими. Дом в Кривоколенном переулке перешел сначала к племяннику, затем к его сыну, который разорился и продал его в 1848 вместе со всей обстановкой. Дом еще несколько раз переходил из рук в руки, пока в 1887 в нем не случился пожар, уничтоживший всю внутренность, но благодаря отважной московской пожарной команде сохранивший фасад, который и по ныне можно видеть неподалеку от Арбата. Никакие поиски не обнаружили и следа, относящегося к этои истории, если не считать уже упонянутой записки.

Розыски в архивах города Пьяченца показали, что там никогда не проживал человек по имени Чезаре Полло.

P.S. Это тоже плагиат, но я не помню, откуда.