Право на церковную ограду

Дело екатеринбургского блоггера (на деле упорного воинствующего антицерковника и хулителя) известного как «Соколовский», устроившего глумливый перформанс с покемонами в Храме-на-Крови в Екатеринбурге и выложившем это глумление на ютуб, ставит сразу несколько острых вопросов. Существует ли пресловутое «оскорбление чувств верующих» – или же это мифологическая конструкция позволяющая осуществлять политические репрессии? Как должна реагировать на такие случаи Церковь? Бить в физиономию по заветам Иоанна Златоуста? Требовать наказания властями? Стоять в стороне? Милостиво просить о прощении безобразника? А может вообще бухнуться блоггеру в ноженьки, чтобы он простил христиан за то, что они вообще существуют?

Начнем с оскорбления религиозных чувств. Прежде всего следует осознать, что они у христиан есть. Одно из «слабых» мест христиан в современном мире – это именно наличие святынь.

Современный мир базируется на глумлении над святыней как на универсальном культурном коде, средстве распознавания своих и чужих. Можешь поглумиться — значит свой

Особенно ты хорош, если у тебя есть какие-то святыни, но ты над ними глумишься — это так сказать высший пилотаж записывания «в свои». Не можешь — значит враг свободы и прогресса.

Однако количество святынь, над которыми можно поглумиться всерьез, а всерьез можно поглумиться только над живыми святынями, стремительно сокращается. У большинства мировых религий чувство сакрального, к которому можно относиться согласно принципу «изуй ноги твои», очень ослаблено. Даже религия, которая чаще всего оскорбляется на иноверцев, если присмотреться, оскорбляется не за оскорбление святыни, а за оскорбление её самой – мол наших бьют.

На этом фоне христиане, конечно, в очень уязвимом положении. Святынь много. Они всем хорошо известны. До них легко дотянуться. Над ними можно изгаляться всласть. христианин весь как на мишени. Он открыт для глумежа, поскольку в отличие от тех, у кого нет ничего святого, у него это святое есть. Мало того, он уязвим, поскольку глумясь над святым можно запрограммировать его на ту или иную модель поведения — либо на покорную терпеливость, либо на вспышку гнева; причем и то и другое обернуть против христианина. Наконец, его можно помучить, заставляя стесняться — креститься украдкой, говорить с виноватой улыбкой «да я так же, я ж невсерьез» — в общем попить кровушки.

С тем, у кого нет «ничего святого», сделать ничего подобного нельзя. Значит ли это, что тот, у кого нет ничего святого — силен? Нет, поскольку в нем нет никакой силы. В нем есть отсутствие уязвимых мест, связанное с отсутствием силы. Парис не был сильнее Ахилла, он был бесконечно ничтожней и мерзее. Но, именно как у ничтожного, у него не было «ахиллесовой пяты» (которая, кстати, была не пятка, а открывающееся при сгибании ноги пространство коленной чашечки выше поножей). Источник силы как правило сопряжен с наличием слабостей. А кто не силен, тот, зачастую, именно поэтому и не слаб.

Поэтому не надо врать, что религиозное чувство субъективно, никаких святынь нет, оскорбить ничего не возможно. Религия базируется на переживании чувства сакрального, чувства вторжения иноприродной высшей реальности в здешний мир. И священное место – это то место, где священное разгораживает себе место в мирском. Поэтому очень даже возможно оскорбить религиозные чувства христианина недостойно ведя себя в священном месте, а место совершения евхаристии, храм, это место явления инобытия, то есть заведомо священное место.

К тому же разве екатеринбургский Храм-на-Крови – это священное место только по «клерикальным» понятиям? Это одно из самых страшных и трепетных мест, связанное с ужасающими событиями русской истории

Именно здесь жертвами беззаконной расправы пали последний русский царь, его жена, его дети-подростки, его верные слуги. В них стреляли, кололи штыками, разворачивая ребра, добивали ударами прикладов по черепам. Потом залили кислотой и сожгли. Церковь прославила царскую семью как страстотерпцев и даже за вычетом политики место их мученичества, Ипатьевский дом, снесенный Ельциным, на месте которого и воздвигнут храм, это одна из священных точек памяти для русской нации. Это напоминание о том, чего забывать нельзя. Это точка перехода между жизнью и смертью.

Разумеется если бы Соколовский устроил свой перформанс с покемонами и глумливыми комментариями у Могилы Неизвестного Солдата, то никаких «дискуссий» не последовало бы, все как один пылали бы праведным гневом и требовали бы наказать кощунника, слились бы в едином хоре депутаты, общественники, журналисты, блоггеры и т.д. И вот православным хотят дать понять, что наши святыни «рангом пониже». Мол Неизвестный Солдат – это дело общее, а храм на месте цареубийства – частное. Мне кажется, что пора такого принижения имперского периода русской истории и православия – прошла. Речь идет о столь же общезначимых вещах, которые требуют той же степени общественного уважения, как и Могила Неизвестного Солдата. Поэтому требования наказать Соколовского за оскорбление чувств верующих совершенно справедливы. И на издевательский вопрос: «Ну и где тут оскорбленные верующие?» автор этих строк готов выйти и ответствовать: «Аз есмь».

Другое дело 282 статья. Она плоха и многие требуют ее изъятия из уголовного кодекса не потому, что она борется с разжиганием ненависти, а потому, что она лишь сильнее ее разжигает, фактически вводя наказание за «мыслепреступление». Напомню, что по этой статье наказывают не потому, что блогер А. написал «Вконтакте»: «Ненавижу рыжих», а студент Б., лайкнув эту запись, пошел и убил рыжего лопатой.

Нет, 282 статья работает иначе. Некий эксперт к удовольствию следователя заключает, что запись блоггера А. «может вызвать» (а может и не вызвать) у неких абстрактных анонимных Б. ненависть к рыжим, и на этом основании блогера А. закатывают в банку с маринадом.

Иными словами 282 статья, в силу произвольности экспертной интерпретации порождает множество юридических казусов. И поэтому к блогеру Соколовскому должна применяться не более, чем ко всем остальным. То есть лучше бы не применяться

При этом в одном сомневаться нельзя – христиан юный свердловец действительно ненавидит.

Как на это ответить христианам? Конечно же его любить! Но от христиан, в частности от митрополита, требуют не любитьблогера Соколовского. От нас требуют его прощать.

Это одно из следствий неточного знания евангелия в современной культуре. Четкие и недвусмысленные формулировки первоисточника заслоняются популярными перессказами. В результате все точно уверены, что Христос «учил прощать врагов».

На самом деле Христос никогда не учил «прощать врагов». В Писании нет ни одного места, которое бы содержало подобное утверждение и подобный текст. В Писании сказано, что Господь учит нас любить врагов, благословлять тех, кто нас проклинает, делать благое, тем, кто нас ненавидит, молиться за тех, кто нас гонит.

«А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас»(Мф. 5, 44).

В Писании нет никаких лишних и случайных слов. Нет никаких слов, где написано одно, а это значит другое.

И если нам сказано любить врагов, а не прощать их, и сказано прощать должникам, а не любить их, это значит, что врагов надо любить, а должникам надо прощать

Слово «прощение» в Новом Завете имеет два основных контекста. 1. прощение долгов и грехов друг-другу между братьями. Причем первым смыслом является именно долг, буквально и вещно — денежный долг, а грех перед братом понимается как нечто подобное этому вещному долгу; 2. Прощение Господом грешника — и за каждый конкретный грех, и первородного Адамова греха, то прощение, которое принес Христос вместе со Своей искупительной жертвой.

В Писании не только ничего не сказано о «прощении» врагов, но даже и о прощении между братьями-христианами и между христианами и Богом посредством апостолов и их преемников сказано так: «Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20, 23).

Именно поэтому мы не ждем от братьев прощения как чего-то само-собой разумеющегося, не требуем его, как исполнения христианского долга, но просим, иногда коленопреклоненно и со слезами просим, как о милости,  в расчете на то, что наши братья помнят другу заповедь: «блаженны милостивые, ибо они помилованы будут».

Поэтому требования светской публики, которой и на Церковь и на евангелие глубоко наплевать, чтобы екатеринбургский митрополит чуть ли не на коленях стоял перед властями, умоляя их простить и отпустить Соколовского – это просто желание еще раз унизить и посмеяться над Церковью Ничего христианского в этих требованиях нет.

Использование самых радикальных христианских заповедей любви для того, чтобы христиан троллить – не новость. Помню как в 2007 году во время телевизионных дебатов по проблеме ОПК в которых я участвую встал какой-то ряженый и заявил, что он – чемпион мира по смешаным единоборствам и если христиане такие христиане, то пусть кто-нибудь подойдет к нему и он приложит нас в правую щеку, «а потом, если встанете, в левую». Надо было видеть его лицо, когда я подошел к нему и предложил проделать вышеуказанное.

Но такая реакция дозволительна лишь в немногих случаях и уж точно не под диктовку «блогосферы». Чаще всего требования «поступить по-евангельски» и «быть готовыми претерпеть мученичество, несмотря ни на что» являются чистым глумежом и должны полностью игнорироваться.

Большинство из тех, кто требует наказания для Соколовского – люди отнюдь не боящиеся мученичества

Точно так же как «государственные православные» священники и архиереи Российской Империи в большинстве своем не разбежались, а взошли на Голгофу Соловков и Карагандалага. И сейчас нет никаких оснований сомневаться в том, что сторонники теснейшего сближения государства и Церкви и воцерковления нашего общества первыми готовы пойти и в тюрьму и на расстрел. Да многие из них и начинали тогда, когда тюрьма была вполне вероятной «наградой» за веру.

Но жизнь в состоянии гонений – не высший и не лучший удел для Христианской Церкви. И мы не случайно защищаем «константиновский» порядок, сложившийся в Византии и России с IV века нашей эры и до 1917 года. Тогда император Константин провозгласил себя епископом внешних дел Церкви и пообещал ей вместо гонений защиту государства. Именно этот порядок позволял и позволяет стать христианином, спасти душу, стать святым простому человеку, который иначе просто не дошел бы до «катакомб» (не говоря уж о том, что современные постмодернистские «катакомбы» это сборище откровенных дегенератов). Миллионы людей по всему миру исповедовали Христа, не искушаясь ежеминутным страхом, что их за это могут убить. Именно «константиновский» порядок породил христианскую догматику, литературу, иконопись, музыку, архитектуру, «шмелевский» быт – то есть ту православную цивилизацию, которую ценят даже люди не очень понимающие в вопросах веры.

А этот константиновский порядок и в самом деле нуждается в государственном ограждении, в союзе Церкви и государства. При гонениях он разрушается с большими материальными и человеческими потерями. А так называемая «свобода совести», как мы можем наблюдать по современному Западу, представляет собой скрытую и расслабленную форму все тех же гонений.

Защита Православия (причем именно православия, а не «религий вообще») должна быть встроена в код российской государственности

Разумеется не в тех формах, в которой это было при императоре Юстиниане, когда Соколовского бы просто казнили, но в форме определенного законного барьера между распоясавшимися сатанистами и поддерживающей их либеральной публикой и святой благочестивой жизнью храмов и монастырей. Это нужно не «религиозному», это нужно именно «светскому» государству, которое, однако, хочет стоять на почве определенной цивилизационной традиции.

Христианам не пристало бояться кощунств и гонений. Христиане выживут под любым апокалиптическим ветром. Но вот для самих же нехристиан «отдача» от присутствия Церкви в мире значительно снизится. Человеку, которого убивают, обычно некогда творить. Поэтому для Православия и как веры и как цивилизации необходима внешняя ограда. Главное, чтобы она не превращалась в решетку.

Егор Холмогоров