Война 1812 года: французский взгляд «с новой стороны»

Мари-Пьер Рэй (Marie-Pierre Rey), французский историк, автор множества работ о России, к двухсотлетнему юбилею наполеоновского похода 1812 года выпустила в издательстве «Flammarion» новую книгу - «Страшная трагедия. Новый взгляд на 1812 год» (L'effroyable tragédie : Une nouvelle histoire de la campagne de Russie).

[...]

Рэй никоим образом не претендует описывать события 1812 года во всей их полноте: как и сказано во французском подзаголовке, речь идет именно и только о «кампании 1812 года», в связи с чем все иные сюжеты – например, настроения московского или петербургского общества летом 1812 года или условия и обстоятельства бегства в Ярославль или Владимир из Москвы и устройства жизни там, реакция русского провинциального общества, слухи, мнения и пересуды, не говоря уже об экономических основаниях и следствиях войны или деталях дипломатической истории этих месяцев – все эти и многие другие аспекты, как не относящиеся прямо к указанной Рэй теме, затрагиваются лишь в той мере, в какой это необходимо для написания истории «кампании 1812 года».

[...]

Примечательно также особенное внимание, уделяемое Рэй разрастающемуся насилию – выходящему далеко за пределы приемлемого с точки зрения военных обычаев того времени: при отступлении наполеоновские войска расправляются с пленными, невзирая на изумление отдельных генералов, пытающихся препятствовать происходящему, взывая к разуму и к возможности симметричного или возрастающего мщения.

Еще до того – целенаправленное осквернение московских соборов и монастырей, попытка при оставлении Москвы подрыва Кремля – бессмысленная с военной точки зрения, нацеленная лишь на эскалацию конфликта – что весьма парадоксально, поскольку с рациональных позиций это последнее, в чем в этот момент мог бы быть заинтересован Наполеон и его штаб.

В итоге главным персонажем текста оказывается сама война – сходство опыта, которое подчеркивается отсутствующим иногда в основном тексте, кто является, например, автором данного письма или мемуарного фрагмента – русский или француз, лейтенант или генерал или вовсе военный врач: стоящие рядом отрывки оказываются поразительно схожи между собой, иногда один как бы продолжает повествование, начатое в другом.

[...]

Приведем лишь два фрагмента – скорее по контрасту: взгляда отстраненного наблюдателя и того, кого наблюдают (в последнем случае отстранение – ведь непосредственно это передать невозможно – создается временем).

Ксавье де Местр, генерал-майор русской армии, писал из Вильны своему брату, савойскому посланнику при Петербургском дворе, Жозефу де Местру 9/21 декабря:

«Я не могу тебе передать, какой путь я проделал.

Тела французов загромождают дорогу, которая на всем расстоянии от Москвы до границы (примерно 800 верст) выглядит как непрерывное поле боя. Когда приближаешься к деревням, по большей части сожженным, зрелище становится еще ужаснее. Там лежат кучи тел; во многих местах несчастные, собравшись в дома, сгорели там заживо, не сумев оттуда выйти. Я видел дома, в которых было более пятидесяти трупов, а среди них три-четыре еще живых человека, раздетых до рубах, при пятнадцати градусах мороза [как поясняет Рэй, по мере отступления все чаще сослуживцы раздевали своих еще живых товарищей, не дожидаясь их смерти, дабы избежать неудобства стягивания одежды с быстро коченевших тел – А.Т.]. Один из них сказал мне: “Сударь, вытащите меня отсюда или убейте меня; меня зовут Норман де Флажак, я офицер, как и Вы”. Не в моей власти было спасти его; пришлось оставить его в этом ужасном месте… Отовсюду и на всех дорогах встречаются эти несчастные, которые еще тащатся, умирая от голода и холода; поскольку их очень много, их не всегда можно подобрать вовремя, и большинство из них умирает на пути к пристанищу. Каждый раз, когда я видел одного из них, я думал об этом адском человеке, который привел их к такому крайнему несчастью» (стр. 238).

Швейцарский полковник Шарь-Франсуа Мишо вспоминал много лет спустя:

«Было до крайности холодно. Каждый миг мы смотрели друг на друга, и если у кого-нибудь был белый, замерзший нос, мы быстро хватали снег и начинали его растирать. В этот день все мое тело пробил озноб, и я не мог больше мочиться, поскольку этот мой орган полностью замерз. Я попытался добраться до деревни, и, как только дошел до первого дома, устремился в комнату и упал замертво. Русская старуха, увидев это, спросила, что со мной. Я показал ей, где я замерз. Тогда она взяла меня за руку, сказала, что для меня опасно находиться в тепле, и повела меня во двор, где сказала облокотиться на изгородь. Она вернулась через несколько минут, держа в руках деревянную кадку с холодной водой, взяла с земли снега, бросив в эту кадку, развела его, а затем терла мой половой член, пока кровь не начала циркулировать вновь… Много раз, вернувшись во Францию, я молил Бога за эту добрую и достойную женщину, потому что ее стараниям я обязан жизнью» (стр. 227 – 228).

Автор настойчиво напоминает – и собственным голосом, и цитатами – что количество небоевых потерь армий было намного больше, чем погибших и раненых в боях: армии таяли от болезней, от голода, холода, дезертирства – и эта, небоевая история кампании 1812 года, постоянно присутствующая в тексте – делает книгу особенно увлекательной, побуждая видеть за каждым маршем и переходом не движение полков и корпусов, а конкретных людей, бредущих по Старой Смоленской дороге.

Автор статьи (сокращенный вариант) - Андрей Тесля