Однажды в СССР "КГБ и Рок-н-Ролл"

Что то на наших двух гайдпаркеров какая-то хворь напала. Активно интересуются как нам жилось в СССР.

Ну вот один из фрагментов жизни. 

*********************************************** 

Вчера вечером, когда приехал домой, встретил группу подростков (тинейджеров), которые паслись около соседского дома. Они обсуждали какие-то рок-группы. О чем они говорили я не фиксировал, но уловил фразу одного из них, который утверждал, что в период застоя, в 70-80-е годы, за подобную музыку бросали в ГУЛаг.
И вот я вспомнил одну свою давнюю историю, которая как раз и касалась моих взаимоотношений с органами.

Я тогда был на втором курсе. И у нас, как и во всех институтах, была своя рок-группа (вокально - инструментальный ансамбль). Я писал тексты и играл на ритме. Фронтменом у нас был парень, вокальные данные которого всегда оставляли далеко позади такие искусственные убожества как современные «фабриканты».  Нас хорошо знали в городе и всегда приглашали на танцплощадки, и туда, что сейчас называется дискотеками. В начале 80-х годов мы все жили под созвездием хард-рока. А в манерах поведения мы всячески подражали хиппи 60-х годов. На официозных фестивалях-конкурсах, мы конечно-же делали советскую попсу, а вот в своей среде… В своей среде мы делали рок-н-ролл.

Я помню, как однажды ко мне подбежал Андрей (наш лидер) и сказал, что он сочинил классную хард-роковскую музыку и под неё нужно было срочно сделать текст. Сама музыкальная композиция очень напоминала Deep Purple «Smoke On The Water». Мне понравилось и я приступил к тексту. Мысленно погрузился в нирвану времени хиппи, представил себя Ричи Блекмором, и стал писать.
Тот текст который я написал,  назывался «Мы были дети». Стихами это назвать трудно, но рок-н-рольные тексты никогда не страдали поэтической изысканностью. Да она и не нужна была. Здесь был главным - стёб. Эффект. Освещение сцены. Звук.
В ретроспективе, читая текст этого стиха, мне становиться немного неловко. Какими-же пошляками мы могли показаться тогда. Но нам тогда было наплевать на философию и внутренний драматизм движения хиппи. Для нас это была просто мода, и способ выделиться среди других групп.
В общем после репетиции, текст песни ребята восторженно утвердили.

Спустя несколько дней.
Это было часов в десять вечера.
Мы выступали в парке на открытой эстраде. Народу собралось как всегда много. Тогда тусоваться было модно. Видиков не было, компьютеров не было. По этому дома мало кто сидел.
И вот мы объявили следующую песню. Это была – «Мы были дети».
Чего тут началось!...  Наши сверстники внизу орали и махали руками. Андрей вопил в микрофон, а мы, подражая Джагеру, кривлялись как могли. Пока мы глумились, народ стремительно подтягивался.
Вообще-то это было рафинированной борзостью. В центре города…. в центральном парке… в 500-х метрах от здания КГБ… в непосредственной близости от здания МВД… при присутствующих около нас нарядах милиции….. Это уже было слишком.
Песня удалась.
Потом были ещё выступления. Потом ещё… ещё… В общем наша песенка стала жить отдельной жизнью, так как нас записывали на магнитофон.

Прошло недели две.
Я помню, что в этот день мы сдавали сопромат. Группа зашла в аудиторию, растащила билеты и села готовиться. Я тоже уселся за стол, сымитировал на лице сосредоточенность и тайком стал ощупывать карман, в котором лежали шпоры. Препод сидел за столом и не обращал на нас никакого внимания.
Потом дверь в аудиторию открылась, и кто-то вызвал нашего преподавателя из кабинета. Я быстро вытащил шпоры и положил их под чистые листы бумаги. Но радоваться долго не пришлось. Через несколько секунд преподаватель вернулся и, посмотрев в мою сторону, сказал мне, что ко мне пришли. Я был очень удивлён, так как в период подготовки к экзамену из аудитории никого не отпускают.

Я вышел, и увидел мужика лет сорока. Он был одет в чёрный гладенький костюм, в белой рубашке с галстуком и чисто выбрит. Морда его лица мне сразу не понравилась. Протокольная она какая-то была.
Он улыбнулся, поздоровался и мягким голосом спросил меня как я готовлюсь, и на какую оценку рассчитываю. Дурацкие, однако, вопросы.
В общем полюбезничали с ним минутку, а потом он полез в боковой карман и достал удостоверение, по которому я понял, что передо мной был человек из «внутренних органов». И не просто из «внутренних» а из управления госбезопасности.  Вобщем я не испугался, так как не работал на МИ-6, Массад и ЦРУ и Родину я не продавал.  Этот человек попросил меня явиться на следующий день в его кабинет для «консультации» (якобы). Назначил мне время и пожелал успешно сдать сопромат.
Я сдал сопромат. Сдал успешно.

А на следующий день пришёл в здание КГБ. Внизу сообщил дежурному, что меня вызывает к себе гражданин начальник, и дежурный позвонил этому человеку в штатском. Сверху спустился какой-то лейтенант и проводил меня к кабинету.
Я вошёл. Человек в штатском, сидел за столом. Потом он поднялся, поздоровался со мной и предложил сесть напротив.

А дальше, как в песне Высоцкого – «И затеялся странный, чудной разговор…». Он поинтересовался моим экзаменом. Спрашивал о матери и отце. Пытал о том давно ли я пишу стихи. В общем … ля-ля-тополя. А потом внезапно спрашивает о том, что, дескать, как я отношусь к «свободной любви». Естественно я ответил ему, типа – «Как можно!!!... Это-же позор, гражданин начальник!!!!... Это искоренять надо!!! Русо туристе – облико морале!!!!...»
Он помолчал, потом достал из кармана портативный магнитофон (я такие тогда первый раз видел), и включил его. И вот я услышал свою нетленку – «Мы были дети».
Ох и мрачные перспективы для меня тогда открылись. Нет, я знал, что меня не посадят, не расстреляют и НИКОГДА не сделают той фигни, которой запаковали мозги современных тинейджеров. Но перспектива быть отчисленным из института, меня тоже не устраивала.
В общем я крутился как уж на сковородке. Валил всё на растленное влияние Запада, убеждал его, что это шуточная песня, говорил что, в конце концов, это – жизнь, что это просто - соль без запаха….
А потом, этот человек из внутренних органов прочёл мне лекцию о том, что бы я в дальнейшем избегал подобного творчества. Он объяснил мне, что если я и дальше буду разлагать молодежь, то  «внутренние органы» обратятся в институт с ходатайством применить ко мне меры административного воздействия. Я пообещал ему, что, дескать, конечно-же… век воли не видать.
После этого он подписал мне пропуск и мы расстались.
А через два дня я узнал, что всю нашу рок-банду так-же вызывали на «лубянку» и проводили с каждым по отдельности воспитательную работу.

Конечно-же мы не бросили писать подобные вещи. Просто стали более осмотрительны. Тексты мы делали более гладкие, обтекаемые и двусмысленные. 

**************************************************

Вот такой был «ГУЛАГ» в России времён начала 80-х годов. Вот такие были «жуткие» репрессии. Вот такое было «звериное мурло» КГБ.

Господи, где вы сейчас мои милые КГБ-шники?
Где вы мои ментики-братики?...
Каким-же засранцем я тогда предстал в их глазах.
Они были правы.
А что они должны были с нами делать за подобные вещи?... Талоны на усиленное питание нам давать?... Они выполняли свой долг. Да, есть СВОБОДА. Да, есть свободные отношения между людьми. Но всем этим необходимо уметь пользоваться. И когда всё это создаёт угрозу существования самого государства, то с этим надо что то делать. И КГБ-шники делали это. Ведь именно под подобными лозунгами, которые мы давали людям, валили Советский Союз. Сколько людей погибло. Сколько детей бездомных стало. Сколько ушло в беспросветную нищету.

Это уже потом я узнал, что свободы в написании текстов песен нет ни в одной стране мира. Иностранные «внутренние органы» били по мордам и Джагера, и Джима Морисона, и Леннона, и Маккартни, и Роджера Уотерса, и Боба Дилана, и Дженис Джоплин, и….  А мы-то тогда думали, что там ВСЁ можно.
НЕ МОЖНО!
Есть СВОБОДА, а есть – БЕЗОПАСНОСТЬ. Безопасность людей. Принуждение, которое гарантирует невымирание.

Славные были времена.