Россия и ее история ("The International Herald Tribune", США) Максим Трудолюбов(Что это за Максим?)

Многим россиянам сам этот вопрос кажется «чуждым», навязанным с Запада. Они считают, что смотреть в лицо прошлому опасно, что это разделяет общество. Разделяет не потому, что оно состоит из убежденных сталинистов, а потому, что, по мнению многих, осуждение преступлений советского режима унизило бы их, или их родителей или старшие поколения – поколения правоверных коммунистов,- омрачило бы их память, лишило бы их чего-то важного. Дополнительно усиливает эту амнезию традиционное глубокое недоверие к интеллигенции — «либералам», «реформаторам», «демократам» и «правозащитникам», которые ассоциируются с осуждением прошлого.

Эти чувства исчезнут, если их не будут искусственно поддерживать. Россияне могут видеть, что сталинизм сейчас изучают российские историки, что в России о нем публикуется больше книг, чем за границей. Те времена, когда непредвзятое изучение советской истории было возможно только за пределами России, давно прошли.

Однако кремлевские специалисты по политической инженерии продолжают пропагандировать оборонительный подход. Если, скажем, одна из прибалтийских стран указывает нам на наше прошлое, российские лидеры сразу же возражают, что эстонцы и латыши служили нацистам. Это - подростковое поведение.

Разобраться с прошлым – в первую очередь задача самих россиян. Мы должны показать, что мы можем это сделать. У Запада есть другие проблемы, а бывшие советские республики могут оправдывать свою историю, возлагая вину на Россию. Мы не можем себе позволить такую роскошь.

И россияне, особенно молодое поколение, к этому готовы. Недавний опрос, проведенный российской исследовательской организацией «Левада-центр» по заказу Центра стратегических и международных исследований (Center for Strategic and International Studies), показал, что 45 процентов респондентов согласны с тем, что «важно изучать сталинскую эпоху, чтобы не повторять прошлых ошибок». Лишь 24 процента ответили, что страна должна «двигаться вперед» и что не следует «ворошить прошлое».

Память должна быть активной. Она должна быть заметна в общественной жизни и в политике.

Вокруг нас все буквально пронизано советским наследием. Однако лишь на немногих из тех зданий, железных дорог каналов и фабрик, которые были построены заключенными, весят мемориальные доски. Улицы и населенные пункты по всей России до сих пор носят имена лидеров времен террора, а иногда и палачей (это часто одни и те же люди). Большая часть мест казней и массовых захоронений до сих пор не обнаружена. Миллионы людей по-прежнему не знают, где лежат их предки. В России нет национального музея сталинской эпохи – только региональные и частные.

Имена жертв остаются неизвестными. Неправительственная организация «Мемориал», которая проделала большую часть работы по разоблачению сталинизма, составила базу данных из 2,6 миллиона имена, но она далеко не полна.

«На составление полного списка, если работа будет продолжаться такими темпами, уйдет еще несколько десятилетий», - заявил на международной конференции глава «Мемориала» Арсений Рогинский.

Если рассматривать задачу восстановления памяти в более широком контексте, она становится намного масштабнее. Государство должно признать свою ответственность за тяжелые условия жизни людей, живущих в ветхом жилье и в моногородах 1930-х годов. Эти условия стали результатом насильственной урбанизации и индустриализации, для достижения которых стране пришлось занимать в долг у будущего. Сейчас этот долг пора отдать.

Мы говорим о жертвах. Но кто совершал преступления? Их совершали не иноземные оккупанты, не иностранные агенты. Наши убивали наших, хотя нам трудно принять этот факт. В том же самом своем выступлении Рогинский заметил: «В памяти о терроре мы не в состоянии распределить главные роли, не в состоянии расставить по местам местоимения «мы» и «они»».

Однако для каждой отдельной жертвы эти «они» все же существовали, и вполне конкретные — те, кто выполнял приказы, те, кто следовал неким квотам, и те, кто устанавливал эти квоты на выловленных «врагов народа», наконец, те, кто формулировал такую политику. У них у всех есть одна общая черта — все они были государственными функционерами. Главным преступником советской эпохи было советское государство.

Признание этого факта должно быть первым шагом в деле примирения с прошлым. Однако для политической системы, которая настаивает на непогрешимости государства, сделать такой шаг трудно. Это объясняет амнезию — отсутствие национального музея, переписывание учебников, наличие жертв при отсутствии преступников. Меры, которые могут выглядеть, как попытки реабилитировать Сталина, на самом деле свидетельствуют о том, что Владимир Путин и его люди хотят сохранить за государством роль единственного в стране источника легитимности.

В этом году российское правительство впечатляющим образом признало советские преступления. Говоря в присутствии лидеров Польши об убийстве тысяч польских офицеров в 1940 году советской тайной полицией, Путин заявил: «Этим преступлениям не может быть никаких оправданий. В нашей стране [им уже] дана четкая… правовая и нравственная оценка». Тем не менее, никаких юридических мер принято не было. В России не прошло ни одного судебного процесса, связанного с актами террора, совершавшимися советским государством.

Это неправильно. Признание преступлений советской власти не станет концом российского государства. Напротив, оно станет его началом. Оно создаст моральную основу для борьбы с коррупцией, для реформы управления и для улучшения морального здоровья нации в целом. Пока же «мы» и «они»— мы и государство — по-прежнему находимся в конфликте, и он не прекратится, пока мы не взглянем в лицо советскому прошлому.