"Общественное" мнение я озвучил .

Что я вижу в глазах людей ?

Страх . Апатию . Натужный оптимизм, когда ты говоришь «Всё будет хорошо», прекрасно зная, что хорошо уже никогда не будет.

Я вижу огромное государство , застывшую в парадоксальном сочетании страха и лени .

Торопящиеся по улицам люди понимают, что так дальше жить нельзя, и любой из них, от инвестиционного банкира проездом в Сингапур до разнорабочего, приехавшего из деревни под Тулой, может прочесть огненную оппозиционную проповедь.

Просто банкир будет рассказывать про продолжающиеся сползать индексы деловой активности, про потери в рознице, про растущие транспортные издержки .

А разнорабочий — про задержки зарплаты, про закрывающиеся школы и больницы , про отбирающих работу мигрантов .

Они такие разные, но в то же время они едины в понимании, что жизнь не становится лучше, жизнь ухудшается, причём быстро и заметно .

Они едины ещё и в другом — в страхе .

Нет, они не боятся перемен, и они не настолько дураки, чтобы верить в коварные планы американцев и  " попытки раскачать стабильность из-за рубежа ".

Разнорабочий — парень простой, но он прекрасно понимает, что автолавка в его деревню перестала ездить из-за совсем разбитой дороги, и дорогу не чинят вовсе не масоны из ЦРУ .

Банкир же, возможно, на неделе знакомившийся с финансовой отчетностью какой-нибудь гламурной госкорпорации , прекрасно видит, что убытки генерирует не план Даллеса, а алчность, тупость и безразмерное безнаказанное воровство.

Кроме осознания, что это неправильно, что так делать нельзя (и тем более нельзя объяснять убытки и колдобины заговором инопланетян), банкира и рабочего объединяет страх сделать шаг вперед и публично сказать, что так жить нельзя , что мы должны быстро и жестко начать реформы во всех областях жизни, от тульской деревни до совета управления «Роснефтью», и если действующие власти пребывают в апатии, то мы должны протестовать, сопротивляться и требовать смены властей, а если и это не поможет — вступать в прямую конфронтацию .

Потому что нам и нашим детям здесь жить, и мы не можем смотреть, как умирают наши деревни и как разворовывается национальное богатство , с большим трудом созданное нашими предками .

Молчит вся страна.

Никто не хочет в ФСБ.

Никто не хочет в Следственный Комитет.

Никто не хочет, чтобы его даже просто уволили с работы — потому «да ничего не изменится, да кому от этого легче станет, а мне семью кормить надо».

Никто не хочет, чтобы всё вдруг стало как на Украине — где не очень понятно, что произошло (то ли фашисты захватили власть, то ли наши уважаемые партнеры), но жить определенно стало хуже.

Никто не хочет рисковать не только потому, что боится риска — но и потому, что уверен, что риск встретит лишь угрюмое молчание сограждан, «пройдут мимо пионеры — всем по*** на Кибальчиша».

И всей стране стыдно, что она молчит и боится, поэтому когда какой-нибудь украинец начинает что-нибудь вякать , вся страна тут же с удовольствием начинает говорить, начинает отвечать, начинает в азарте доказывать украинцу (а на самом деле — самим себе) , что мы не молчим, что «и у нас на Красную площадь может выйти каждый, и крикнуть, что Рейган — дурак!»

И даже самый богатые , могущественные и знаменитые , добившиеся всего, о чем только мечтали, подходя с утра к зеркалу в современной России, видят не мечту, ставшую реальностью, а молчащего человека. Человека стиснутого . Человека , лишенного достоинства .