"На бескрайних российских просторах"(фрагмент)

     ...Все процессы и явления настоящего, как правило, прямо или косвенно есть следствия чего-то подобного, уже имевшего место в прошлом – потому причины всего, происходившего и происходящего в мире вообще и в России в частности, традиционно следует искать в прошедшем. Давайте окинем взглядом всю тысячелетнюю историю Руси от времён Рюриков и Ярослава Мудрого и до наших дней – и какой элемент этой самой истории вам, скорее всего, сразу бросится в глаза? Спросите любого историка, каким бы одним словом он охарактеризовал всё наше прошлое – и почти наверняка он ответит, что вся история Руси была историей войн. Стоит открыть практически любой источник по общей истории России – и не в последнюю очередь он поведает вам о том, какие военные конфликты либо полноценные войны с участием «страны Московии» вспыхивали на планете в тот или иной период. Еще до легендарного призвания варягов «на княжение», в результате которого, по одной из версий, и образовалось государство Древняя Русь, далёкие предки современных русских – славянские и финно-угорские племена – постоянно воевали друг с другом, что и вынудило в итоге искать общего правителя. И дальше всё шло только по нарастающей: штурмовал города и подчинял силой соседние племена знаменитый князь «Вещий» Олег, бился за власть и противостоял степным кочевникам крестивший Русь на православие Владимир «Красное Солнышко», топил рыцарей Тевтонского ордена в водах Чудского озера Александр Невский, в жесточайшей Куликовской битве освобождал Русь от монгольского ига Дмитрий Донской, огнём и мечом присоединял к Руси Казанское и Астраханское ханства Иван Грозный, гнали с русской земли прочь польских интервентов ратники Василия Шуйского Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский, громил шведов в Северной войне Пётр I, в двух Отечественных войнах повергли наземь «Великую армию» Наполеона Бонапарта Александр I, а Третий Рейх Иосиф Сталин – вряд ли вы найдёте в истории Руси хоть одного правителя, который ни разу бы ни с кем не воевал. Русский философ Иван Александрович Ильин в своей книге «О России» указывал: «Соловьев насчитывает с 1240 по 1462 года (за 222 года) – двести войн и нашествий. С четырнадцатого века по двадцатый (за 525 лет) Сухотин насчитывает 329 лет войны. Россия провоевала две трети своей жизни…»(Ильин И.А, «О России»). К чести нашего государства следует отметить, что бóльшая часть войн была оборонительной, нежели захватнической – мы больше защищались от иноземных агрессоров (недостатка в желающих завоевать Россию не было никогда), чем нападали сами, и в теории Нормы я уже объяснял, почему мощная держава Россия, всегда имевшая достаточно возможностей и ресурсов именно для ведения войн с целью ослабления других держав и захвата колоний по всему миру, вела таких войн меньше всех.

     Вместе с тем, как бы там ни было, любая война – хоть захватническая, хоть освободительная – есть война, и в ней не одержать победы, не имея всех составляющих полноценной армии: талантливых полководцев, современного вооружения, но главное – подготовленных солдат. Необходимость постоянно от кого-то отбиваться, порой мобилизуя на войну чуть ли не всё взрослое мужское население, требовала опытных воинов всё больше и больше – и ситуация, когда с приходом на российские земли очередного завоевателя бросался клич: «Вставай, страна огромная!», быстро перестала быть чем-то экстраординарным. Волей-неволей умение владеть мастерством воина требовалось от всех – от всех поголовно, независимо от того, какую профессию в мирное время выбирал каждый, вступающий во взрослую жизнь. А какова была основа такого мастерства для простого ратника, что требовалось в те времена от тех, кто шёл в стройных рядах когорт, дружин и туменов? Древние армии уже во времена Юлиев Цезарей и Александров Македонских делились на рода войск: были пехота, кавалерия, разведка, лучники, обслуга осадных орудий (а с XIII-XIV столетий нашей эры – артиллерии) и прочие, но исход любой битвы, в которой сходились основные силы сторон, в силу чего победа в ней, как правило, определяла итог всего конфликта в целом, решался именно в рукопашном бою, в непосредственном столкновении воинов враждующих армий друг с другом – и тогда на поле боя именно меч становился решающим орудием: ведь само слово «битва» как раз и произошло от слов «бить», «биться», т.е. сражаться на мечах. Умело орудуя этим самым мечом, ратник мог нанести живой силе противника гораздо больший урон, нежели от стрел и копий, но для этого он должен был обрушивать на головы врагов максимально мощные удары, при этом сам как можно дольше оставаясь в строю (и там, где сходилась кавалерия сторон – именно мечи и сабли также решали исход всего дела). На такое были способны только наиболее крепкие, могучие, выносливые воины достаточно высокого роста – в сражениях они всегда шли на врага в первых рядах, дабы мощными ударами своего меча нанести пехоте противника максимально больший урон, как можно сильнее обескровить вражье войско – дабы следующим за ними менее сильным солдатам было легче завершить разгром недруга. Именно такие воины, сравнимые с горой, становились наиболее грозной силой древнего войска, именно таких, подобных им, богатырей, воспевали древнерусские былины: Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алёша Попович, Святогор, Вольга Святославич и прочие – все они были рослыми, крупными мужчинами, мощи которых позавидовали бы многие сегодняшние бодибилдеры. Само собой, что ввиду практически постоянной необходимости с кем-то воевать такие мужчины ценились превыше всего, в мирной жизни их окружали обожанием и почётом, князь хотел видеть в своей дружине побольше таких воинов – и, естественно, женщинам давалась негласная установка продолжать в первую очередь род именно таких. Так этот, продолжавшийся веками, отбор постепенно сформировал доминирующий образ типичного русского. Сегодняшний «Иван» - это высокий, крупный, широкоплечий мужчина с низким, громоподобным голосом, любящий по поводу и без пускать в ход кулаки, что на самом деле вовсе не говорит о его патологической агрессивности – дальше я раскрою причину такого его поведения. Недаром символом России с древних времён был медведь – свирепый хищник, не признающий ни чьей власти, после встречи с которым в лесу шансов остаться в живых практически не было. В том, что Русь взяла себе в качестве основного символ именно этого животного, было завуалированное послание всем возможным агрессорам: вот что вас ждёт, если рискнёте покуситься на наши земли.

     Однако это лишь одна сторона медали. Жизнь в доспехах, острая необходимость постоянно держать меч наготове предопределили не только внешние данные типичного русского, но и его внутренний мир, его мировоззрение, ментальность. Армия всегда отличалась жёсткой дисциплиной, предельно чётким распределением полномочий и обязанностей, максимальной ясностью роли каждого на арене военных действий – без этого войны не выиграть. В обязанности простого солдата, за редким исключением, не входило требование думать – на это есть военачальник – солдат обязан выполнять приказы, совместно с другими такими же солдатами действуя, как единый организм, составляя одну мощную силу как в наступлении, так и в обороне. Приказ старшего – закон, на войне его неисполнение неотвратимо каралось смертной казнью. Такой принцип вовсе не был результатом склонности к диктату и самодурству командиров: просто все прекрасно понимали, что, почуяв рассогласованность действий воинов, враг моментально этим воспользуется. И вот мышление, идеально подходящее для военного времени, но, мягко говоря, далеко не всегда эффективное в мирном, начало захватывать умы, впитываясь с молоком матери и подкрепляясь соответствующим воспитанием в тех семьях, в которых, кроме успехов ратных, особо и нечем было похвастаться. Привычка везде и во всём жить, больше оглядываясь на приказ кого-то, кто так или иначе оказался старшим, себе отводя роль бездумного исполнителя, постепенно овладевала сознанием россиян всё больше и больше. Выражение: «Вот приедет барин – барин нас рассудит» не могло появиться там, где индивидуализм мог бы хоть как-то ощутимо торжествовать над юнговским «коллективным бессознательным». Воин, живущий по приказу, вытеснял из умов предпринимателя и хозяйственника, которого кормят идеи и инициативы. Злая сила человеческого гения тех, кто был гораздо ближе к княжеским шатрам и царским палатам, чем простые смертные, быстро разглядела в таком немалые преимущества для себя: искусный воитель на поле брани, виртуозно орудовавший там мечом и копьём, вернувшись к мирной жизни, зачастую оказывался в ней далеко уже не так востребован, и у него не оставалось выбора, кроме как соглашаться на любую работу и терпеть любой диктат со стороны тех, кто, возможно, никогда не носил офицерские погоны, но в мирной жизни был непререкаемым авторитетом. Талант, делавший русского непобедимым на войне, оказывался бесполезен в мирной жизни – и он покорно надевал ярмо зависимого. Жестокость властителей, крепостное право, самодурство помещиков, бесправие простых горожан, безудержная, нещадная эксплуатация простых рабочих промышленных предприятий (что, совокупно, в итоге и привело к революции 1917 года и силовому свержению царизма) – все эти уродливые головы выросли из одного туловища: неспособности большей части русских в мирной жизни добиваться тех же высот, тех же успехов, тех же побед, которые они столь блестяще одерживали на полях сражений, обращая в бегство самые грозные армии и заставляя самых искусных завоевателей и стратегов зачастую просто не находить слов в немом восхищении при одном виде силы русского оружия…

     Во всём этом кроется объяснение того, почему жители России часто так загадочно себя ведут. Иностранцев, приезжающих в Россию, очень озадачивает тот факт, что русские столь редко кому-то улыбаются. Но на самом деле в этом нет ничего противоестественного: в прошлом незнакомые люди, встречавшиеся им на пути, столь часто оказывались врагами, что это неизбежно отучило славян распахивать душу перед первым встречным. Русскому необходимо сначала познакомиться, узнать человека, удостовериться в его лояльности – и только после этого при встрече с ним он начнёт расплываться в улыбке. И у того, что своим, «проверенным», людям россиянин уже готов дарить максимум положительных эмоций, тоже есть своя объективная причина: жизнь в войнах, насущная необходимость регулярно противостоять иноземным агрессиям вынуждает славян постоянно искать себе союзников, на которых можно положиться в бою, а ещё лучше – друзей, на верность которых можно было бы рассчитывать в самую трудную минуту. Знакомясь, россиянин всегда «прощупывает» нового человека, присматривается к нему, пытаясь, прежде всего, определить, насколько тот будет ценен для него как соратник – таких он ищет в первую очередь. Вряд ли обычный русский сумеет логично и внятно объяснить, на основе чего, каких критериев он заводит друзей – всё происходит на подсознательном уровне, – но можете не сомневаться: принцип поиска союзника в ратном деле доминирует здесь всегда. А найденному потенциальному союзнику должна создаваться атмосфера максимального благоприятствования – вот почему друзьям русский будет улыбаться уже, что называется, от всей души: улыбка – самый верный признак того, что у человека всё хорошо, что он на своём месте и всем доволен, а значит – его новый друг и союзник также сделал правильный выбор, находясь на одной с ним территории и заведя дружбу именно с ним. Так русские ненавязчиво удерживают ценных людей подле себя – дабы в нужный момент те оказались по одну с ними сторону баррикад. Оттуда же – из вечного поиска союзников в будущем ратном деле – «растут ноги» и у той самой кажущейся агрессивности русских: на самом деле это вовсе не агрессивность, а соревновательность. Стремясь везде и всюду померяться силами со всеми подряд, русич опять же ищет себе всё тех же союзников, определяя тех, кто равен ему по мощи или даже превосходит его. Найдя таких, он старается всеми силами завести с ними дружбу или хотя бы удостовериться в отсутствии их антипатий по отношению к нему: когда снова соберётся вражья сила в очередной раз покуситься на Русь, русский желает видеть вокруг себя тех, кто будет способен держать удар. Лишняя рука, твёрдо сжимающая меч, ещё не мешала на этой земле ни одному войску…

     Таким образом, бойцовская составляющая в повседневном мышлении коренного жителя земель к востоку от Европы доминирует в его поведении гораздо сильнее, чем у типичных представителей многих других народов. Этот внутренний демон, эта неискоренимая натура воина, подобно вулкану, рвутся всеми силами наружу. В мирное время таким негде себя приложить, скучная и однообразная работа, которую они ежедневно выполняют, дабы элементарно выжить, не соответствует их желаниям, более того: они боятся, что со временем такое занятие расслабит их, выхолостит их бойцовский дух, превратит в обрюзгших, инертных обывателей, неспособных, в случае чего, встать на защиту своей земли с оружием в руках. Их сердце жаждет драки. Они восхищаются героями фильмов о войне, всегда подсознательно представляя себя на их месте, и с упоением погружаются именно в компьютерные «стрелялки», желая хоть в виртуальном мире побыть теми, кем они тайно мечтают быть в мире реальном. В своё время даже гениальный Пушкин уловил эти желания в душе русского: «Всё, всё, что гибелью грозит, доля сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья… и счастлив тот, кто средь волненья их обретать и ведать мог…» Им нужна война, блеск погон и щёлканье затворов, лязганье гусениц танков и рев моторов истребителей – вот та музыка, которая ласкала бы их слух лучше любой другой, и именно сжимая в руках оружие, они смогут чувствовать себя в своей тарелке – жизнь, в которой «либо грудь в крестах, либо голова в кустах», для них вполне приемлема.

Потому в мирное время им не живётся спокойно – им надо постоянно кого-то задирать, провоцировать, биться об заклад о чём угодно с единственной целью: хоть в чём-то доказать своё превосходство (прежде всего самому себе), что, пусть косвенно, лишний раз уверит россиянина, что он ещё «О-го-го!», ещё на коне, полон сил и готов сражаться (знаменитый фольклорный герой Василий Буслаев погиб в мирное время, убившись при прыжке через большой могильный камень – за этим его вроде бы глупым показушеством на самом деле стояло желание защищать свою землю, он хотел уверенности в том, что нет на Земле такого врага, которого он не смог бы одолеть). Ну и, естественно, опять же найти союзников – вот почему те, кого им не удалось одолеть, нередко становятся их лучшими друзьями: такой чувствует в нём того самого союзника, с которым можно пойти в разведку, на которого можно положиться в бою – потому что до того в мирной жизни он убедился в его бесстрашии. Мы далеко не одни такие. Есть и другие народы, на менталитет которых жизнь в постоянных войнах наложила подобный же отпечаток. Посмотрите на афроамериканцев: они тоже стараются держаться группами, тоже подозрительны к чужакам, тоже говорят «брат» тому, с кем не имеют родственных связей, но повязаны крепкой мужской дружбой, тоже нередко внешне беспричинно агрессивны, но за этой агрессивностью также кроется поиск союзников и прощупывание возможного противника. В чернокожих жителях США точно также говорит бойцовский дух их предков – зулусов, масаев, туарегов, также веками воевавших сначала друг с другом, потом – с европейскими и арабскими колонизаторами, потом ведших борьбу за выживание на плантациях белых рабовладельцев юга США, а затем уже в Штатах, охваченных расизмом – Штатах эпохи табличек «Только для белых», ку-клукс-клана и суда Линча. Жизнь в войне точно также пестовала из них в первую очередь воинов – в ущерб другим талантам...

     Однако всё хорошо только там, где оно работает. Заканчивается очередная война, наступает мирная жизнь – и в какие условия, вернувшись домой, попадает вчерашний доблестный воин? Жизнь без горнов и сабель требует совсем других навыков, другого умения, других знаний, которым вернувшемуся с войны, скорее всего, придётся учиться заново, с азов, «с нуля» - естественно, что в своём профессиональном мастерстве он часто будет проигрывать тому, кто посвятил той же профессии всю жизнь, не отвлекаясь на войну. В итоге - проигрывать и в эффективности своего труда, и в том объёме знаний, умений, навыков, который он сможет преподать своим детям – будущим продолжателям его дела. А учитывая, насколько значительный процент россиян столь часто были вынуждены оставлять свои прежние мирные занятия и надевать мундир военного – вполне закономерно то, что «на гражданке» профессиональный уровень всё большей части россиян будет стабильно оставлять желать лучшего. Что из этого следует? Наниматель, как известно, ценит – и соответственно вознаграждает – именно профессионализм, талант, умение делать то, что уже не столь блестяще получается у других – т.е. как раз те качества, которых беспрестанно воюющий русский народ постепенно всё больше лишался. Лишался, неумолимо превращаясь в огромную массу низкоквалифицированной невежественной рабсилы. Что, как я уже писал, оказалось весьма на руку тогдашней российской элите: непрофессионал не особо ценен для предприятия, его легко заменить и, осознавая это, он будет вынужден согласиться на меньшую зарплату, что позволит нанимателю, кладя сэкономленные деньги себе в карман, обогащаться ещё больше. Эксплуатация дешёвого ручного труда стала основой российского производства прошлых столетий, и, естественно, сколотившая себе на этом огромные состояния элита делала всё возможное, чтобы так оно и оставалось как можно дольше. Вот почему возвышение талантливых индивидуалистов всячески задавливалось, и их идеи и изобретения на Руси упорно игнорировались: эффект от внедрения машин в производство быстро стал бы налицо, но какой предприниматель захочет нести дополнительные расходы по закупке и содержанию этих самых машин, когда дешёвого ручного труда и так в избытке?

     Так были бездарно утеряны все изобретения Ползунова, включая знаменитую паровую машину, первый образец которой он создал гораздо раньше Джемса Уатта – и в результате Великобритания, а не Россия, захватила лидерство в машиностроении, положив начало промышленной революции в Европе. Забыла Россия и имя Александра Попова, сконструировавшего первый аппарат и совершившего первую радиопередачу за два года до Гильермо Маркони. Остались в забвении и Иосиф Тимченко, на два года раньше братьев Люмьер продемонстрировавший в действии первый в истории киноаппарат, и Александр Лодыгин, электрические лампы накаливания которого освещали Санкт-Петербург за шесть лет до «открытия» таких ламп Томасом Эдисоном, и Фёдор Пироцкий, пустивший по рельсам всё того же Санкт-Петербурга первый электротрамвай за год до того, как то же самое проделали братья Сименс в Берлине. Не получил в своё время признания и первый гусеничный трактор, созданный Фёдором Блиновым в 1897 году – трактора в России «пошли в массы» только в середине 1920-х годов, когда первенство по ним прочно заняли американцы. А Андрей Нартов изобрёл токарно-винторезный станок аж за 80 лет до того, как то же самое сконструировал британец Генри Модсли. Вот далеко не полный список изобретений, которые, вкупе со множеством других, все вместе, могли бы к 1917 году сделать Россию не просто ведущей державой – мировым лидером, бесспорным примером для подражания для остальных на всеобщем пути к высшей цивилизации, однако царские правительства предпочли о них забыть.

     Первый российский университет открылся только в 1755 году благодаря стараниям пришлого таланта Михаила Ломоносова (вопрос о том, когда бы такой университет вообще появился в России, не решись любознательный отпрыск поморских рыбаков покинуть родную Архангельскую губернию и прийти в совершенно незнакомую ему Москву, где ему всего пришлось добиваться с нуля, на пустом месте, до сих пор остаётся открытым) – это при том, что в Европе к тому времени подобные заведения существовали уже несколько столетий: знаменитые Оксфордский и Кембриджский в Великобритании, Базельский в Швейцарии, Сорбонна в Париже и прочие. Однако и это достижение оказалось лишь временным: если при жизни Ломоносова университет был открыт практически для всех, то после его смерти в вуз стали принимать в основном детей дворян, закрыв дорогу к образованию многим талантливым отпрыскам простолюдинов. Подтягиваться по объёмам производства до уровня европейской российская промышленность начала лишь при Петре I, который с этой целью чуть ли не насильно заставлял строить новые заводы и фабрики. Крепостная зависимость на селе в том или ином виде сохранялась вплоть до 1917 года, а жесточайшая эксплуатация рабочих российских предприятий («…В России сложилась система жестокой эксплуатации рабочих, охраняемая государством: до конца XIX века не было фабричного законодательства, которое бы регулировало отношения между предпринимателем и рабочим – размеры заработной платы, продолжительность рабочего дня, применение женского и детского труда. Рабочие находились в тяжёлых жилищных условиях, не были застрахованы от травм на производстве. По сравнению с Западной Европой они получали меньшую заработную плату, имели наиболее продолжительный рабочий день…»; «История России: капиталистический строй») превосходила даже ужасы описанных ещё Диккенсом европейских работных домов, что в итоге и привело к социальному взрыву и тем новым временам, о наступлении которых 25 октября 1917 года возвестил холостой выстрел крейсера «Аврора»…

     У всего этого, помимо уже описанной мной инертности «низов», была и другая, также характерная именно для нашей Родины, причина. Несметные природные богатства России позволяли промышленникам наживать огромные состояния. Видя, что добычи и экспорта сырья для собственного обогащения и пополнения казны вполне достаточно, предприниматели зачастую останавливались на достигнутом, не диверсифицируя производство, не занимаясь переработкой и изготовлением конечного продукта. Россия ограничивалась лишь экспортом сырья, в то время как стеснённая в территориях и имевшая гораздо более скудные запасы ресурсов Европа волей-неволей была вынуждена развивать в первую очередь именно перерабатывающую промышленность, именно производство готовых изделий. Вот в чём причина векового экономического отставания России от Запада: слишком огромные, слишком несметные, казавшиеся бесконечными российские ресурсы породили главного врага любой экономики – расточительство. Парадокс, но то, что должно было помочь «стране Московии» стать бесспорным, непоколебимым, вековым мировым лидером, на фоне которого однозначно померкли бы и Древний Рим, и Британская Империя, и Соединённые Штаты, попав не в те руки, стало причиной того, что на вершину мирового Олимпа за всю свою историю Россия так и не пробилась до сих пор…

      Вот так, далеко не в радужных тонах, заполняя промежутки между войнами смутными временами, Россия ковыляла до 1917 года. В её истории по прежнему немало белых пятен, начиная с того самого легендарного призвания варягов на княжение. До сих пор не утихают споры между сторонниками т.н. «норманнской» теории происхождения Древнерусского государства и её противниками: первые утверждают, что знаменитый Рюрик, прийдя со своими братьями на Русь извне – со скандинавских земель – стал создателем первого государства русов, что сразу вызывает сомнения: как могли те, в чьих краях в то время никакого государства не существовало и в помине (и, естественно, никакого опыта государственного строительства у них просто не могло быть), создать нечто устойчивое на русских землях? Основные заявления их оппонентов сводятся к тому, что некое государство к приходу Рюриков во власть уже существовало на этих самых землях, что Рюрик по своему происхождению принадлежал вовсе не к скандинавам, а к западнославянским племенам, где влияние норманнов было уже достаточно велико, и, осев в Новгороде, прекратил внутренние распри уже не между дикими славянскими племенами, а между удельными князьками готового государственного образования. Как бы там ни было на самом деле, но в одном и «норманисты», и «антинорманисты» сходятся между собой безо всяких дискуссий: как полноценное государство, имеющее единое правительство и устойчивые связи с зарубежными странами, Русь официально ведёт свой отсчёт именно с 862 года н.э. – года начала правления этого самого Рюрика. А потому будем придерживаться этой даты как отправной точки всей нашей с вами истории, пока никем не доказано иное.

     Однако вот новоиспечённое государство Русь повело свою историю с рюриковских времён и опять же до того самого 1917 года – какие имена нам сразу приходят на ум, едва речь заходит о России дореволюционной? Помимо упомянутого уже Рюрика, сделавшего Русь Русью, помимо «Вещего» Олега, создавшего знаменитую Киевскую Русь, большинству из нас вряд ли вспомнится кто-то ещё, кроме Ярослава Мудрого, стараниями Древнерусское государство приобрело наибольший авторитет именно в международных сношениях, а также Ивана Грозного и Петра I, чьи неоспоримые заслуги в деле становления Руси как державы лишний раз расписывать здесь, я думаю, будет излишне. Знаменитые Дмитрий Донской и Александр Невский также будут не в счёт: подобно легендарному царю Леониду с его 300 спартанцами, они вошли в историю прежде всего как вершители успехов ратных, при этом в мирное время никак не проявив себя. Таким образом, в истории России при всём желании не наберётся и десятка правителей, которым бы хотелось поставить памятник и с чистой совестью сказать, что вот именно с таких политиков и надо брать пример. Уловили мою мысль? Вот третья причина того, что развитие России столь долго оставляло желать лучшего: редко везло России на царей. И периоды бурного роста при Ярославе Мудром, Иване Грозном, Петре Первом сменялись глубокой рецессией в промежутках между ними. После смерти Ярослава борьба за власть между его потомками в итоге вылилась в распад первого русского государства, в результате чего русский народ едва не был полностью истреблён во время опустошительного монгольского нашествия. Последователи Ивана Грозного довели всё дело до смутного времени и польско-литовской интервенции – оккупантов тогда с трудом удалось изгнать лишь с помощью всенародного ополчения. Петровские времена сменились эпохой дворцовых переворотов, якобы «золотого века» Екатерины II, и не подумавшей отменять на Руси крепостное право, правления Николая I, ознаменовавшегося позорным поражением в Крымской войне, и, наконец, через череду Александров – к последнему царю России Николаю II, сначала проигравшему русско-японскую войну, а затем позволившему втянуть Россию и в Первую мировую, что вкупе с остальным и стало причиной крушения царизма. На одного истинно великого монарха приходился десяток безликих, оказавшихся неспособными или просто не пожелавших сделать для своей страны и своего народа хоть что-нибудь, способное остаться в веках. При всех заслугах, при всех реформах, завоеваниях, достижениях, нововведениях Ивана Грозного, Петра Первого и им подобных слишком антинароден, слишком деструктивен, слишком разорителен и губителен для России был царизм в те времена, когда яркие «звёзды» таких правителей сходили с небосклона, и потому все их усилия вкупе оказались неспособны спасти тот «Титаник», который представляла из себя царская Россия – «Титаник», обречённый рано или поздно найти свой айсберг. Тот айсберг, с которым он и встретился в 1917 году…