"ВО ДНИ СОМНЕНИЙ, ВО ДНИ ТЯГОСТНЫХ РАЗДУМИЙ О СУДЬБАХ МОЕЙ РОДИНЫ,,,"

«И милость к падшим призывал»

А. Пушкин

Я – человек простой. До идиотизма простодушный. Но вы знаете, почему я не стал настоящим идиотом и даже кое-кого в  кое-каких науках превзошел, остепенился званиями и наградами? Потому что всегда знал твердо, что: дважды два – четыре; что число «пи» - величина постоянная, но понятие абстрактное; что корммунизм – свтелое будущее всего человечества; что мир – хижинам, война – дворцам; что мужчина – это мужчина, а женщина – это женщина – и вместе они – семья; что муж должен любить жену и дарить ей цветы, а жена должна любить мужа и дарить ему детей; что дети нам нужны больше, чем мы им; что нельзя пинать упавшего; что любить СССР я вовсе не обязан, но все-таки люблю.

А вот независимые Россию, Казазхстан и Германию, где прожил  оставшиеся без настоящей Родины годы, не люблю и не любил никогда. Потому что это – фальшивые страны с фальшивыми людьми, с фальшивыми улыбками на фальшивых харях. Потому что окружавшие  мою семью  люди там и тут говорят одно, думают другое, делают третье. Потому что воровство в этих странах стало нормой бытия и законом охраняется, как величайшее достояние демократии. Потому что земля в этих странах продается и покупается, а души людские все сильнее обесцениваются.

Но солнце по-прежнему встает на Востоке, уходит на Запад – и в этом есть некий, мне неведомый сакральный смысл и, возможно, предзнаменование будущего всех трёх названных здесь стран. Число «пи» осталось неизменным, да и «дважды два = четыре» остается величинолй постоянной, хотя понятия эти и другие константы все чаще и чаще вызывают сомнения у моих современников. Вопреки желаниям склонных к стагнации общества политиков, вулканы взрываются, цунами валят кубические километры воды  на сушу, земля все чаще трясется от ужаса перед людьми, США постоянно совершает агрессии, восточные люди бегут от войн, от сбесившихся стихий, от зверств продажных политиков, границы десятков держав монголоидов трещат по швам, всем европеидам грозит очередное «великоле переселение народов», то сеть будут очередные великие, а потому всеми проклятые битвы за территории выживания не личностей, а безликих и голодных человеческих стад...

Но я все равно рад тому, что в новом для меня, лишенном надежды в светлое будещее всего человечеств мире, после моей смерти останутся мои три внуки и внучка.

Нерационально, но, увы – я рад тому, что они есть, что они будут жить в России и Германии так, как посчитают нужным жить они сами, без оглядки на меня, без моего брюзжания и без моей мудрой подсказки.

И вот тут-то приходишь к странному выводу, который когда-то прозвучал в поэме великого русского поэта-фронтовика  иудейского происхождения Давида Самойлова вопросом: «Зачем живем? Зачем коней купаем? Торопимся, но не успеваем. Неужто и у всех людей удел таков?» В конце поэмы Цыганова говорит над телом бездыханного мужа: « Жалко, Бога нет...»

И потому – без всякой логики, интуитивно или ассоциативно – приходишь к мысли, что недругов своих надо прощать. Не великодушия своего ради, а просто потому, что они не знали, что творили, когда дерзали бороться со мной. А потому пострадали уже тем, что в течение какого-то времени я и многие другие хорошие люди думали о них не так, как бы им хотелось выглядеть в наших глазах. И этим они наказаны. Даже чрезмерно. Ибо нет мира в их домах, нет душевного равновесия.

И я прощаю Нихаласа Вернера, Сергея Германа, Дмитрия Хмельницкого, Аргошу и так далее. Просто так. Просто потому, что мне так взбрело в голову. А может это произошло потому, что я понял, что Россия перестала почитаться мною достойной уважения страной, когда с помощью Горбачева и Ельцина вдруг объявила себя независимой от СССР. То есть о существовании нынешних моих ненавистников я еще и не подозревал, но они уже были, и ненавидели меня и моих емляков за нашу любовь к СССР. Но Родина моя была тогда еще жива, еще цвела, и будущие победители ее и пожиратели были такими же, как и я, - советскими людьми. Тлько вот случился с нами всеми облом перестройки – и они быстро переквалифицировались в враги советской власти, а я, каким был, таким и остался. И для меня по-прежнему дважды два – это четыре,  а не: «Сколько будет угодно вашей милости?», 7 Ноября – это день Великой Октябрьской социалистической революции,, а не утро первой пьянки по случаю вчерашней победы над вымирающим от глада а Москве польским гарнизоном. И бандитов не люблю я по-прежнему, и предателей, и стукачей.

Такая вот закавыка-диалектика: прощать – прощаю, а любить не могу. Хоть тут ты тресни!