Я пришел сюда, чтобы сказать правду

В тот вечер, зимой 1985 года, в Политехническом музее московской «научной общественности» впервые показали очень смелый по тем временам фильм «Звезда Вавилова».

После просмотра фильма на сцену Политехнического музея вышли известные отечественные ученые. Они уселись вдоль длинного стола, из-за которого по очереди поднимались, выходили к трибуне и говорили о фильме… Они произносили какие-то вялые, округленные фразы о трагической судьбе Вавилова, не говоря, в чем же трагизм судьбы. Они бормотали что-то о каких-то «злых силах», не называя этих сил… Были сказаны слова об «очень большой несправедливости» (в общем, смерть нестарого человека – всегда несправедлива)…

Видно было, что все ораторы чувствуют свою смелость и гордятся и собой, и создателями фильма, и тем, что все это происходит не во сне, а в реальной жизни…

И после всего этого, когда все ораторы уже выступили, Владимир Павлович, которого никто выступать не приглашал, вырвался на сцену, и кивнув академику Раппопорту (он уважал его и всегда восхвалял смелость и отвагу Иосифа Абрамовича), произнес, вернее – прокричал в микрофон, оглушая зал, – жуткие, страшные слова.

То, что он говорил, ввергло присутствующую в зале «московскую научную интеллигенцию» в столбняк. Это был шок. Я хочу привести слова Владимира Павловича Эфроимсона полностью:

«Я пришел сюда, чтобы сказать правду. Мы посмотрели этот фильм… Я не обвиняю ни авторов фильма, ни тех, кто говорил сейчас передо мной… Но этот фильм – неправда. Вернее – еще хуже. Это – полуправда. В фильме не сказано самого главного. Не сказано, что Вавилов – не трагический случай в нашей истории. Вавилов – это одна из многих десятков миллионов жертв самой подлой, самой бессовестной, самой жестокой системы. Системы, которая уничтожила, по самым мягким подсчетам, пятьдесят, а скорее – семьдесят миллионов ни в чем не повинных людей. И система эта – сталинизм. Система эта – социализм. Социализм, который безраздельно властвовал в нашей стране, и который и по сей день не обвинен в своих преступлениях. Я готов доказать вам, что цифры, которые я называю сейчас, могут быть только заниженными.

Я не обвиняю авторов фильма в том, что они не смогли сказать правду о гибели Вавилова. Они скромно сказали – «погиб в Саратовской тюрьме»… Он не погиб. Он – сдох! Сдох как собака. Сдох он от пеллагры – это такая болезнь, которая вызывается абсолютным, запредельным истощением. Именно от этой болезни издыхают бездомные собаки… Наверное, многие из вас видели таких собак зимой на канализационных люках… Так вот: великий ученый, гений мирового ранга, гордость отечественной науки, академик Николай Иванович Вавилов сдох как собака в саратовской тюрьме… И надо, чтобы все, кто собрался здесь, знали и помнили это…

Но и это еще не все, что я хочу вам сказать…

Главное. Я – старый человек. Я перенес два инфаркта. Я более двадцати лет провел в лагерях, ссылке, на фронте. Я, может быть, завтра умру. Умру – и кроме меня вам, может быть, никто и никогда не скажет правды. А правда заключается в том, что вряд ли среди вас, сидящих в этом зале, найдется двое-трое людей, которые, оказавшись в застенках КГБ, подвергнувшись тем бесчеловечным и диким издевательствам, которым подвергались миллионы наших соотечественников, и продолжают подвергаться по сей день лучшие люди нашей страны, – вряд ли найдется среди вас хоть два человека, которые не сломались бы, не отказались бы от любых своих мыслей, не отреклись бы от любых своих убеждений… Страх, который сковал людей – это страх не выдуманный. Это реальный страх реальной опасности. И вы должны это понимать.

До тех пор, пока страной правит номенклатурная шпана, охраняемая политической полицией, называемой КГБ, пока на наших глазах в тюрьмы и лагеря бросают людей за то, что они осмелились сказать слово правды, за то, что они осмелились сохранить хоть малые крохи своего достоинства, до тех пор, пока не будут названы поименно виновники этого страха, – вы не можете, вы не должны спать спокойно.

Над каждым из вас и над вашими детьми висит этот страх. И не говорите мне, что вы не боитесь… Даже я боюсь сейчас, хотя – моя жизнь прожита. И боюсь я не смерти, а физической боли, физических мучений…

Палачи, которые правили нашей страной, – не наказаны. И до тех пор, пока за собачью смерть Вавилова, за собачью смерть миллионов узников, за собачью смерть миллионов умерших от голода крестьян, сотен тысяч военнопленных, пока за эти смерти не упал ни один волос с головы ни одного из палачей – никто из нас не застрахован от повторения пройденного… Пока на смену партократии у руководства государства не встанут люди, отвечающие за каждый свой поступок, за каждое свое слово – наша страна будет страной рабов, страной, представляющей чудовищный урок всему миру…

Я призываю вас – помните о том, что я сказал вам сегодня. Помните! Помните!»

Это – декабрь 1985 года. Я спросила его, когда мы плелись от Политехнического к метро «Дзержинская», – почему он так кричал в микрофон? Он ответил: «Я боялся, что меня и на этот раз не услышат…»

В зал Политехнического музея вмещается не очень-то много людей. Несколько сотен Но то, что происходило на глазах этих нескольких сотен людей, можно назвать подвигом…

Правда, можно было назвать и по-другому.

Через несколько месяцев я обратилась к одному из советских генетиков, о котором Владимир Павлович всегда отзывался с огромной симпатией… Обратилась по делу, за помощью в очередных издательских делах Эфроимсона… И услышала от генетика-академика, директора большого института: «Вы понимаете, Владимир Павлович – человек, конечно, замечательный… Но он, как бы вам сказать… Вы ведь слышали его выступление в Политехническом? Ну вот… Он все же не совсем… Не совсем нормальный… Конечно, у него была такая тяжелая жизнь. Но все-таки, так нельзя… Вы ведь понимаете?»

Этот эпизод описывается и в книге сына академика Н. И. Вавилова – Юрия Вавилова «В долгом поиске. Книга о братьях Николае и Сергее Вавиловых».

Владимир Павлович Эфроимсон (21 ноября 1908, Москва — 21 июля 1989, там же). В 1925 году поступил на биологическое отделение физико-математического факультета МГУ. Был исключён на 4-м курсе за выступление в защиту профессора С. С. Четверикова, арестованного в 1929 году и высланного на 3 года в Свердловск.

В 1932 году сформулировал принцип равновесия между скоростью мутационного процесса и отбора в популяциях человека и на этой основе впервые предложил способ оценки частоты мутирования рецессивных сублетальных генов. Открытие было высоко оценено будущим Нобелевским лауреатом, американским генетиком Германом Мёллером, работавшим в те годы в СССР.

Неоднократно подвергался репрессиям. В декабре 1932 года был арестован и осуждён на три года лагерей в Горной Шории (Кемеровская область).

Участник Великой Отечественной войны (в РККА с ноября 1941 года, на фронте с января 1942 года — ст. лейтенант, затем капитан медслужбы). Награждён орденами Красной Звезды и Отечественной войны II степени. В феврале 1945 года написал командованию рапорт о случаях изнасилования немецких женщин и детей советскими солдатами.

В мае 1949 года арестован по обвинению в дискредитации Советской армии за его докладную 1945 года о красноармейцах-насильниках. Приговорён к 10 годам заключения в Джесказгане (Степлаг). В 1955 году освобождён с ограничением в правах. В 1956 году был амнистирован.

В 1956-61 годах работал библиографом в московской Библиотеке иностранной литературы. С 1961 года стал сотрудником Института вакцин и сывороток имени Мечникова. В 1962 году Эфроимсону была возвращена докторская степень, которой его лишили в 1948 году. В 1967 году получил звание профессора. С 1967 года стал заведующим отделом генетики Института психиатрии Минздрава РСФСР. С 1976 года до конца жизни работал на должности ведущего научного сотрудника и профессора-консультанта Института биологии развития АН СССР.