Брат-3

…Невысокий мужчина  с залысинами ворвался в подъезд дома. Стук его кирзовых сапог глухо раздавался по всей парадной.
Он взбежал по крутой лестнице, по пути повстречав еле плетущегося соседа.
— Жену ищешь? Не старайся… Машка твоя давно померла уже.

Отмахнувшись от старика, он взлетел на последний этаж и распахнул настежь дверь. В комнате лежали жена и сын.
Сын уже стал покрываться трупными пятнами. Но жена, хоть и непривычно бледная, ещё могла быть жива.
Трясущимися руками он стал бить по щекам жену. Однако и та не подавала никаких признаков жизни.
— Маша, Маша, проснись! Маша, ты тут? Родная, проснись!

Володя не верил, просто не верил, что она умерла. Этого просто не может быть!
Вдруг Маша еле слышно кашлянула. Она была похожа не на живого человека, а на полупрозрачное привидение.
Володя разревелся, как ребёнок, и прижал ее к сердцу.
Слёзы текли по его щекам, но он их даже не чувствовал. Самое главное — Маша жива!
Он старался не смотреть направо и не думать о сыне, который лежал в той стороне.
Сына Витю накормить уже было нельзя.
***
Маленький Вова слышал эту историю от своих родителей — в основном, чувствительной и сентиментальной мамы — бесчисленное множество раз. Отец скупо подтверждал ее слова.

Поздний ребёнок, Вова был большим баловнем, на которого при этом возлагались большие надежды. Мама тряслась над ним и души в нем не чаяла.
— Всё-таки Господь дал сыночка, — шептала она, укладывая его спать.

Вова рос непослушным, но в глубине души он, сын ленинградцев, возненавидел тех самых фашистов больше всего в жизни. Они пытались, но так и не смогли убить ни его отца на поле боя, ни его маму — заморить голодом. А вот брата убить им удалось…
Позднее он будет работать в Германии, лицом к лицу с потомками тех самых немцев. Узнаёт много о немецком народе. С кем-то даже подружится. С кем-то заведёт неплохие отношения.
Но призрак брата Вити, которого он так и никогда не увидит, всегда стоял рядом с ним на расстоянии вытянутой руки.
***

Удивительная штука — судьба! Позднее Вова превратится во Владимира Владимировича.
Многое будет на его пути.
Но в тот момент, когда он уже, казалось, близился к завершению карьеры, разведка донесла ему о риске нападения и готовящихся провокациях. Кровавый клоун из бывшей «братской» страны, где полюбили фашистские шествия и бомбили часть их же страны, что-то там даже проблеял о «грязной бомбе».

Владимир пытался урегулировать ситуацию, договориться, не довести все до открытого вооруженного конфликта. Проводил встречи, переговоры, мероприятия.
И вот, на совместной пресс-конференции с канцлером Германии, в ответ на свое высказывание о «геноциде русского народа на Донбассе», он услышал самодовольное немецкое:
— Ха-ха, ну какой же там геноцид? Это просто смешно!

Владимир просто не поверил своим ушам.
— Смешно? — переспросил он.

Вдруг прямо перед ним, перед его глазами встал тот самый брат Витя. Витя, погибший в блокадном Ленинграде. Витя, который умер потому, что не угодил, в том числе, дедушке этого самого немецкого канцлера, генерал-лейтенанту СС.
Его бросило в холод. Потом в жар. Потом он взял себя в руки, усилием воли сморгнул призрак Вити и завершил пресс-конференцию.
Именно тот момент был решающим.

Да. Он для себя уже все решил. Все решил про страну, где так и не добили дух людей, отдававших приказы об убийствах своих же братьев. Про страну, которая стала превозносить все то, что было ему омерзительно. Про страну, решившую уничтожать по национальному признаку. Пусть эта страна и была так похожа на его родину.

Позднее будет много что ещё. Например, признание предыдущего немецкого канцлера, с которой, как ему казалось, у них были налажены партнёрские отношения. Ту самую, которая, приезжая в Москву, всегда первым делом посещала могилу Неизвестного солдата. Оказалось, все эти годы были бутафорией и временем для подготовки того самого, братского соседа к войне…

Ему было горько и, чего уж там, не по себе. Не по себе от тяжести той ноши, которую он взвалил на себя и свой народ. И при всем при этом, с каждым днём он убеждался, что он поступил, наверное, правильно. Наверное…
***
Накануне Нового года он захотел поддержать своим присутствием героев той войны, которую ему пришлось начать.
Когда он встал перед ними, и в лицо ему просияли десятки камер, Володя вдруг вздрогнул.
Витя был тут. Призрак его брата спокойно и смело стоял рядом.
Володя слегка оторопел. Витя похлопал своего брата по плечу и вдруг испарился, как сон.
Он моргнул. Откашлялся. Выдохнул.
Все выжидательно смотрели на него. Надо было что-то говорить.
И он начал:
— Это был год трудных, необходимых решений…