Сортирная арифметика

            Итак, обвинение требует, чтобы Ходорковский с Лебедевым сидели еще 14 лет. Но давайте отбросим эти стыдливые фиговые листки: обвинение, прокурор, судья… Этого потребовал Путин: мелкотравчатый мстительный паучок, плетущий уютную паутину для алчной Корпорации лубянских монстров. Он панически боится освобождения Ходорковского, поскольку видит, что этот узник умудряется оставаться свободным даже в тюрьме. А что произойдет, когда он выйдет? Страшные сны мучают тандемного Демиурга: то Гаагский трибунал привидится, то тюремная параша. «Чтоб ты жил на одну зарплату!» - в ужасе слышит Владимир Владимирович и, обливаясь потом, глубже зарывается в одеяло.

            Но почему Путин потребовал накинуть ненавистному фигуранту именно 14 лет? Почему не 10, не 16, а именно – 14? Сортирная арифметика проста. В 2012 году Путин явно планирует скинуть с кресла своего говорящего юридическим языком шпица, после чего – рулить страной еще два срока подряд по 6 лет. Итого, при элементарном раскладе, получается 2024 год. Стало быть, до того момента Ходорковский должен сидеть в камере и носа не высовывать. Не путаться под ногами, смущая мировое сообщество (доморощенную живую мысль наш паучок планирует укатать в кокон уже к 2012 году).

            Конечно, в идеале Путин хотел бы извести фигуранта: есть же бесценный опыт убийств, отравлений, несчастных случаев и суицида! Но это пока мечты: уж очень намозолил глаза проклятый Ходор; слишком весомой фигурой стал – не в пример невзрачному подполковнику из свиты вороватого Собчака. И ведь, поганец, даже из-за решетки умудряется вякать, посылая на Запад подметные статейки! Подобно пушкинскому узнику, вскормленному неволей, он изредка вырывается на свободу, дабы выклевать печень прикованному к галерам Прометею. Хуже Курбского.

            Панический страх, объявший Вовочку, лишний раз подтверждает природную параноидальность как самого индивидуума, так и всей системы в целом. И рано или поздно она падет, истощенная политическими галлюцинациями и обремененная тяжестью собственных преступлений. И тогда сортирная арифметика уступит свое место букве и духу Закона – государственного и человеческого. А законы Истории действуют даже сейчас – вне зависимости от течения болезни высокопоставленного пациента.