Скандал на пустом «Сколково»

СМИ живо обсуждают интервью, которое Андрей Гейм дал РСН: «Нобелевский лауреат отказался (категорически отказался, наотрез отказался, отказался за “мешок” денег — нужное подчеркнуть) приезжать в “Сколково”». Журналисты, правда, не уточняют, что Гейма никто в «Сколково» не приглашал. Да и приглашать некуда. Но только пока.

«Сколково» ещё нет. И оно уже есть. Его нет как какого-то места, территории, с дорогами, зданиями, оборудованием, представительствами фирм, университетов и исследовательских институтов. Негде ещё жить и работать учёным и инженерам, преподавать профессорам и учиться аспирантам.

Всё, что пока есть — это виртуальное «Сколково», которое держится на внятно обозначенном намерении власти его сделать, законе, который позволит «Сколково» быть, и Фонда, который старается превратить виртуальный проект в что-то материальное.

У виртуального «Сколково», посмотрим правде в глаза, проблема с пиаром. Научная аудитория всё никак не может понять, почему надо строить «Сколково», вместо того, чтобы просто дать больше денег академической науке. Далёкая от науки публика по привычке уверена, что «Сколково» — это очередной «распил бабла». IT-индустрия резонно сомневается в том, что повторение в России истории Кремниевой долины может получиться. Чиновники же по привычке готовы поддержать всё, что угодно, но только привычными же методами — добавляя прогорклого масла больших цифр отчётов в картину проекта.

На этом фоне «скандал с Геймом» — хороший пример. Вот руководитель департамента международного сотрудничества фонда Алексей Ситников даёт пресс-конференцию, посвящённую предстоящему визиту делегации руководителей крупнейших венчурных фондов Кремниевой долины во главе с губернатором штата Калифорния Арнольдом Шварценеггером в Россию. И между делом сообщает, что «у нас есть идея пригласить Гейма и Новоселова для участия в проектах фонда "Сколково". Правда, такая идея возникла не вчера, после объявления о присуждении им Нобелевской премии, а раньше. Дело в том, что взаимодействие с российской научной диаспорой — одна из приоритетных задач фонда. А выходцы из Физтеха Гейм и Новоселов — яркие представители российской науки. Не так важно, где будут работать специалисты — в России или за рубежом, ведь проекты фонда "Сколково" не будут ограничены только территорией нашей страны».

Медиа быстро реагируют на громкие слова — Сколково! Лауреаты! Нобелевка! — и тут же бегут к свеженькому нобелевскому лауреату Андрею Гейму интересоваться: «Вы знаете, что вас пригласили?» Этот вопрос задают учёному журналисты, которые даже не обратили внимание на то, что приглашения — ни формального, ни неформального — не было. «А если бы было?»

Странно было бы ожидать от Гейма, уехавшего из России прошлого века, над которой висели как, печатью, цитируемые лауреатом слова тогдашнего её премьера Черномырдина «хотели, как лучше, а получилось как всегда», какой-то другой реакции, кроме раздражения. Раздражения, которое появилось не на пустом месте, а на основе личного опыта учёного, который понял, что заниматься наукой в России в 1990-х годах просто невозможно: «я понял, что в течение шести месяцев можно сделать то же самое, что в России можно было в 90-х годах сделать только в течение 10 или 20 лет. Для экспериментатора, которому нужна аппаратура, которому нужны средства для исследований, просто условия работы здесь и там были настолько различные, что даже вопроса не стояло, оставаться или нет. Оставаться в России было для меня – жизнь потратить на борьбу с ветряными мельницами. Работа для меня хобби и тратить свою жизнь на мышиную возню абсолютно не хотелось».

Инвективы Гейма тогдашнему неэффективному устройству российской науки абсолютно понятны и совершенно справедливы. Какой уж графен в тех условиях? Найти бы денег на оплату отопления в лаборатории. Учёные уезжали из России именно потому, что не хотели тратить свою жизнь на бытовую возню, уезжали туда, где для них были уже готовы хоть какие-то условия для работы. И двигали учёными не деньги, а желание познавать природу. «Мешок золота», который всплывает в речи Гейма, который «отсыпят, чтобы пригласить», — адресован как раз той праздной публике, образцовыми представителями которой являются журналисты, которая уверена в том, что природа — природой, а денежки в кошельке важнее.

Ситуация в российской науке изменилась не сильно, но тем более актуальна необходимость её менять, о чём, в частности, сказал и Гейм: «Инвестирование в науку для России очень важное дело, чтобы не на нефти и не на газе жить в будущем, а на высоких технологиях, как люди по всему миру, пытаться выдерживать экономическую конкуренцию из других стран.

Это нужно приветствовать и тому подобное». Надо ли уточнять, что на дворе 2010 год? Если не изменилась наука, то изменилось отношение к ней власти.

Другое дело, что, уехав из России, Гейм, как и большинство его коллег, относится к проекту «Сколково» с явным скепсисом, опасаясь, что «получится, как всегда». Очевидно, что ни с тем, как обстоят дела с наукой в России сейчас, ни о том, что планируется делать в «Сколково», он представляет не слишком хорошо. Его ученик и коллега Константин Новосёлов также не скрывает, что «плохо знает структуру науки в России», а «название "Сколково" он слышал, но структура этой организации ему совершенно не знакома». Гейм говорит о том, что для него «кремниевое “Сколково” звучит, как если бы в 90-х годах стали создавать электровакуумное “Сколково”, когда уже поезд давно ушел от вакуумных ламп к транзисторам». И добавляет: «Что ни страна, в ней создают аналог Кремниевой долины. В Англии, я помню, создавали аналог Кремниевой долины, где-то в Шотландии – ничего из этого не получилось. В Китае свою Кремниевую долину пытаются создавать. Это все лозунг. Кремниевая долина, да, есть в Калифорнии. Зачем ее повторять?»

Формально Гейм прав — электронная индустрия уже давно не только «кремниевая». Но борясь со штампами, он сам попадается на удочку медиа, прожужжавших публике все уши о том, что «Сколково» — это «российская Кремниевая долина». «Сколково» здесь не причём: планы развития технологий в «Сколково» вообще не привязаны к полупроводникам. Они значительно шире: космонавтика и связь, медицина и энергосбережение, атомная энергетика и IT-индустрия — всё не кремний. И повторять Кремниевую долину тоже никто не собирается — в конце концов, каждая из стран, которая шла по тому же пути в развитии инновационных технологий, в конце концов выбирала — более или менее удачно — свой собственный путь: ни французский София-Антиполис, ни швейцарский Technopark Zurich не копируют опыт американцев.

Собственно, ни Гейм, ни Новосёлов и не обязаны в этом разбираться. Может быть, они и не хотят ничего об этом знать. Просто потому, что учёным, вообще говоря, это и не нужно. Уехав из России, они уехали от системы, которая не давала возможности реализовать их научный потенциал в том числе и потому, что ежедневно заставляла в себе разбираться. В том же интервью Новосёлов говорит о том, что если что и нужно сделать в российской науке, так это «снять с учёных часть административной нагрузки, которую они несут».

Может, и хорошо, что Гейм с Новосёловым — равно как и их коллеги из российской научной диаспоры — не озабочены администрированием. Потому что те, кто в устройстве российской науки разбираются получше, заняты совсем другим. Вот, к примеру, неутихающий академик РАЕН Виктор Петрик, сразу после объявления лауреатов премии по физики поспешивший дать эксклюзивное интервью, в котором заявил, что «открытие графена Новоселову и Гейму не принадлежит».

Гейм в своём интервью рекомендует, как ему кажется, более эффективный способ инвестиций — в уже существующую российскую науку. Вот только её беда — это не только Петрик, но и те её начальники, которые научились осваивать любые инвестиции, и сама её организация, которая не то, что инновации не способна, она еле справляется с корректным переводом названий своих НИИ на английский язык (помните историю с «Институтом белки»?).

«Сколково», — да, пока только на уровне намерений, планов и меморандумов о сотрудничестве с ведущими технологическими компаниями мира, — как раз и собирается эту дурацкую ситуацию — и в науке, и в экономике — изменить. «Создать соответствующие условия», в том числе и для того, чтобы у таких учёных, как Гейм и Новосёлов, реакция на «Сколково» была уже другой. Учёные — народ, мыслящий очень конкретно, им мало слов, им нужны не «российская Кремниевая долина», а приборы, финансирование, бытовой комфорт, наконец. И главное — реальная работа, которой «Сколково» и должно заниматься.