Краткая теория и практика классификации рагулей

КРАТКАЯ ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА КЛАССИФИКАЦИИ РАГУЛЕЙ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: РАГУЛЬ И СЕКСУАЛЬНЫЙ КОМПОНЕНТ.

Мне так давно хочется написать об этом, что некоторые свои наблюдения я уже вставлял в свои статьи, написанные совсем о другом.

Но наблюдения повседневной обыденности настолько требуют своего выхода, что я поневоле занялся и этой темой.

Я не претендую на глубину научного исследования, но искренне надеюсь, что когда мой город будет освобожден из оккупации, наблюдения за рагулями пригодятся не только педагогам, но и социологам, политологам и обществоведам.

Прежде всего стоит сделать краткий экскурс в тему самого наименования «рагули»

Слово это придумано отнюдь не в печальном 2014.

Этимология слова «рагуль» восходит к тому благословенному советскому времени, о котором мы вспоминаем сейчас с тяжким вздохом.

Тогда в Одессе вообще не звучала украинская речь. Нет, ну, в Университете, на украинском отделении филфака, разумеется, звучала, но только среди преподавателей и студентов, которые подчеркнуто пытались разговаривать друг с другом на том языке, который одни преподавали, а другие изучали.

Этакий себе особый корпоративный язык, непонятный непосвященным, примерно, как латынь, практическое применение которой было только у медиков и фармацевтов, ну и, разумеется, филологов на первом курсе.

Медикам и фармацевтам латынь была необходима, а вот филологи изучали ее со скрипом и, в основном, для того, чтобы щеголять впоследствии знанием крылатых латинских выражений.

Так же дело обстояло и с украинскими филологами. Теоретически язык был нужен, и поэтому ежегодно выходили сборники работ кафедр и глобальные исследования творчества украинских писателей. А поскольку на самом деле их было не так, чтоб много, то все ограничивалось видоизменением заголовка и дополнением того, о чем уже сто раз успели написать твои предшественники.

Русские филологи, элита общества и филфака, свысока поглядывали на украинистов, у которых всегда наличествовал легкий недобор, пополняемый из наиболее перспективных, но недобравших баллы, русистов.

Украинисты-преподаватели с лихвой отыгрывались на экзаменах и зачетах, припоминая русистам их высокомерие и превосходство. Потому что и русистам, и прочим студентам, изучение украинского языка вменялось в обязанность.

У украинистов дорога была практически одна – в школу, где они должны были насильственным образом вкладывать мову в головы русскоязычных детей. Но преподавателей перманентно не хватало, многим детям делали освобождение по причинам объективным, как-то: переезд из другой республики или состояние здоровья(!!).

Несмотря на все это, книжные магазины были под завязку забиты литературой на украинском языке, а люди сдавали макулатуру или ездили за русскими книгами в Кишинев, который не считал зазорным выпускать литературу, приносящую издательству определенного рода прибыль.

Все читанные мною в детстве детективы и большинство топовых романов, которые выдавались под родительский паспорт в библиотеке, я прочитал на украинском языке. Потому что мне все равно было, на каком языке читать.

В какой-то мере в своей школе я представлял для многих неизученный абсолютно двуязычный феномен, который таскался по всякого рода олимпиадам и конкурсам.

Да, кое-где, разумеется, в силу территориальной принадлежности, в Одессе встречались вывески на украинском, но они не вызывали никакого недоумения даже у туристов, поскольку практически всегда дублировались русским названием.

В Одессе повсюду звучала русская речь, немного реже – английская и молдавская, еще реже – французская и испанская, поскольку суда в Одесский порт заходили непрерывным потоком, и только украинскую речь в толпе ухо горожанина вычленяло абсолютно чужеродным элементом.

И как только мы слышали украинскую речь, сразу начинали оглядываться по сторонам и безошибочно обнаруживали ее источник.

В любой толпе, пестрой и разномастной, они вычленялись безошибочно. Они, ДРУГИЕ, КОТОРЫХ МЫ, ИСКОННЫЕ-ПОСКОННЫЕ аборигены-одесситы называли «рогатыми». За спиной которых показывали рожки из указательного и мизинца. Наименование которых со временем сократилось до короткого «роги».

Они были именно другие. Они абсолютно по-другому, неуклюже и смешно были одеты, они безобразно ржали и издавали жуткие междометия, они разговаривали на языке, абсолютно непохожем на тот, которым были написаны книги, и который нам преподавали.

Они глазели по сторона с совершенно диким видом и не могли сориентироваться в городской толчее. Они не знали вещей, которые для нас были ЭЛЕМЕНТАРНЫМИ.

И воспринимали мы их примерно так же, как обезьян, которые жили в джунглях или зоопарке и каким-то непонятным образом оказались на городских улицах.

Если вам кажется, что я утрирую тогдашнее положение вещей, то, в качестве примера, могу привести вам случай из собственной жизни, когда моя знакомая девушка отказалась выйти замуж за парня только потому, что в ЗАГСе обнаружила у него в паспорте, в графе «место рождения» запись о том, что родился он в селе Красные Окна.

И никакие доводы о том, что его мать просто гостила там у родни и задержалась до неожиданно нагрянувших родов, на нее не подействовали.

Всем, кто когда-либо сталкивался с проблемой, именуемой в Москве коротким и емким словом «лимита», прекрасным образом поймут проблему, которая вставала перед родителями, когда ребенок приводил в дом неподобающую его кругу невесту или, что еще хуже – жениха.

Я знаю прекрасные пары, в которых муж или жена были из деревни, но, к чести этих своих друзей, вне зависимости от их места рождения, никоим образом не могу применить слово «рагуль».

И, к чести этих своих друзей, могу сказать, что они, вступая в определенного рода общественное окружение, не только уже располагали необходимыми душевными качествами, но и всячески пытались перенять и впитать правила того круга, в котором им пришлось поселиться.

Вот за их спиной нам никогда бы не пришло в голову показывать рожки из указательного и мизинца или употреблять слово «роги».

Но, к сожалению, это были всего лишь исключения из правил, которые только подтверждали общее правило.

И, смею вас заверить, это расслоение никоим образом не сгладилось ни после того, как убралась квота на переселение из деревни в город, ни после того, как три волны рагулей хлынули в Одессу. Первую из них она впитала, адаптировала и подмяла под себя, вторую переварила уже с гораздо большим трудом, а третью, убийственную и грязную, до сих пор не смогла пережить.

Я вам тут обещал сексуальный компонент, И поэтому перехожу сразу к нему.

Разумеется, любой житель деревни, попавший в город (да еще в какой город), сразу же и бесповоротно понимал, что в деревню он возвращаться не хочет.

Нема дурных- ходить по грязи, топить печку и доить коров, а к тому же сажать и собирать картошку, ходить в единственное «Сильпо» за продуктами, которых там порой не было и в сельский клуб, где были все одни и те же лица.

Никто не останется в селе, если нет никаких сдерживающих факторов и законодательных ограничений, когда впереди маячит прекрасный и сказочный город, с его правильными улицами, морем и удобствами, и где вокруг полное разнотравье из лиц противоположного пола, совершенно незнакомых и ничегошеньки о тебе не знающих.

Каждый рагуль мужского пола отчего-то непоколебимо уверен в своей сексуальной неотразимости.

Несмотря на скошенный затылок, страшный чубчик, кривые ноги и маленький рост. Точнее говоря, не столько несмотря или вопреки, сколько именно благодаря этому.

Поскольку, непонятным образом, в селе мужчин всегда меньше, чем женщин, любой мужик с пенисом наперевес там идет нарасхват. Выйти замуж и сыграть громкую свадьбу, чтоб обзавидовались все подруги, не отхватившие свой кусок счастья -это и есть заветная и извечная мечта каждой рагулихи.

Поэтому созревают они очень рано, как правило, рано выходят замуж, и усиленно начинают рожать детей.

Но тут есть одно непоколебимое «но», которое, пожалуй, можно даже с какого-то боку причислить к положительным качествам любого рагуля.

Моя жинка и мои диты для него составляю настолько большую ценность, что все остальные жинкы и диты перестают существовать как таковые. Ради них рагуль отнимет кусок у чужого ребенка, уворует с соседского огорода и набьет морду соседу, который, в свою очередь, попытается сделать то же само.

Неуважительное отношение к жене, которую ранее считалось непременной необходимостью поколачивать, чтоб знала свое место, сменилось показным благоговением и трепетом, при котором подросшее поколение безоговорочно воспринимает любую прихоть беременной жены. Вплоть до самых абсурдных. Вплоть до безумно дорогих и не всегда посильных по заработанным с трудом деньгам.

Не обольщайтесь и не думайте, что природа рагуля со временем изменилась или приобрела какой-то налет цивилизации.

К чужой женщине, в особенности, городской, отношение у них стало еще хуже.

Тем более, что теперь на них нет никакой необходимости жениться, претерпевая унижения и притворяясь. Отменена прописка, можно приехать у город со своею жинкою, и жить примерно так же, как у себя в деревне. Просто при этом еще и вовсю используя блага цивилизации, собранные и воплощенные для него в этом городе.

А жениться на городской- ни боже мой. Да и вряд ли нормальная городская за него пойдет.

Вы никогда не обращали внимания на то, как паруются рагули?

Вот, к примеру, в магазине или на рынке, стоит и торгует бесхозная рагульская дивчина, которой кране необходимо пристроиться в жизни. Ведет она себя примерно, как дикий цветок, привлекающий к себе пчел ярким окрасом и запахом.

То есть, облита она с головы до ног дезодорантом и духами, обряжена в тряпки самых немыслимых покроев и расцветок, как правило, несочетаемых между собой, зато обтягивающих груды и зад. И зад, как правило, расположен над короткими толстыми ногами гораздо ниже, чем это полагается по художественным канонам.

Это вам кажется, что она одета в странные вещи. Потому что вы не рагуль, и ничего не понимаете в их моде. А для рагулей эти вещи и есть «модни». Например, серые трикотажные штаны. Непременно серые и непременно со стразами и кислотным цветным кантом. И непременно майка в обтяжку, со стразами и искусственными цветами. Или блузка, у которой сзади дырка, а над ней бант. Или теплая кофта, у которой змейка непременно сзади, а спереди написано что-нибудь вроде Со-Со или Шанель неправильными иностранными буквами.

Не думайте, что это какое-нибудь дурновкусие или моветон. Это другие особи, у них свои понятия и свои представления об одежде. Вот в этом году, например, в особенном тренде драные джинсы, которые Одесса относила лет пять назад и шорты, в дырки которых свисают карманы.

И неважно, какого размера зад или какой длины ноги. Если девушка заработала или вытащила из родителей модный окрас такого рода, внимание подобных ей особей противоположного пола уже гарантировано.

При этом она не просто скромно стоит и ждет, пока на нее обратят внимание. Она делает легкие, шаловливые замечания приглянувшемуся ей молодому человеку, играет глазками и губками, переступает с ноги на ногу и призывно выпячивает грудь, обтянутую тугой майкой.

Все как в украинском селе, столь полно и красочно описанном в пьесах Кропивницкого. Где в ремарках значатся хлопци и дивчата. Правда, было это в позапрошлом веке.

А уж молодой человек, удостоенный такого внимания, сходу решает, стоит ли тратить на девушку усилия. И если он слишком пьян, уже обзавелся девушкой или данная показалась ему не вполне комильфо и дорого одетой, он сообщает ей в оскорбительной форме на жутком суржике, что она не та, кого он бы хотел сделать своей дамой сердца.

Я…Иногда я вижу НАШИХ ребят, которые таскаются за вполне себе ничего рагульскими девушками, пропуская мимо ушей даже жуткий украинский акцент или немыслимый суржик и хамоватость, потому что и в его глазах этот яркий природный окрас и сладкий аромат перевешивают все недостатки. И тогда мне на память начинают приходить многочисленные распавшиеся семьи, оставшиеся на руках у свекровей дети и ополовиненные квартиры тех, кто разрешил своему ребенку спароваться с рагулем или просто пошел у него на поводу.

Ибо в таких семьях непременно появляются мамо и тато, которые всецело убеждены в том, что их немыслимое сокровище досталось неподобающему супругу, и надо непременно вынуть из городских все самое лучшее, что они только способны дать.

Уж поверьте, в Одессе, где моряки не только зарабатывают реальные деньги, но и по полгода отсутствуют дома, а вернувшись, поначалу не замечают, какое чудовище живет в их доме, проблема отобранного рагулихой движимого и недвижимого имущества, стоит особенно остро.

Можно вытащить девушку из деревни. Скажем, пристроить ее здесь учиться и выдать замуж. Но деревня из девушки не вытаскивается никоим образом, и вот тогда-то и появляется великосветская дама в халате со шлейфом, который привязан к запястью вышитой стразами ленточкой, у которой в квартире камин и колонны, а халат со шлейфом при этом считается подобающей одеждой, чтобы принять сантехника или маляра.

Вот отсюда и появляется жена замначальника отделения милиции, которая, сидя в гостях, требует мужа настроить ей камеры на айфоне, чтобы внимательно,внимательно!!- сидя за столом в гостях проверить, достаточно ли хорошо убрала домработница в квартире.

Да не вру я. Ведь и мы сидели за этим столом, и это моя жена, сказав сакраментальную фразу про деревню и девушку, вусмерть разругалась с рагулихой, на которой было платье, сдобренное всеми мыслимыми и немыслимыми аксессуарами –бантами, стразами, вырезом на спине, рваными кусками разноцветных материй по подолу, обильной бижутерией вперемешку с золотом и щедро размалеванным косметикой лицом.

Я никак не мог понять, отчего та так пренебрежительно смотрит на нарядное платье моей жены, соответствовавшее всем традициям интеллигентного общества, пока не заметил, что в таких платьях и на позолоченных пятнадцатисантиметровых каблуках, самки рагульского рода ходят с коляской на рынок, потому что в их представлении это ничто иное, как летний сарафан, который больше ни на что не годится.

Маленькое черное платье, которое должно быть в гардеробе каждой женщины для особо торжественных случаев.

И, к слову сказать, моя жена наотрез отказывается ходить в гости в дом, где считается нормальным с айфона за столом смотреть, насколько хорошо домработница убрала квартиру.

Ну, так я ведь женился на одесситке. На девочке, которая пронзила мое сердце не только и не столько нарядами, которые у нее все-таки имелись. Сколько совпадением наших интересов, наших слоев культуры, нашей любви к Одессе, нашим пристрастием к музыке и поэзии определенного плана.

И только потом я разглядел, какие прекрасные у нее глаза, и какое чуткое сердце, и глубоко она принимает все происходящее вокруг нее в ее городе.

Да и детей она мне родила и воспитала прекрасных.

И все у нас было почти хорошо (ну, не считая скажем, финансовых трудностей, которые мы вместе преодолевали) до тех пор, пока не пришли рагули и не убили наш город 2 мая.

Я бы пол-жизни отдал за то, чтобы спустя два года после этого не сидеть и не писать эти страшные мне самому строки.

Засим все.

Надеюсь, успею продолжить.

Тема, к ужасу моему, не только насущна, но и неисчерпаема.

Виктор Гром