Капитан олимпийской сборной о скандале с нашим отстранением от Игр

У нас проблемы. Это неприятно, даже если спорт совершенно мимо вас. Накануне Олимпиады в Рио-де-Жанейро Беларусь справедливо рассчитывала на медали от наших гребцов и каноистов. Эти дюжие ребята брали призы и в Пекине, и в Лондоне. Правда, Международная федерация каноэ порешила иначе и дисквалифицировала всю мужскую команду. В основе обвинений — запрещенный препарат «Милдронат». Правда, внятной аргументации «бана» спортсмены так и не услышали. Под санкции попал и олимпийский чемпион, а также капитан всей белорусской команды Александр Богданович.

У Богдановича сухие и мощные руки, гордая осанка, спокойный взгляд и широченная грудь. С учетом олимпийских золота и серебра нет ничего удивительного в том, что Александра выбрали капитаном олимпийской сборной на Игры в Рио. На правой ладони каноиста — шрам от разбившегося весла, на левой — мозоль от усиленных тренировок. Правда, найдет ли применение проделанная за четыре года работа, пока неясно.

— Эта история началась 12 апреля?

— Эта история началась 1 января, когда мельдоний официально оказался в списке запрещенных веществ, составленном Всемирным антидопинговым агентством (WADA). Новости о его возможном запрете появились намного раньше. Поэтому препарат «Милдронат», который производят из мельдония, мы перестали принимать еще после августа прошлого года.

Чтобы было понятно, это капсулы для восстановления сердечной мышцы. Питание сердца, которым мы пользовались после тренировок. «Милдронат» не повышает спортивных результатов и не расширяет функциональных возможностей. Это не стимулятор, а восстановитель. И продается он в абсолютно любой аптеке. Спросите у бабушек или дедушек: они пользуются.

Препарат получил распространение во времена СССР. Советские военные использовали мельдоний в Афганистане, чтобы поддерживать функциональное состояние в условиях высокогорья.

Я 20 лет принимал «Милдронат». Он считался безобидной вещью. И когда появилась новость о запрете, отреагировал спокойно: «Ну, запрещен и запрещен». Команда продолжила готовиться к Олимпиаде.

23 марта мы были на сборе во Франции. Сдавали допинг-тест. После этого ненадолго вернулись домой и полетели обратно тренироваться. Летели с приключениями. Что-то как будто не пускало нас во Францию. Все обстоятельства намекали, что лучше туда не ехать. Сперва долго подбивали смету (чего-то там не хватало), потом застряли в аэропорту Франкфурта из-за теракта в Брюсселе. Все рейсы перенесли. Два дня сидели в аэропорту. Но все-таки долетели.

— Чтобы попасть под обыск и допрос.

— Это было 12 апреля. После завтрака у нас есть минут 40, чтобы полежать. Такая давняя заведенка. И вот мы лежим. Тут стук в дверь. Она открывается — и в номере появляется целая делегация человек из четырех-пяти. Таможня, полиция — в общем, весь свет французских госорганов. Ну и переводчик. Она стала говорить: «Если у вас найдут запрещенные вещества…» А какие запрещенные вещества? Мы к тому моменту даже не знали, что в наших мартовских пробах обнаружен мельдоний. Оказалось, его и ищут.

Я понимаю, у ребят работа, не до сантиментов. Но получилось, конечно, бесцеремонно. У меня дорожная сумка с кодом. Так ее кинули прямо на кровать: «Открывайте!» Кровать, в которой я сплю, и сумка, которая по улице катается. Мелочь, но не особо приятная.

Пошли заниматься. А там тренеров заставляют подписывать какие-то бумаги: мол, обыск прошел нормально. В общем, тренировка была сорвана…

По моим ощущениям, французам очень хотелось найти у спортсменов мельдоний. Искали-искали, но ничего не нашли. Обнаружили только у тренера, которому «Милдронат» был прописан по рецепту из-за проблем с сердцем. Но операция-то большая. Полиции много. Переводчиков — тоже. Такое «маски-шоу», нужно как-то оправдать собрание. Потому нам вежливо сообщили, что необходимо еще провести беседу.

Беседа — это допрос. Вечером позвали пять человек, меня в том числе. Наутро пригласили еще и моего брата. Это было в спортивном зале. Развели по разным комнатам и начали допрос. Беседа получилась долгой. Мы стартовали в 20:00, а закончили только около 23:30.

Позиция следователей была простой: вы принимали мельдоний. Мол, какой-то французский ученый на основании наших мартовских проб сделал вывод, что препарат выходит из организма в течение трех дней. Якобы мы принимали его во Франции на сборе. А это автоматическое нарушение. Мельдоний на территории Франции практически приравнен к наркотическим веществам. И этот ученый уверен на сто процентов, что мы провезли препарат через границу.

Я был спокоен. Во-первых, всем известно, что препарат стал запрещенным. Во-вторых, не так уж он сильно помогает, чтобы настолько зависеть. Мы принимали его просто в качестве восстановителя для поддержания сердца. Это та же аскорбинка. Самая дешевая аминокислота.

Посыпались вопросы: «Мог ли вам кто-то подсыпать? Не заставляет ли вас доктор принимать какие-то препараты? Не заставляет ли вас делать это тренер?» Все было очень-очень долго. Переводчик дублировал, человек, который вел допрос, сразу же все набирал на клавиатуре. Наверное, следователи сидели в каком-то общем чате и скидывали информацию в общий котел, чтобы быть в курсе параллельных допросов в режиме реального времени.

Звучали и провокационные вопросы. «Может, вы знаете, кто принимает мельдоний? Кто нарушает антидопинговые правила?» — «Слушайте, вы же не нашли у меня шприцы. Я этого не делаю». — «Почему вы этого не делаете?» — «Это запрещено». — «Да нет же!» — «Слушайте, я в курсе, что запрещено». То есть так меня пытались сбить с толку.

18-летний парень, может, и поплыл бы. Я же на 21-й год своей карьеры из-за смен законодательства сдавал допинг-пробы даже больше нормы. Надо делать пять тестов за сезон, у меня выходит семь. Я уже даже научился ходить в туалет в присутствии постороннего человека. Это такой антидопинговый порядок. Заходишь с работником в кабинку, снимаешь штаны, начинаешь. А он на все это смотрит и контролирует законность.

Как в вашей крови оказался мельдоний?

— Мой показатель составлял 200. Исследования выявили, что мельдоний может довольно долго не выходить из организма. Он обнаруживается при расщеплении жировых тканей. А проверка состоялась как раз весной, когда мы гоняем вес. Так что все совпало.

Когда в начале года российских спортсменов стали массово дисквалифицировать, мы с ребятами думали: «Что они нашли в этом „Милдронате“? Зачем его принимать? Чем он им так помогает?» А потом мы попали в ту же ситуацию и поняли ее абсурдность. То есть в конце августа ты заканчиваешь прием препарата, делаешь все по закону, но его остатки не выводятся из организма очень долго.

WADA в итоге провело повторные испытания. Организация признала свою неоправданную спешку. В конце концов порешили: если показатель мельдония составляет до 1000 пунктов, то проблем нет. У меня, напомню, было 200. Я вообще не волновался.

Но Международная федерация каноэ (ICF) нашла повод для нашей дисквалификации.

Зачем было запрещать общедоступный мельдоний?

— Версий три. Первая. «Милдронат» принимается только на постсоветском пространстве. Основной производитель базируется в Латвии. Его американский аналог не запрещен. Если препарат латышский, ты никуда не едешь. Американский — пожалуйста. Возможно, кто-то хочет насолить ребятам из бывшего СССР. Идея запрета «Милдроната» стала вызревать примерно во время введения санкций против России.

Вторая. Во время антидопингового теста тебе дают форму для заполнения. Там спортсмен указывает препараты, которые использовал в последнее время. Белорусы, россияне, другие постсоветские атлеты, естественно, много раз указывали «Милдронат». Вот частое упоминание и привлекло к нему внимание: «Ой, наверное, эта штука им сильно помогает. Надо его убрать».

Третья. Война фармацевтов. Говорят, оборот латышей, производящих «Милдронат», достигал $60 млн в год. Это большой и доходный бизнес, который может мешать конкурентам.

Еще одна дата — 16 июля.

— В час ночи пришло сообщение, что ICF отстраняет белорусскую мужскую команду по гребле на байдарках и каноэ от международных соревнований сроком на один год.

Естественно, такого никто не ожидал. Для себя еще в начале я года решил просто: «Я чистый спортсмен. Я в себе уверен. Но если вдруг какая политическая игра, в этом я не силен. Как бы ни переживал, ничего не решу». Спокойно готовился. Но политическая игра все-таки случилась.

В час ночи я спокойно спал. Была суббота. Мы потренировались, после чего я отправился решать свои дела. Хочу стать депутатом, участвую в предвыборной кампании. Так что поехал на встречу с инициативной группой. И тут звонок из НОКа: «Вот такие дела. Нас отстранили». — «А почему?» — «Они не объясняют». — «Как так можно?» — «Они говорят, что у нас были проблемы во Франции». Я искал хоть какую-то зацепку, но не нашел.

Ситуация абсурдная. ICF приняла во внимание случай во Франции. Чиновники посчитали, что мы могли принимать допинг. Мол, тренер, который привез с собой «Милдронат», вполне был способен дать его нам.

Наши руководители сразу же приняли боевую стойку. НОК отправил запрос во Францию: «Какие претензии имеете?» — «Мы никому ничего не предоставляли. Это наши документы и дело только нашей страны. Мы никуда ничего не отправляли». Начался диалог с ICF. Белорусская сторона давила на отсутствие всяких доказательств вины наших спортсменов. Ответ был примерно следующим: «Хорошо, потом вы можете доказать это, но сейчас мы уже ничего не можем изменить. Олимпийские лицензии перераспределены».

Мы могли подавать апелляцию в срок с 16 по 18 июля. 17-е — выходной, 18-е — начало траура по погибшим в Ницце. Мы подали документы, но времени для разбирательств, по сути, уже не было. Более того, наши лицензии быстро перераспределили. Со стороны все выглядит очень подозрительно. Как будто принятие санкций было четко распланировано, чтобы даже не всунуться с апелляцией.

Понимаете, я уверен, что мы в любом случае докажем свою невиновность. Правда, будет это уже после Олимпиады. Ситуация, получается, со всех сторон проигрышная.

— Как вы продолжали тренироваться после тех вестей?

— Психологически пришлось очень напряженно. Идешь на тренировку, тебе вроде как нужно пахать и работать, а в голове ходят мысли: «А че делать? А для чего? Поедем или нет?» Эти моменты раскачивали. Ходишь весь такой опущенный и только гоняешь вопросы: «Как такое может быть?»

Все привыкли считать Европу каким-то эталоном справедливости. Но для меня это уже давно не так. Кто-то кого-то пролоббировал. И я не виню спортсменов, которые поедут в Рио вместо нас. Знаю, что многие из них уже даже не тренировались. Представляете, ребятам дают лицензию, а они: «Зачем она нам? Команда не в форме. Это будет какое-то театральное выступление, а не Олимпийские игры».

Мой телефон разрывался. Все звонившие выражали поддержку. Старались обходиться со мной очень мягко. Приятно, что заступились наши чиновники. Они подошли к этой проблеме с конкретной злостью. Честно, мне до сих пор неясно, как какие-то люди своим кабинетным решением рушат жизни спортсменов и вредят зрителям Олимпиады. Сильнейшие участники остаются дома…

В итоге мы обратились в Спортивный арбитражный суд в Лозанне (CAS).

— Который отклонил белорусскую просьбу 22 июля.

— Это было вечером. Мы оттренировались, сошли с воды и отправились на кросс. Бежим, видим тренеров гребцов: «Ну что, пацаны? Все, не едете». — «Мы не знаем». — «Ну, вроде все».

Оказалось, позиция CAS была примерно следующей: мы бы помогли, но лицензии перераспределены, забрать их мы уже неможем… У меня на душе все обвалилось. Хотя я был готов уже ко всему. Лишь бы душу не терзали. А так то едем, то не едем. Хотелось четкого ответа: да или нет. Так что нервы конкретно гуляли.

Честно, я до сих пор надеюсь. Мы приняли решение ехать в Брест на сбор и продолжать тренировки. На данный момент известно, что в Рио я полечу как минимум на правах капитана олимпийской команды. Но если не получу права выступать… Даже не знаю, как мне все это дастся. Когда прикидывал варианты развития событий, решил для себя: если произойдет дисквалификация, вообще не стану смотреть Олимпиаду. Мне было бы лучше так. Но, видимо, придется пересилить себя.

— Что бы вы сказали, если бы сейчас напротив вас сидел кто-нибудь из ICF?

— Мне бы не потребовались слова. Я бы просто посмотрел человеку в глаза, и он бы все понял.

Думаю, наши руководители будут подавать иск на ICF. Это правильно. Нужно компенсировать потери, которые мы понесем из-за этого решения. Кто-нибудь учел, какие деньги потратила страна на подготовку? Кто-нибудь учел, как эта дисквалификация повлияет на развития спорта в Беларуси? Нет. Я не понимаю, о чем думают чиновники.

Я слышал, нашу команду изначально хотели дисквалифицировать на четыре года. То есть зацепить еще и следующую Олимпиаду. Но потом сократили срок отстранения до года. Отношение в духе «вы только сидите тихо и не высовывайтесь». Нас как будто бы не уважают и относятся словно к второсортным людям. Неужели чиновники чувствуют такую вседозволенность?

— Вы продолжите заниматься спортом?

— Нет. Я целенаправленно шел к бразильской Олимпиаде как к финалу карьеры. В любом случае хочу заняться депутатством. Скоро пойду регистрироваться в кандидаты.

Я не хочу показывать какую-то слабость. Я обижен на определенных людей и ситуацию. Просто мне не повезло попасть в период неприкрытых политических войн. Раньше для принятия веских решений искали хоть какой-то повод. Теперь же — нет.