Москва провожала меня июльской жарой и высоким безоблачным небом. И хотя на всех без исключения телевизионных каналах дикторы заканчивали каждую новостную передачу тревожными сводками о полыхавших где-то в близком Подмосковье пожарах, в мой последний день пребывания на родине воздух над столицей был прозрачен. Наше очередное расставание было светлым и радостным. Мы не плакали друг по другу. Наверное, потому что наша любовь была взаимной. Я не грустила. А она не убивалась по мне мелким дождичком, не сердилась, посылая на мою голову громы и молнии, и даже не куталась дымовым маревом печали. Она прекрасно знала - где бы я ни была и ни жила, я всегда остаюсь москвичкой. И не наша с ней вина, что судьба подарила мне еще одну родину - историческую, где я проживаю последние пятнадцать лет.
Я неторопливо шла по знакомым с детства улицам, прощаясь с ними до осени, именно на это время планировался мой следующий визит сюда. Впереди, за длинным рядом бесчисленных торговых палаток, пестревшими дешевыми турецкими блузками и сарафанами, знакомо засверкали золотые маковки церкви, располагавшейся недалеко от станции метро. Вдоль решетчатой ограды сидели бабульки, каждая при деле. Кто-то продавал лесные ягоды и грибы, кто-то свои заготовки в стеклянных баночках. А кто-то сидел с протянутой рукой.
Надо признаться, я совсем не сентиментальный человек, и прекрасно осознаю, что попрошайничество – это тоже профессия, поэтому не спешу доставать кошелек. Но сейчас лирическое предотъездное настроение, как-то вдруг наполнившее меня, вид стройного строгого здания собора, прекрасно гармонирующего с окружавшим его свежепостриженным газоном, и чистенькие старушки, с потупленным взором взывающие подать им Христа ради, заставили меня приостановиться.
Я стала рассматривать их, стараясь понять, которая нуждается в милостыне так же, как я в том, чтобы дать ее. Мой выбор пал на коренастую женщину, в цветастом платке, рядом с которой притулился молодой монашек в длинном черном одеянии. Щедро высыпав в ее подставленную ладонь всю мелочь, накопившуюся у меня за месяц пребывания в Москве, я почувствовала полное удовлетворение от самой себя. Поэтому приняла как должное слова, которые она затараторила от радости.
-- Спасибо, спасибо, деточка! Дай Бог тебе здоровья! Да за кого же мне помолиться? Как тебя звать, родненькая?
-- Ира. Ирина. – Ответила я, не спеша укладывая кошелек в сумку. И уже хотела отойти, как она остановила меня неожиданным вопросом:
-- А какой же ты национальности?
Свое еврейство я носила с гордостью только последние пятнадцать лет, после переезда в Израиль. А до этого, сколько себя помню, приходилось «шифроваться». Это пошло еще от отца, который был «половинкой». Русская фамилия и национальность моего деда позволили сделать ему в советские времена неплохую карьеру, но навязанное системой чувство неполноценности и страха, что какая-нибудь партийная антисемитская сволочь докопается до его корней, преследовали его всю жизнь. Правда, даже этот страх не помешал ему в свое время жениться на моей маме - стопроцентной еврейке по документам, но русской по воспитанию. Наверное, это чувство раздвоенности пронесла бы и я через всю свою жизнь, если бы в середине 90-х мы с мужем не сорвались с насиженных мест.
Нельзя сказать, что этот поступок был совершен по идеологическим соображениям. Только потом пришло осознание важности произошедшего национального самоопределения и гордости за принадлежность к удивительному народу с его неповторимой историей. Но откровенный вопрос, заданный в беззлобной наивности, вызвал волну противоречивых чувств. И негодование по поводу его бесцеремонности, и давно забытый подкожный страх, и удивление: «Какая тебе разница, за кого просить перед Богом?».
Мысли о Боге, которому, по моему глубокому убеждению, на самом деле все равно, к какой национальности я отношусь, заставили меня легко произнести:
-- Иудейка.
--Это ж кто такие? – С интересом спросила женщина, решив, видимо, доканать меня своей простотой. Я на секунду задумалась, пытаясь найти объяснения на ее уровне. Взгляд опять уперся в храм. Меня осенило:
-- Ну, например, Иисус был иудеем. – Ее глаза стали приобретать квадратную форму, а правая рука потянулась ко лбу. – Его мама, Мария, которую на самом деле Мириам звали.
Женщина стала быстро креститься, мелко семеня словами: «Свят, свят, свят», как будто я несла бред или несусветную чушь. На что я, естественно, завелась:
-- И апостолы были иудеями. Потому что они в Иудее жили, и иудаизм был их религией. Петра на самом деле звали Шимоном, а Андрея – Иосифом.
Женщина схватила свою авоську и бросилась от меня наутек, поэтому свои последние слова я посылала уже ей вдогонку.
-- И Павел, апостол Павел, который на самом деле звался Саулом, тоже иудеем был. Да чего вы испугались? Об этом же в Библии написано!
Мне стало грустно. Религия, конечно, вещь не простая, но хоть что-то про своего бога знать нужно. Рассуждая на эту тему, я направилась к троллейбусной остановке.
Сзади послышался нарастающий шум спешащего человека и его многократные требования к кому-то: «Гражданочка! Подождите!» Я прибавила шагу, чтобы не оказаться в центре выяснения отношений посторонних людей. Но безрезультатно. Пришлось оглянуться, чтобы скорректировать свое местоположение.
-- Слава Богу, успел! – На меня набегал тот самый монах, сидевший несколько минут назад с полузакрытыми глазами у ограды церкви рядом с моей собеседницей.
Я с опаской отношусь к людям в черном, будь то элегантные мужские костюмы, рясы или сутаны. Учитывая скользкую тему, которая только что была поднята в его присутствии, в голове моментально прокрутились всевозможные неблагоприятные сценарии его желания непременно догнать меня. Парень остановился и, боязливо озираясь по сторонам, тихо спросил:
-- А его? Его как по настоящему звали?
-- Считается, что Иегошуа. – Также тихо ответила я.
-- А я слышал, что по-другому.
-- Булгакова читал? – Доверительно спросила я, понимая, что это не самая рекомендуемая в религиозных кругах литература. Он еле заметно кивнул в подтверждение моих слов. – Михаил Афанасьевич употребил уменьшительное имя - Йешуа. Он предмет неплохо знал. Как никак, папа у него профессором теологии был. Но все-таки напутал, как и греки. У тех вообще звука «ш» в языке нет, поэтому все «свистит»: Иисус, Иерусалим, Мессия.
-- Но вы сказали «считается»?.. – С волнением спросил он, удивив своим вниманием. – Значит, все-таки по-другому? – Настойчиво продолжал монах.
Теперь я еле заметно кивнула ему в ответ. И тут же испугалась: говорить на такую тему на улице, да еще с верующим человеком, этого еще не хватало. Поэтому решила завершить разговор давно известными фактами.
-- Имя Иегошуа, когда-то давно, у иудеев достаточно распространенным было. В Библии упоминаются пять человек, носящих его. – Он внимательно слушал. -- Буквенное обозначение Бога на иврите можно прочитать по-разному, потому что в написании практически нет гласных. Кто «Яхве» читает, а кто «Иегова». «Иегошуа» означает «Бог спаситель».
-- А откуда вы это знаете?
-- Я там живу. В Израиле. И потом, меня всегда интересовал Великий Иудей.
-- Вы в него верите? – Спросил он, осторожно заглядывая в мои глаза.
-- Я верю в Бога.
-- Он же Его сын!
-- Такой же, как ты, как я. Как все люди. – Я решительно поставила точку в разговоре, четко сформулировав свое отношение к главной доктрине христианства.
-- Но он Его отцом называл! – Буквально возопил монах.
-- А ты Его как называешь?
-- Я? Я молюсь Ему…
-- Тебя как зовут?
-- Иннокентий.
-- А в молитвах ты просишь Его милости для раба божьего Иннокентия, или для любимого сына Кеши?
Парень нервно поправил на голове свою шапку и стал расстегивать ворот рясы.
-- Жарко сегодня.
Да нет, дружок, тебе не жарко, а тесно в твоей одежде. Я с интересом стала разглядывать его.
-- Почему ты черное носишь?
-- Так положено. Я послушник в монастыре. Черный – цвет скорби.
-- Если в христианстве считается, что он воскрес, что же по нему скорбеть? Вот он сам, например, только в светлом ходил, хотя, как и современные монахи, был приверженцем аскетического образа жизни.
-- Выходит, католические священники правильно делают, что белые сутаны носят?
-- Я не большой специалист в тонкостях христианских традиций, но формально, да. Он же себя «воином света» считал.
Я стала вглядываться в даль, не идет ли мой троллейбус. Но на горизонте ничего похожего на «усатую» машину не было видно. Монах перехватил мой взгляд:
-- А вам далеко? Может, пешком пройдем? Я вас провожу.
Мы направились вдоль многочисленных разноцветных палаток и ларьков.
-- Ты как в монастыре оказался? – Начала я расспрос после того, как людской поток, мешавший разговору, заметно поредел.
-- После армии. Обет дал, если живым останусь… в монахи пойду. – Нехотя ответил он. -- В монастыре хотел утешение душе найти.
-- Ну и как, нашел?
Он пожал плечами:
-- Не знаю. Думал, что здесь ближе к Богу буду… – Он замолчал на некоторое время. А потом спросил с воодушевлением, сменив тему. – А вы и в Иерусалиме были?
-- Конечно.
-- И у гроба Господня? – Я утвердительно кивнула головой. – И путем его крестным шли?
-- Шла.
-- Господи, как бы я хотел! – Прошептал он.
-- Зачем? Думаешь, так ближе к нему станешь?
-- Да.
-- Вряд ли. Это все мистификация. Он этими улицами в свой последний путь не шел.
Вот так всегда. Вечно мне со своей правдой везде влезть надо. Не хотела ведь!
-- Как не шел? – Парня аж передернуло. -- Батюшка в прошлом году в Святой земле был. Рассказывал. Руку свою прикладывал на то место, где он оперся. – Потом взглянул на меня с опаской и пролепетал. – Да об этом везде написано.
-- По поводу батюшки твоего нигде не читала. – Съязвила я. – А помимо религии, существует еще история. Ее, конечно, можно переписать, но оригинал все равно обязательно всплывет.
-- Вы хотите сказать, что это обман?
-- Я хочу сказать, что того города, по которому он шел, не существует. Его римляне во втором веке нашей эры разрушили. И землю, на которой он стоял, перепахали. Так у них было заведено.
-- Почему?
-- Уж больно их иудеи своими бесконечными восстаниями разозлили. Свободы, видишь ли, хотели. Риму, при всей его мощи, семьдесят лет понадобилось, чтобы с этим народом справится. В отместку ничего не пощадили, напрочь с лица земли стерли, и новый город отстроили - Элиа Капитолина. Они ведь потрясающими строителями были. Сколько дорог в Рим проложили. А что касается отпечатка его руки, известняк – камень мягкий, податливый.
Он долго молчал. Наконец, произнес:
-- Вы в него не верите и все про него знаете. А я…
-- Ты ищешь в нем утешения.
-- А вы?
-- А я истину.
-- Зачем? Разве она не в вере?
-- Вера должна быть в истине. Вера без осознания истины слепа.
-- Но она помогает жить!
-- Существовать. Идти путем познания может только зрячий…
По возвращении в Израиль закрутивший меня привычный размеренный поток будничных дел и забот быстро приглушил остроту ощущений от недавней поездки, но почему-то не тронул воспоминаний об этих двоих: пожилой женщине в испуге тянущей руку ко лбу, чтобы откреститься от маленькой правды о своем боге, и монахе, задыхающимся от недостатка этой самой правды. Наоборот, чем дальше во времени отодвигался этот эпизод, тем больше мыслей будоражил он.
Странный монах, в самом деле. Люди, решившие связать свою жизнь с религией, как правило, не спрашивают, не мучаются сомнениями, не переживают, а безапелляционно утверждают, сами часто не понимая того, о чем говорят. Что с ним происходит? Поиски «истинного учения»? Кризис веры?
Весь мой жизненный опыт говорит об одном: любой кризис, независимо от области интереса, вызвавшего его, в науке, в творчестве, просто в жизни – это результат незнания. Что уж говорить о вере, когда одолевают тысячи вопросов? Легче всего слепо ринуться в нее, как того требует религия, поверить во все ее несуразности и нестыковки, отмахиваясь от правды священностью Писаний. Но ведь эти книги сочиняли люди, обыкновенные люди, даже если не обошлось без богодухновения. А это значит, что каждый из многочисленных авторов имел свой уровень образования, таланта, свои взгляды, руководствовался собственными пристрастиями, вкусами, интересами, считая их наиболее соответствующими интересам божественным. И для того, чтобы нам сегодня, в двадцать первом веке, понять суть написанного ими, надо знать, какие мысли занимали их головы две тысячи лет назад, три тысячи лет назад. Никто не спорит – это сложно. Но необходимо. Потому что время слепой веры проходит. Наступает эпоха понимания.
«Но Иисус спрашивал, веруешь ли ты?» -- Я как будто слышу возражения Иннокентия.
«Веруешь во что, в новое учение? И в чем оно?» -- Я смотрю в его глаза, не отрываясь. Удивительно, но он не отводит взгляда. Тогда я продолжаю. -- «Веруешь в кого? В него целителя, Мессию или сына божьего? Не бойся, задай себе эти вопросы».
«Сомнение – враг веры…» -- Делает он попытку уйти от разговора и тут же шепчет: «А может быть, путеводная звезда?..»
И я решила написать книгу, руководствуясь тем главным принципом, что если пришло время задавать вопросы, то следует давать на них честные ответы.
Я не исповедую ни христианство, ни иудаизм, заранее отвергая этим признанием любые обвинения в приверженности к какой-либо из этих религий. Мне тесно и неуютно в рамках любого догмата. Но я глубоко верующий человек, потому как верю в Бога, одного, единого для всех людей, милостивого, всепонимающего, которому все равно к какой религиозной конфессии человек себя относит.
Отвергает ли такой подход привычные религиозные верования? Нет. Это выбор для тех, кому душно от собственного незнания, кто ходит в церковь, отдавая всего лишь дань моде, но хочет это делать осмысленно.
Комментарии
P.S. А что такие малообразованные попы в столице или это иудеи спецом так все перевернули ...
Если разделить текст статьи на три части , то получится следующее.
1. Я -москвичка. Русская по воспитанию. Мама была еврейкой,папа-наполовину.
Мы всегда страдали.
2.Гордость за свою нацию. Фонтаном.
3. А вы тут "сидите" ограниченные, без извилины в голове. Что с вас взять?
Ну а теперь....добавлю. Итак взяли, что только можно было и нельзя.
Куда идут все богатства из России, что не удаётся Путину В.В. "отстегнуть" от
олигархов? Туда. Прямиком. В город в пустыне. Он что? Сам по себе оазисом
стал?
он- послушник. Он только учится.
Она его устраивает.
Грязь.
Отсюда средства,богатства российские, оттуда- разрушающая идеология.
понимание.
Тамара, есть ещё в М-Парке одна женщина,зовут её svet tou,
кажется так, так она мне предложила в ответ на мою обиду на недочеловека
представляете ЧТО? "Давай улетим!" Я была сражена. Но потеряла.
Таких людей,как Вы,Тамара, Света Горяинова, Лилия Маслюк и ещё несколько,
беречь надо, лелеять, как качественный русский генофонд.
Поддержка и понимание многого нынче стоит.
Всего Вам доброго.
Вопрос, увы, не праздный. Вы перепечатали только первую главу огромного исследовательского труда, которого "меленьким" никак не назовешь, ибо думающий и ищущий читатель найдет в нем ответы на массу своих вопросов. И первый из них, самый нынче актуальный, национальность Иисуса. Почему Вы решили, что правдивый ответ на него является мелким? Вы же гордитесь своей национальностью. И совершенно правильно делаете, точно так же как гордится своей национальностью любой индивид. Так почему же Вы лишаете национальности Иисуса?! По какому праву?!
Так почему же ни Вы, ни Ваши читатели, считающие себя христианами, не могут дать вразумительных ответов на самые простые вопросы о человеке, которого почитают своим богом? По той простой причине, что не знаете своих текстов, на которых по аналогии с иудаизмом построена христианская религия. Потому что живете чужими мыслями, наивными и невежественными стереотипами, стоящими преградами на пути любых знаний.
Не хочется Вас огорчать, но из текстов ни то, что слова, буквы не выкинешь. Как я понимаю, в Вашем представлении, это мелочь. На самом деле, эти мелочи позволяют понять людей, описанных в НЗ, их образ мысли, истоки этих мыслей, без чего невозможно разобраться, о чем они говорят. В отличии от Вас меня интересуют именно их мысли, а не приписанный им абсурд и ересь.
Что же эта небольшая цитата, казалось бы "мелочь", позволяет понять думающему читателю в русле нашего разговора? Что, новозаветные герои своей национальностью, т.е. принадлежностью к иудеям, весьма гордились. По-Вашему, они тоже мелковато мыслили?!
Чтобы понять смысл этих слов нужно знать очень много мелочей, которые позволяют осознать огромную их глубину. Дело это сложное, далеко не каждому под силу, тем более в тотальном отсутствии правдивой информации. И все же, попробуйте понять, что "закон и пророки" – это названия двух первых частей Танаха.
"Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все" (Матфей 5:18). "Иоты и черты" – это огласовки ивритских текстов. Смысл этих слов Иисуса означает, что на земле не установится Царство божие, т.е. "земля не перейдет в небо" до тех пор, пока Закон, т.е. Тора, не будут исполнены до последней огласовки. Даже не до последней буквы! До огласовки!!!!
Теперь понятно, о каком царстве божьем мечтает Иисус и окружающие его евреи? Ибо по представлениям иудаизма, справедливость и есть счастье. А справедливость возможна при исполнении Закона, и при равенстве всех перед ним. И как показывает вся история человечества, евреи, как всегда, правы. К сожалению, мелкое сознание, обусловленное невежеством, отсутствием элементарных знаний о своем "боге" и не желающем ничего знать, понять этого не может.
Не думайте, что речь идет о непонятном живым людям рае на небесах. Он мечтает построить Царство Божие на земле. Но не в России, которой в то время и в помине не существовало, ни в окружающем языческом мире (на язычников ему плевать), а у себя в Иудее, которая страдает под властью Рима. Любое завоевание, в том числе и римское, рассматривалось религиозными иудеями как наказание перед Богом за несоблюдение Торы-закона. В этом суть обвинений всех иудейских пророков. Отсюда так много обвинений Иисуса своим соплеменникам. Отсюда же вывод, что нарушающий хоть одну заповедь Торы, будет признан "малейшим", т.е. недостойнейшим, глупейшим, в том царстве, которое построит он сам.
Вот и ответы на вопросы, с каких мы начали, почему Вы поступили так некрасиво и нетактично, почему ни Вы, ни Ваши читатели не могут дать никаких вразумительных объяснений своей точки зрения?
А что могут малейщие? Что у малейших может быть, кроме невежества, лжи, обмана, ненависти, зависти, огромного комплекса неполноценности?!!! Знаете, что это такое? Это грехи, за которые нужно отвечать своей собственной судьбой, здоровьем, счастьем.
Вот где следует искать ответы на животрепещущие вопросы, почему так плохо живется, почему нет справедливости.
На прощанье, Виктор, я Вам очень рекомендую расширять свое мышление, хотя бы читая мои работы.