Можно ли передать ощущения тем, кто их никогда не испытывал?

Одна из причин КСВ (кризиса среднего возраста) заключается в том, что и в уютной Европе нелегко ощутить себя дома. «Возвращайся в Москву», — предлагают друзья. Но и там я чувствую себя бесконечно чужим.

Уезжал я не куда-то конкретно, а из желания распрощаться с тем, с чем столкнулся за последние годы. Как и многие, налегал на английский. Видел себя «гражданином мира», человеком, который много путешествует, видит людей и мир. Настоящим космополитом. Но так им и не стал. В лондонской языковой школе меня с первого дня стали звать russian boy. Чем больше меня расспрашивали про Россию, тем меньше оставалось от моего космополитического настроя.

На известном ресурсе ко мне на страницу заглядывает одноклассник и уходит, не сказав ни слова. На фотографиях — довольный жизнью мужчина. С женой, с ребенком, в обнимку с обезьяной в каком-то сафари, за рулем дорого авто. В общем, жизнь удалась, что тут не ясно. Одного взгляда на эти снимки достаточно, чтобы представить, как он жил в прошлом, как складывается у него в настоящем и что ему предстоит в будущем. Моего одноклассника не донимают вопросы: кто он, что здесь делает, откуда приехал? Это его страна, он здесь живет. У себя дома.

Другое дело я — русский израильтянин, проживающий в Бельгии. Проблемы самоидентификации, желание уяснить что-то важное, кризис среднего возраста.

Сомневаюсь, что одноклассник воспринял бы меня адекватно, начни я говорить с ним об этом. Однако Россию, как ни парадоксально, в современном мире представляю я, а не он. За границу товарищ приезжает раз в год, на неделю. А я здесь живу и очень давно. Его не волнует, что со мной происходит, о’кей. Но о «загадочной и далекой стране» будут судить в том числе и по моему мнению.

С расспросами о Чечне, летних пожарах или мэре Лужкове люди обратятся ко мне. Около 20 лет именно так и происходит. Неформальное, живое общение всяко лучше репортажа по телевизору. Если что-то случится в Израиле, мне также предстоит объяснять, доказывать, с кем-то спорить. В общем, миссия выполнима.

Так бывает, когда с кем-то поссоришься, а общие знакомые не дают покоя.

Интересуются, спрашивают как раз о том человеке. Ну и что им теперь отвечать?

Я давно не обращаю внимания, когда вижу, как кому-то не нравится мое произношение и акцент. Как меняется выражение лица после первого предложения. Это значит, что скоро спросят: откуда приехал, когда? И дальнейшее отношение ко мне будет зависеть от меня в последнюю очередь. А в первую — от того, как человек относится к стране, из которой я приехал. Так было и через 5, и через 10, и через 15 лет после моего отъезда из России. Ведь израильтяне — это те, кто гнобит палестинцев, а русские держат высокие цены на недвижимость в Лондоне и оставляют нас без газа зимой.

Помню, во время трагедии с «Курском» коллегам казалось, что я могу сообщить что-то большее. И меня спрашивали, спрашивали, спрашивали бесконечно. Ну а что я мог им сказать?

Само собой выясняется, что никакой ты не «гражданин мира» и никогда им не будешь. Живешь в очень узком, четко очерченном мире. Там есть свои клише, табу, оси зла и добра, и со всем этим нужно уметь жить, управляться и, по возможности, не забегать за флажки. Со временем привыкаешь к должности народного дипломата и внештатного пресс-атташе МИДа. Ну и все вокруг привыкают тоже.

Зато когда страну, которую покинул, начинают ругать и костерить без особого повода, тут и просыпаются патриотические чувства. Иногда. Начинаешь им объяснять и доказывать, факты из истории приводить. Только у них есть свой «щит и меч» — европейская выдержка. Никогда не ясно: ты победил, и собеседник действительно со многим согласен или элементарно возражать не хочет.

Поэтому, кажется, мультикультурность в первом поколении эмигрантов — понятие весьма относительное. В восприятии окружающих мы продолжаем быть посланниками стран исхода. Это не плохо и не хорошо. Так устроено общественное сознание на бытовом уровне. В Израиле я «русский», в Европе — «русский израильтянин», в России тоже какой-то «не свой».