Плач о Сергее Есенине
<pre>Мы свое отбаяли до срока — Журавли, застигнутые вьюгой. Нам в отлет на родине далекой Снежный бор звенит своей кольчугой. Помяни, чёртушко, Есенина Кутьей из углей да из омылок банных! А в моей квашне пьяно вспенена Опара для свадеб да игрищ багряных. А у меня изба новая — Полати с подзором, божница неугасимая, Намел из подлавочья ярого слова я Тебе, мой совенок, птаха моя любимая! Пришел ты из Рязани платочком бухарским, Нестираным, неполосканым, немыленым, Звал мою пазуху улусом татарским, Зубы табунами, а бороду филином! Лепил я твою душеньку, как гнездо касатка, Слюной крепил мысли, слова слезинками, Да погасла зарная свеченька, моя лесная лампадка, Ушел ты от меня разбойными тропинками! Кручинушка была деду лесному, Трепались по урочищам берестяные седины, Плакал дымом овинник, а прясла солому Пускали по ветру, как пух лебединый. Из-под кобыльей головы, загиблыми мхами Протянулась окаянная пьяная стежка. Следом за твоими лаковыми башмаками Увязалась поджарая дохлая кошка, — Ни крестом от нее, ни пестом, ни мукой, Женился ли, умер — она у глотки, Вот и острупел ты веселой скукой В кабацком буруне топить свои лодки! А всё за грехи, за измену зыбке, Запечным богам Медосту да Власу. Тошнёхонько облик кровавый и глыбкий Заре вышивать по речному атласу!
Рожоное мое дитятко, матюжник милый, Гробовая доска — всем грехам покрышка, Прости ты меня, борова, что кабаньей силой Не вспоил я тебя до златого излишка! Златой же удел — быть пчелой жировой, Блюсти тайники, медовые срубы. Да обронил ты хазарскую гривну — побратимово слово, Целовать лишь ковригу, солнце да цвет голубый. С тобой бы лечь во честной гроб, Во желты пески, да не с веревкой на шее!.. Быль иль небыль то, что у русских троп Вырастают цветы твоих глаз синее? Только мне, горюну, — горынь-трава... Овдовел я без тебя, как печь без помяльца, Как без Настеньки горенка, где шелки да канва Караулят пустые, нешитые пяльца! Ты скажи, мое дитятко удатное, Кого ты сполбхался-спужался, Что во темную могилушку собрался? Старичища ли с бородою Аль гумённой бабы с метлою, Старухи ли разварухи, Суковатой ли во играх рюхи? Знать, того ты сробел до смерти, Что ноне годочки пошли слезовы, Красны девушки пошли обманны, Холосты ребята всё бесстыжи!</pre> <pre>*</pre> <pre>Николай Клюев (1884-1937)</pre>
Комментарии
В 1928 г. выходит последний сборник Клюева «Изба в поле», составленный из уже печатавшихся стихов,
всё, что было написано им в 30-е гг., в печать не попадало.
В 1934 г. Клюев был арестован в Москве, выслан в Томск; в июне 1937 г. вторично арестован, заключен в Томскую тюрьму и расстрелян.
И по-лебяжьему светла,
От васильковых меж и поля
Ты в город каменный пришла.
Гуляешь ночью до рассвета,
А днем усталая сидишь,
И перья смятого берета
Иглой неловкою чинишь.
Такая хрупко-испитая
Рассветным кажешься ты днем,
Непостижимая, святая, —
Небес отмечена перстом.
Наедине, при встрече краткой,
Давая совести отчет,
Тебя вплетаю я украдкой
В видений пестрый хоровод,
Панель... Толпа... И вот картина,
Необычайная чета:
В слезах лобзает Магдалина
Стопы пречистые Христа.
Как ты, раскаяньем объята,
Янтарь рассыпала волос, —
И взором любящего брата
Глядит на грешницу Христос.
В краю улыбчиво-далеком,
Где снедь — волшебные плоды,
Живым питающие соком.
Вещали вы: «Далеких зла
Мы вас от горестей укроем,
И прокаженные тела
В ручьях целительных омоем».
На зов пошли: Чума, Увечье,
Убийство, Голод и Разврат,
С лица — вампиры, по наречью —
В глухом ущелье водопад.
За ними следом Страх тлетворный
С дырявой Бедностью пошли, —
И облетел ваш сад узорный,
Ручьи отравой потекли.
За пришлецами напоследок
Идем неведомые Мы, —
Наш аромат смолист и едок,
Мы освежительной зимы.
Вскормили нас ущелий недра,
Вспоил дождями небосклон,
Мы — валуны, седые кедры,
Лесных ключей и сосен звон.