Наталия Солженицына: Придет тиран? А мы? Мы — как его встретим?

В декабре 1973-го в Париже взорвалась первая публикация эпического художественного исследования Александра Солженицына. Современники писали: «Может быть, когда-нибудь мы будем считать появление «Архипелага» отметкой о начале распада коммунистической системы»… «Эта книга может стать главной книгой национального возрождения, если в Кремле сумеют ее прочесть».

Первое — сбылось. Как со вторым? Во всяком случае, в сентябре 2009 года «Архипелаг ГУЛАГ» внесен в федеральный образовательный стандарт школ России. В январе 2011 года он встанет в программы: в «Просвещении» вышел однотомник «Архипелаг ГУЛАГ. Сокращенное издание». Версия — именно для школ.

Инициатором введения «Архипелага» в школьную программу стал премьер-министр РФ Владимир Путин. Чем и внес лучший вклад в борьбу с фальсификацией отечественной истории.

Но встреча премьер-министра летом 2009-го с Н.Д. Солженицыной; его слова: «Мы должны изучать и пропагандировать творчество вашего мужа»; ответ Наталии Дмитриевны: «Лучше давайте изучать»; решение ввести «Архипелаг» в программы — описаны чуть не всей прессой. Как и первая реакция нации — скорбный вопль блогеров с задней парты Рунета: «Мало нам было «Войны и мира»?!»

Может, и мало. С 1905 года, когда в программы гимназий вошли Достоевский и Толстой, нами прожито такое времечко… Через «Войну и мир» его не объяснить.

О том, как «Архипелаг ГУЛАГ» объясняет ХХ век и зачем он нужен в школе ХХI, «Новая» говорит с составителем сокращенного издания — Наталией Дмитриевной Солженицыной.

— Наталия Дмитриевна, вы ведь давно начали работу над этой версией?

 — Ее начинал сам Александр Исаевич. Друзья (особенно — те, у кого есть дети-подростки) повторяли: нужно сокращенное издание «Архипелага». На западных языках такая «студенческая версия» существует с 1980-х. «Но, — говорили нам,— нужна и русская».

 Александр Исаевич с этим скрепя сердце согласился. Далеко не сразу. Но согласился. У меня хранится трехтомник, по которому он намечал сокращения.

 Автор прошел половину первого тома. Резать этот текст ему было крайне трудно. В конце концов, он сказал мне: «Делай ты!» Но к сокращенной — не адаптированной, а именно сокращенной версии «Архипелага» — я вернулась в 2009 году.

 — Объем этой версии — около 300 страниц против 1200 страниц полного текста?

 — Или около 22 авторских листов — из 96 листов «Архипелага ГУЛАГ». Абсолютно посильно старшекласснику прочесть за два-три дня.

 Это целостный текст: я не хотела делать «фрагменты», хрестоматию по «ГУЛАГу». Хотя это было бы просто: «Архипелаг» избывает отдельными судьбами и историями. Они пронзительны. Типичны для 1920-х, 1930-х, 1940-х. Очень внятны сознанию подростка.

 Но тогда бы мы получили скорбные истории отдельных людей, которым не повезло: попали под колесо. Что ж, гибнут и на фронте… Но Александр Исаевич писал не об этом.

 Тут суть не в случайности. Суть в системе.

 Как-то утвердилось, что «Архипелаг ГУЛАГ» — книга о сталинских репрессиях. И о том, какой Сталин был тиран и палач. Но ведь «ГУЛАГ» — и о тех, кого репрессировали. Ведь в любом насилии две стороны: палач и жертва. А исход не предрешен: он зависит от обоих.

 И за сводом судеб мучеников в «Архипелаге ГУЛАГ» все время встает вопрос: были ли какие-то альтернативы? В 1918-м, 1921-м, 1929-м, 1934-м?

 — Через весь текст идет тема «невмешательства»: в 1928—1930-м судят «инженеров-вредителей» при одобрении рабочих — в 1930-х пойдет и волна рабочих. В 1921-м при молчании деревни берут бунтовщиков-антоновцев — в 1929-м польется мужицкий поток «с добрую Обь».

 И далее: «Как потом в лагерях жгло: а что, если бы каждый оперативник, идя ночью арестовывать, не был бы уверен, вернется ли он живым… Если бы во времена массовых посадок, например в Ленинграде, когда сажали четверть города, люди бы не сидели по своим норкам, млея от ужаса… а поняли бы, что терять им нечего, и в своих передних бодро бы делали засады по несколько человек… Органы быстро бы недосчитались сотрудников… и несмотря на всю жажду Сталина — остановилась бы проклятая машина!

 Если бы… если бы… Мы просто заслужили все дальнейшее».

 Сквозная тема — и «противостояние единиц». Иногда и успешное. И вновь: «Граждански мужественное общество не дало бы повода писать… этой книги».

 — Солженицын все время, снимая слой за слоем, ищет ответ: чем было наше общество? Как вели себя люди? Как вели себя те на воле, кто знал, что это происходит? Как вели себя те, кто и не знал? Разбирает модели поведения в те годы. Идет по всем кругам: с арестованным — с подследственным — с тем, кто проходит испытание камерой — этапом — пересылкой — лагерем. И в каждом кругу: исход все-таки зависит и от жертвы.

 В ИТЛ 1930-х легко побеждала власть: люди выживали или не выживали поодиночке. А когда в 1940-х пришла каторга, надежда была полностью отнята, люди стали просто номерами — тут они и стали личностями. Соединили свои воли, свое достоинство, способность выживать, свое до конца угнетенное чувство справедливости.

 Оно и отдало, как пружина. Четверть века спуска в ад понадобилось, чтоб выплавились лагерные восстания Экибастуза, Дубовки, Кенгира, Воркуты.

 …Но невозможно осуждать людей, на которых внезапно обрушилось непредставимое насилие. Важная тема «Архипелага ГУЛАГ» — неготовность страны к такому: от рук своих братьев. Когда топят баржу с людьми, вы, только захлебываясь в холодной воде, узнаете, что это вообще возможно! Будь вы купчиха или боевой офицер.

 — Да, если баржу топят в 1918-м. Но у читателей-2010 опыт ХХ века в подкорке. Или в рациональной памяти — у тех, кому не в лом изучать в школе «ГУЛАГ». По логике, неготовность страны к насилию — самая историческая тема этой книги. Но мы легко забываем. Спорим: надо ли помнить? Или боимся тени Сталина.

 — Это и поражает. Наши сегодняшние ужасы — как бы это не вернулось, как бы это не вернулось… — они все сфокусированы только на том: вот придет новый Сталин!

 …То ли придет, то ли не придет. А тот, который был, он уже 57 лет в гробу. А мы — носители того же языка, живущие на той же территории, — мы, слава богу, еще живы.

 И нам следует думать о себе как об участниках этого гипотетического процесса, а не о жертвах. Вот ежели он придет — мы как его встретим? К чему мы готовы? Какой урок вынесли? Снова безропотно поедем в ИТЛ, и каждый будет думать только о себе?

 Если это так — на что мы жалуемся?

 Нам следует думать не о гипотетическом приходе тирана, а о себе. Готовить себя. Становиться людьми, которых уже нельзя застать врасплох.

 Вот послание, которое Александр Исаевич хотел донести.

 Не от себя только, а от всей этой преисподней.

 — В «Архипелаге», сорок лет назад, фронтовой артиллерист, прошедший ГУЛАГ, Солженицын первым заговорил о немецком опыте денацификации — и о Стране Советов.

 «В Западной Германии к 1966 году осуждено восемьдесят шесть тысяч преступных нацистов.

 …Загадка, которую не нам, современникам, разгадать: для чего Германии дано наказать своих злодеев, а России — не дано? Что ж за гибельный будет путь у нас, если не дано нам очиститься от этой скверны, гниющей в нашем теле?

 …Молча о пороке — …мы сеем его, и он еще тысячекратно взойдет в будущем. Не наказывая, даже не порицая злодеев…  мы тем самым из-под новых поколений вырываем всякие основы справедливости. …Молодые усваивают, что подлость никогда на земле не наказуется, но всегда приносит благополучие.

 И неуютно же, и страшно будет в такой стране жить!»

 В 2010-м кажется — речь не о ветеранах МГБ, а уж хотя бы о ДТП на Ленинском. Обо всей хронике таких наездов: она прирастает еженедельно.

 О судьбе пленных 1941-го сказано еще жестче: «Родина, изменившая своим солдатам, — разве это Родина?». Но и это живо: матерям солдат, погибших в Чечне в 1995-м, суды 2010-го отказывают в 1000-рублевой надбавке к пенсиям.

 А вот еще: как истребляли «горизонтальную солидарность» в России.

 И этот социальный диагноз Солженицына до сих пор в силе. И строки о том, как срослись русский язык и «зэчий язык», как опыт ГУЛАГа пропитывает всю Россию.

 — Помимо всего прочего, для чего нужен «Архипелаг ГУЛАГ» в школе? Не для того, чтоб начали читать и обсуждать — спустя несколько десятилетий! — те несправедливости, то зло, которые уже были на нашей земле. А для того, чтоб мы учились реагировать на происходящее сразу. А еще лучше — предупреждать поворот событий. Нельзя уступать Историю политикам, чтобы они играли в нее, «опрокидывая» в прошлое, в будущее. И нельзя делать из нее «дорожную карту» пройденного или предстоящего пути. История — лишь пятна на этой карте, отмечающие места опасностей: провалов, воронок, судьбоносных развилок. И неразумно пренебрегать такой «пятнистой» картой.

 Но наше общество не самокритично и до сих пор. Мы смотрим только на то, в какие обстоятельства нас кто-то поставил. Как с нами поступают. А мы как поступаем? Мы хоть какие-то уроки извлекаем из недавнего прошлого?

— Еще одна тема книги, проведенная со скрупулезностью математика, — выбитость народа и «отрицательная селекция». Иосиф Бродский сравнил «Архипелаг» с «Илиадой», оговорив: «Общим знаменателем является тема разрушения: в одном случае — города, в другом — нации». Не раздавит это знание школьника?

 — Я думаю, нет. Во-первых, просто эмпирически. При мне, в 1974-м, в разгар травли, эту книгу читали друзья у нас дома: выносить ее было самоубийственно. Читали и днем, и ночью. И я навсегда запомнила, как читатель лет сорока, инженер, умница, отдал мне «ГУЛАГ» со словами: «Как странно: книга избывает кровью, потом, слезами, ужасом. А я закрыл ее с чувством силы и света». Многие говорили похожие слова.

 Мне кажется, «Архипелаг ГУЛАГ» дает ощущение, что из последней преисподней можно подняться. И что значит — подняться? Не наверняка, что я выживу, вернусь и еще защищу кандидатскую диссертацию. Это значит, что я как частица этого народа — имею будущее. Пусть даже не в своих детях… в чьих-то чужих.

 Но «Архипелаг» ставит и жесткий заслон сегодняшним рассуждениям — мы достигли того-сего, стали мировой державой, Сталин — успешный менеджер!

 Ведь в этих разговорах поразительным образом, безграмотным образом обсуждается только, чего и за какие сроки он достиг. Но любого менеджера на первом курсе управленческого факультета учат рассматривать еще один фактор — цену проекта.

 В случае Сталина потери не считались. И силы народа были подорваны во всем этом.

 Перед Первой мировой войной на территории России народу проживало больше, чем в США. Сегодня нам близко нельзя сравниться. У нас просто не хватает людей.

 В XX веке все наши народы надорвались. И что взамен?

 ..Издательство «Просвещение» нашло для «школьного издания» «Архипелага» замечательного художника Юрия Христича. По годам он не так далек от будущих читателей-старшеклассников. Ездит на велосипеде, за спиной в рюкзаке — рукописи.

 Юрий Христич и предложил образ обложки: вот этот кадр Александра Родченко. 1933 год. Беломорканал. Я вздрогнула, когда увидела фото! Эта полураздетая толпа в снежной мгле, лаги или ломы, которые они несут — как пики какого-нибудь Смутного времени. Плотная спина чекиста на берегу над ними. Он один — но толпа людей покорна.

 В метели они втягиваются в русло, как в Дантов круг. Вручную прогрызают канал, который практически не будет использоваться. Как и многие «великие стройки».

 …И вообразите, в этой слипшейся массе у каждого есть судьба. Что в нем погибло, что он не смог дать своей стране, пока ковырял ломом мерзлую породу?! Уж не говоря о его нерожденных детях.

 — Знаю, что вы «проверяли» рукопись, и экспертами были учителя.

 — И друзья, и учителя, уже преподающие «Архипелаг ГУЛАГ» в своих гимназиях. Учителя сказали: в тексте (который я считала готовым) много неясного для подростка. Составили список из 150 позиций, которые нужно объяснить. Что такое «шахтинское дело»? Кто такая Вера Засулич? И Трепов, и Шешковский, и Ягода, и Киров, и Зоя Космодемьянская… Я сделала словарик имен и добавила немало подстрочных примечаний.

 — Забыты и Вера, и Зоя, и Киров, и Трепов? Целая Россия во мгле.

 — Ну что ж делать?! Только и делать, что пояснять.

P.S. «Первый завод» тиража — 10 000 — частью поступит в книжные магазины. Частью — по заказам региональных минобразов — в школьные библиотеки. Начиная с 1973 года, с первого парижского издания, все гонорары за «Архипелаг ГУЛАГ» уходят на счета Солженицынского фонда и используются для поддержки выживших в лагерях и семей политзаключенных. Издательский гонорар за «школьную версию» уйдет туда же.

 Сегодня Солженицынский фонд поддерживает 2,5 тысячи бывших зэков.

 Историки знают: в Новое время именно единая школа формирует единство нации. Единство ее ценностей и менталитета, ее представления о самой себе.

 «Архипелаг ГУЛАГ» в федеральном стандарте образования (не лицейском, не гимназическом — общем!) эти представления осложнит? Возможно. Но — правдой.

 Все будет — и «шпоры» по Соловкам, и невыученное Кенгирское восстание. Но «Архипелаг» сам выберет тех, кому понравится. Передаст им ген упорства. Трезвости. Самостоянья перед бурей. Ярости благородной — и ясного анализа. Победы одного человека над системой «одной шестой».

 А главное: в школьной версии и в школьной программе — эта книга может искать «своих» среди всех 17-летних жителей России.

 …Большое дело. Словно ледокол на воду спустили.