О морали и нравственности.

  Согласно словарям, слово «этика» пришло к нам из древнегреческого (ethika), обозначая теорию морали, обоснование морали. «Мораль» же есть производное от латинского «moralis», что означает – «нравственный» и происходит от латинского «mores» - «нравы», которое задолго до латыни звучало на греческом как «ethos», имея значения: нрав, обычай, привычка, характер, образ мысли. От «ethos» и произошло «ethika» -  «этика». Вот такой замкнутый круг…

   Практика жизни показывает, что слова, не имеющее чётко выраженного, обособленного смыслового значения, зачастую не только несут путаницу в мысли нормального человека, составляя «золотой запас» демагогов-краснобаев, но и являются генераторами социальных деяний, последствиями которых «кормятся» юристы.

   Если слово «этика» в наших словарях имеет достаточно конкретное объяснение, то «мораль» и «нравственность», обозначая нормы сосуществования индивидов и обществ, обычно выступают как синонимы и тавтологично объясняются друг чрез друга примерно так: морально то, что нравственно; нравственно то, что морально.

   Я полагаю, что поскольку «мораль» - «moralis» произошло от «moris» - «нравы», то есть некоторое количество нравов, нравственностей, постольку «мораль» есть не что иное, как единый и единственный фундамент для всех нравственностей и ещё более частных нравов. Исходя из этого, нельзя считать «мораль» и «нравственность» синонимами. Мораль – это безусловные нормы сосуществования людей на Земле, являющиеся базовыми для нравственности. Нравственность же – специфические нормы сосуществования индивидов в социуме, обусловленные территориально-временной спецификой существования конкретного социума. При этом под «территориальной» я понимаю географическую специфичность, включающую не только географические координаты. Сюда же относятся и особенности рельефа, высота над уровнем моря, климат, наличие или отсутствие морского побережья и прочие особенности места проживания социума. Под временной же спецификой подразумевается не прокрустово ложе какого бы то ни было летоисчисления, а конкретное качественное состояние социума, которое в любое конкретное время может значительно отличаться даже у территориально соседствующих обществ. У каждого социума свой возраст, своё время.

   На мой взгляд, совершенно очевидно, что азы морали выкристаллизовывались в доисторическом прошлом как принципы сосуществования (взаимовоздействия) индивидов в социуме,  обеспечивающие прогрессивное существование самого социума в конкретной среде, включающей иные социумы. Нормы морали социума формировались по образцу поведения индивида, наиболее адекватного внешней среде и потому наиболее вероятно обеспечивающего выживание в ней. То есть мораль диктуется социуму окружающей средой как объективно существующая необходимость, обязательность конкретного действия, обеспечивающего благополучие, а то и  выживаемость социума. Простой пример: окружающая среда проливается на социум дождём, но она же предоставляет социуму защиту в виде крон деревьев, нависающего карниза скалы или пещеры, куда влечёт за собой социум наиболее адекватный среде индивид.

   По сути, взаимовоздействие социума со средой обитания есть взаимовоздействие двух относительно автономных разноуровневых интегративных целостностей. Всякое взаимовоздействие интегративных целостностей осуществляется по принципу взаимовоздействия бильярдных шаров. Оно происходит в одной – единственной, пространственно крайне незначительной точке, которая в этот момент качественно наиболее адекватна обеим целостностям. И только потом из этого «эпицентра» по принципу домино распространяется на элементы взаимовоздействующих целостностей, в той или иной степени меняя их качественный уровень. В нашем случае такой точкой является тот элемент социума, который в более полной мере одномоментно адекватен и социуму, и окружающей его среде. Неудивительно, что это именно тот индивид, который обладает наибольшим жизненным опытом (информационно-навыковым потенциалом, ИНП) и потому является основополагающей частью социума – его лидером, а как доминирующая, основополагающая часть социума он же является формой социума.

   Если поведение лидера (формы социума), диктуемое остальным элементам (содержанию социума), соответствовало морали – объективно существующей необходимости, то такой социум, дублируя поведение своего лидера, прогрессировал. Усваивая это поведение как норму,  каждый элемент социума передавал её новому поколению. В зависимости от продолжительности существования социума (несколько сотен или тысяч поколений) и индивидуальных особенностей его элементов образцы морального поведения обретали силу или условного, или безусловного рефлекса, подобно брачному поведению или способности строительства гнёзд у представителей фауны. Аморальное же поведение лидера подвергало социум деградации и распаду – отбраковке внешней средой, что исключало распространение в ней аморальной информации. Проще говоря, паршивая овца губила стадо, естественный отход которого исключал распространение заразы на другие стада.

   Итак: индивид – субъект, лежащий в основе объекта – социума, являясь доминирующей, основополагающей частью социума, его формой, распространяя усвоенную им мораль (объективно существующую необходимость) в параметрах всего социума, обеспечивает не только своё собственное существование и генное воспроизводство, но и монолитизацию, то есть прогрессивное существование самого социума. Мораль появляется в социуме как субъективный диктат объективно существующей необходимости, обязанности, диктат, монолитизирующий социум, обеспечивающий его прогрессивное существование.

   Любой субъект относительно прогрессирующего объекта фактически конечен. Поэтому именно мораль становится частью ИНП индивида и, передаваясь от поколения к поколению, обеспечивает бесконечное (относительно субъекта - индивида) существование объекта – социума.  Если лидер социума не был способен усвоить и, продиктовав, сообщить социуму мораль, то такой социум отбраковывался окружающей его средой – формой существования социума как один из элементов её содержания, игнорирующий форму своего существования, то есть, как и всякий субъект, который  конечен относительно прогрессирующего объекта. Таким образом, получается: морально то, что определяет конечность субъекта относительно объекта, и аморально то, что определяет конечность объекта относительно субъекта.  Если чуть иначе: морально то, что обусловливает синтез, монолитизацию объекта, и аморально то, что обусловливает его распад, что отправляет объект на «штрафной круг» с его магистрального пути к допустимому природой абсолюту. Основное же условие монолитизации – это персональная центростремительная ориентация субъектов, стремящихся к собственному благополучию, к реализации индивидуальных особенностей посредством своего персонального тоталитаризма, а не кнут над их головами, порождающий лишь центробежную ориентацию субъектов. Вектор персональной ориентации субъектов социума как элементов целого, являющегося, в свою очередь, субъектом среды его существования, задаётся всему социуму этой средой – объектом, одним из субъектов, элементов которой является сам социум.  Этот вектор объективен по отношению и к социуму, и к его элементам. Поэтому он есть основная объективная причина как образования, так и краха всех аналогичных «нашему» социуму субъектов среды, в том числе и империй – прообразов глобализации и сегодняшней ВТО, которые, по сути, являют собой фрагменты процесса монолитизации такой интегративной целостности, как человечество. Рассматривая этот абзац, важно не путать объект – интегративное целое – с формой интегративного целого, поскольку форма, как и содержание, – это лишь временная ипостась субъектов, лидирующих в этих основополагающих частях целого, в основополагающих частях объекта. Когда я говорю о конечности субъекта относительно объекта, речь не идёт о смерти субъекта как о его полном исчезновении, ведь материя и энергия вечны и вездесущи. Материальная составляющая субъекта, распадаясь, взаимовоздействует со средой и ассимилируется ею. То же происходит и с энергетической составляющей: распадаясь, она ассимилируется иными, нематериальными фрагментами среды, становясь  информационно-навыковым  потенциалом (ИНП) иных материальных носителей.    

   Диктуя социуму мораль – жизненно необходимую норму поведения, лидер становится блюстителем этой нормы. И здесь из априорных функциональных «обязанностей» формы целого по отношению к элементам его содержания «возникает» право. Причём «возникает» во всех его аспектах, которые определены самим фактом существования доисторического социума. Один из самых очевидных – это право лидера казнить или миловать любого индивида, любой элемент содержания социума, который игнорирует своего содержателя – лидера социума – форму целого. Возникшее право катализирует становление в социуме морали, что обеспечивает монолитизацию социума как интегративного целого,  обеспечивает его априорное стремление к однокачественности,  в данном случае характеризующейся наличием морали в ИНП всё большего количества элементов социума. Ведь качество целого определяется преобладанием в нём количества элементов, имеющих общий для них характерный качественный признак. В свою очередь, количество есть не что иное, как сумма элементов, имеющих общий качественный признак. Наказывая в рамках морали ослушников, лидер предотвращает неизбежное, более жёсткое и масштабное «наказание» среды, окружающей социум, – отбраковку средой самого социума. Таким образом, наказание элемента социума, не выполнившего свою моральную «обязанность», преступившего мораль, осуществлённое в рамках морали, определяющей конечность субъекта относительно объекта, есть важнейший атрибут (на наших глазах в этом абзаце «возникшего») права. Ещё раз, чуть шире: наказание – атрибут права; право есть форма, обеспечивающая существование морали как гарантии прогрессивного существования социума, то есть его монолитизации.

    Неудивительно, что в доисторические времена самым жёстким, практически гибельным наказанием было изгнание аморального индивида из социума. Такая жестокость решала более важную задачу, чем жизнь или смерть индивида: она минимизировала саму возможность аморализации социума, исключая появление в нём аморального потомства. Здесь позволительно предположить, что изгнание из доисторического социума было предтечей позже широко распространённой казни – побивания камнями. 

   Определив мораль как субъективный диктат объективно существующей необходимости, обеспечивающий прогрессивное существование социума, мы пришли к неизбежности спонтанного «возникновения» инструмента, механизма, института, посредством которого осуществляется этот диктат. Мы вышли на понятие права, потому что именно право становится формой, обеспечивающей становление в социуме морали. Говорить о возникновении и существовании в социуме морали безотносительно права столь же бессмысленно, сколь писать её нормы вилами на воде.                                 

   Но что же такое право? С позиции диалектического дуализма, право – это результативная составляющая взаимовоздействия индивидуальных тоталитаризмов, регламентирующая существование социума, то есть регламентирующая взаимовоздействие его элементов и их отношение (взаимовоздействие) с окружающей средой, включающей иные социумы. Если проще, то: право – это временный консенсус произволов индивидов социума,

фиксируемый в анналах их памяти, а с появлением письменности – и документально. Действительно, подчинённость аутсайдеров лидеру социума не лишает их возможности самостоятельных альтернативных действий, а упразднение такой альтернативы самими аутсайдерами и есть не что иное, как консенсус их произволов, легитимирующий исключительное право лидера на реализацию своего собственного произвола.

   Долгосрочность такого соглашения обусловливалась сроком его адекватности как качественному уровню социума, так и окружающей его среде. Реализовывалось же это соглашение как исполнение принятых на себя обязательств, поскольку сутью права, как и морали, являются именно обязанности. Лидер социума обязан обеспечить его прогрессивное существование, а каждый элемент социума – следовать в кильватере таких (но только таких!) деяний лидера. И неважно, фиксируются ли эти обязанности де-юре, или они лишь подразумеваются умолчанием сторон соглашения, или вообще не осознаются ими. Ведь эти правовые обязанности есть не что иное, как априорное проявление содержательной постоянной функции формы целого.

    Если эти обязанности не реализуются де-факто – социум перестаёт существовать как конкретная совокупность индивидов. То есть объект распадается, становится конечным относительно субъекта, что аморально и, значит, гибельно для обоих как конкретных интегративных целостностей. Здесь слово «аморально» следует понимать как «вопреки закону, диктуемому средой существования социума». Ведь по своей сути вышеуказанные обязанности элементов социума есть частное проявление закона взаимовоздействия основополагающих частей интегративной целостности, взаимовоздействия её формы и содержания. При этом не имеет значения, что представляет собой целостность, относится ли она к так называемой живой или к неживой природе. Закон един: доминантный элемент части есть её форма, доминантная часть целого есть форма целого, соответственно, доминантный элемент доминантной части есть форма целого. Форма выполняет две функции целого: а) представительскую, представляя целое в окружающей его среде; б) содержательную постоянную, обеспечивая существование содержания в постоянных, качественно конкретных параметрах, идентичных качеству самой формы. Шаг вправо, шаг влево любого элемента содержания выводит его из-под эгиды формы и чаще всего карается или самой формой, или средой существования целого, за исключением тех случаев, когда такой элемент оказывается более адекватным среде, окружающей социум, то есть оказывается более качественным элементом социума, нежели его лидер. Содержание выполняет единственную функцию – содержательную переменную. Превзойдя форму по качеству, по адекватности внешней среде, оно «взрывает» форму. Новой формой целого, обновлённого переменой амплуа его основополагающих частей, становится элемент бывшего содержания, который актуально более адекватен и качественно выросшему целому, и окружающей его среде.

   Таким образом, право «возникает» и существует в социуме как априорное исполнение его элементами функциональных «обязанностей» основополагающих частей интегративного целого, «обязанностей» его формы и содержания.

Поскольку мораль обусловлена средой существования социума, то есть объектом, одним из субъектов которого является и рассматриваемый нами социум, то она относительно социума, как и среда, объективна и достаточно постоянна. Этого нельзя сказать о праве, которое возникает как функция субъекта – элемента объекта и зависит только от его персонального тоталитаризма, от произвола субъекта – элемента социума. Поэтому зарождающееся     право, безусловно, субъективно во всех своих аспектах.

   «Вышенаписанная картинка» и выводы, сделанные на её основе, – это крайне упрощённая схема «появления» морали и права, которые начали формироваться в доисторическом социуме на рубеже смены интенсивного этапа развития человека экстенсивным этапом, этапом его численного роста и распространения по Земле.

   Конечно, не следует упускать из виду, что ни один из этих этапов не существует совершенно изолированно от другого. Любой процесс одномоментно двунаправлен. Так численный рост первобытного социума из вероятного сделал неизбежным появление потомства без кровосмешения, что обусловило качественный рост социума и, как следствие, становление морали. Наличие морали, посредством права внедрённой в социум, определило его дальнейший количественный рост, что требовало более интенсивной деятельности по энергообеспечению, пропитанию членов социума, то есть требовало более интенсивного природопользования – земледелия и скотоводства…

   В силу биологических и физиологических причин мы не можем одновременно  ни мыслить, ни говорить, ни, тем более, читать или писать о различных частях чего-то дуального. Поэтому всякую интегративную целостность приходится рассматривать не как двунаправленный процесс, не как взаимовоздействие её основополагающих частей, а – последовательно – отдельно каждую из этих частей  на конкретном этапе их существования. При этом (в силу тех же причин) мы и каждую часть вынуждены рассматривать лишь или как форму целостности, или как её содержание, хотя способны осознать, что существование интегративного целого есть пульсация, отражающая периодическую смену статуса формы его  качественно растущими основополагающими частями.

   Когда я говорил, что право – это форма, определяющая существование морали, я говорил лишь о том моменте их взаимовоздействия, когда посредством консенсуса произволов элементов социума «возникают» обязанности элементов по отношению их друг к другу и каждого к социуму, а социума – к каждому из них. Но как до этого момента, так и в этот момент обязанности ещё принадлежат только сфере морали. Именно мораль – объективно существующая, «разлитая» в среде существования социума необходимость –  диктует «появление» этих правовых обязанностей и наказаний за их неисполнение. Таким образом, объективная мораль формирует субъективное право.

    Итак: мораль – форма, определяющая существование права; право – форма, определяющая существование морали. Собственно, это частное проявление парадигмы диалектического дуализма: материя –  форма существования идеи-энергии, а идея-энергия – форма существования материи. Это принцип, который важно увидеть за «чехардой на карусели», каковым, по сути, является любой процесс – существование любой интегративной целостности. Это не парадокс, это не абсурд. Это диалектика.

    Исходя из вышесказанного, следует отметить, что право возникает, существует и наследуется задолго до возникновения частной собственности, то есть значительно раньше, чем это определено хрестоматией права. Право в социуме «возникает» и существует как субъективный диктат, который    обеспечивает не только и не столько становление морали, сколько  реализацию   доминирующим субъектом социума своего персонального тоталитаризма – той необходимости, которая существует лишь как атрибут субъекта, и потому право априори субъективно.

Синхронно зародившись в социуме, как я полагаю, ещё в период тактильно-сенсорных отношений, взаимовоздействий его элементов, мораль и право явились основополагающими частями того двуединства, которое сегодня называют менталитетом. Менталитет же, в свою очередь, есть не что иное, как один из элементов идейно-энергетической основополагающей части того двуединства, которое сегодня называют человеком, а в терминах диалектического дуализма – основополагающим элементом общества, субъектом объекта, трансформировавшего биосферу в ноосферу, которую он, несомненно, также трансформирует. Для понимания возможных вариаций этой трансформации важно понять причины и процессы, определившие становление и развитие в обществе и морали, и права – тех ножниц, лезвиями которых вчера вырезались контуры нашего сегодняшнего существования, а сегодня вырезаются контуры завтрашнего…    

Вышеизложенные рассуждения говорят об объективности происхождения морали и субъективности происхождения права.

Разновесностью, разноуровневостью их происхождения определяется и результат их взаимовоздействия в статусе основополагающих частей менталитета. Это взаимовоздействие незначительно, чем и объясняется стабильность менталитета, его консерватизм. Но такая «индифферентность ингредиентов» менталитета вовсе не говорит о незначительности того воздействия, которое имел каждый из них и для индивида, и для социума. Для сравнения вспомним о морских приливах–отливах, обусловленных  притяжением океанских вод такими разноуровневыми контрагентами, как Луна и Солнце…

В начальный период становления морали социум был столь малочисленным, что его параметры вполне позволяли реализовать лидеру свой тоталитаризм посредством тактильного воздействия на любого из индивидов – аутсайдеров. Ввиду незначительности изменений внешней среды, определявшей существование социума, оставалась неизменной и мораль, через лидера диктуемая социуму этой средой. Передаваясь в неизменном виде из поколения в поколение, мораль всё глубже укоренялась в ИНП индивидов прогрессировавшего социума. Моральность социума определила не только его качественный, но и количественный рост, благодаря чему социум перестал балансировать на грани своего биологического существования. Но количественно в разы выросший социум, пройдя «точку невозврата» к той грани, перестал нуждаться в морали, как прозревший слепец –  в поводыре.  Тем не менее, мораль, апробированная десятками тысяч поколений социума, неизменно и уже независимо от своей востребованности  социумом присутствует в ИНП его индивидов и передаётся потомкам, что называется, с молоком матери. Нужно отметить, что определённую роль в сохранении морали сыграли обычаи, табу, ритуалы, а затем и религии, частично ассимилировавшие эти некогда бытовые нормы.

Если мораль остаётся неизменной до наших дней по причине её объективного происхождения, то почему же субъективное по происхождению право не только остаётся столь же неизменным по сути, но и оказывается практически аналогичным на тогда не имевших тесного общения между собой различных континентах планеты? Всё просто, как бумеранг. Сутью морали и права являются априорные обязанности элементов социума. Но моральная обязанность объединяет эти элементы как апостериори равно моральные, а правовая – разделяет их как апостериори неравноправные. Разделяет на имеющих возможность посредством своего тоталитаризма  реализовать свои индивидуальные особенности и не имеющих такой возможности, на наказывающих и наказываемых.  Это противопоставление, разделение элементов социума есть естественное, производное от их тоталитаризма фундаментальное свойство права, без которого оно, фактически, не существует, не имеет бытия. Именно это свойство обусловило повсеместную идентичность права как неизменно присутствующую в его контексте привилегированность лидирующих элементов социума от Камчатки до Новой Зеландии, с доисторических времён до наших дней.

Одномоментное существование процесса синтеза элементов социума, «инициируемого» моралью, и процесса распада социума, «инициируемого» правом, есть конкретный пример двунаправленности всякого процесса, в том числе и того, который называется существованием социума. При этом доминирующий субпроцесс является формой, определяющей вектор развития социума на конкретном этапе его бытия.

Право, появившись в социуме как инструмент становления морали, оказалось весьма эффективным средством реализации персональных особенностей индивида. Из ряда этих особенностей наиболее полезной и потому востребованной для социума и окружающей его среды, несомненно, была адекватность индивида внешней среде. Именно эта априорная особенность апостериори наделяла её обладателя правом – тем инструментом, посредством которого утверждалась мораль, обеспечивающая благополучие и выживаемость социума, следующего за моральным вождём. Практика благополучия и выживаемости являлась настолько мощным стимулом подчинения лидеру, а альтернатива этому подчинению – настолько очевидно гибельной, что существование социума в период становления морали и права не могло быть ни чем иным, как существованием прямой диктатуры вождя.

Я полагаю, что именно тогда как прямая диктатура лидера первобытного социума появляется государство – та интегративная целостность, которая есть двуединство материальной (социум как таковой) и нематериальной (менталитет социума, выраженный менталитетом его вождя) составляющих. Из ранее сказанного достаточно очевидно наличие в том государстве всех важнейших признаков – прообразов сегодняшнего государства в его гомоцентрических трактовках. Есть «общественный договор» - консенсус тотаталитаризмов индивидов социума, определяющий чрезвычайное право лидера. Есть и прообраз «машины принуждения» - лидер социума. Более того, есть пусть даже и не осознаваемая индивидами, но очевидная как обеспечение выживаемости и благополучия социума, обусловленная моралью идеология.

   Для понимания (длившегося века) момента зарождения морали и права было достаточно рассмотрения одного, отдельно от других взятого социума. Но для понимания процесса их развития и значимости для индивида и социума необходимо взглянуть на эти ингредиенты менталитета в процессе взаимовоздействия социумов, являющихся элементами среды, субъектами объекта, который В. Вернадский назвал биосферой.

Как и всякий закон природы, естественный отбор, «производимый» средой существования социумов, действует безотносительно принадлежности элементов среды к тому или иному виду, разряду или уровню. Поэтому и само человечество, и любые его анклавы – элементы, безусловно, развиваются в параметрах диктата этого закона, являющегося формой существования биосферы.

Малочисленность социумов в период становления в них морали и права крайне минимизировала возможность их антагонистических столкновений. Всем хватало «места под солнцем», а основными конкурентами человеческого социума были прайды и стаи хищных животных. Эта проблема была решена разделением их активной деятельности на светлый и сумеречный периоды суток. Видимо, такое разделение послужило причиной того, что зрение человека, в отличие от животных, стало основным каналом его информационной связи со средой существования. Более того, я полагаю, что развитие зрения стимулировало развитие сознания человека, поскольку именно зрениечисто по физическим причинам (близость расположения его рецепторов к головному мозгу и световая скорость передачи информации от среды обитания через эти рецепторы к мозгу) явилось доминантным сенсорным органом. Вероятно, именно зрение в большей степени, чем остальные органы, определяло адекватность инстинктов индивида внешней среде и, соответственно, необходимость ограничения сознанием менее актуального инстинкта в пользу более актуального.

  С ростом численности социумов росли и их территориальные притязания, что обусловило такой вид сосуществования социумов, как вражда. Враждебные взаимовоздействия показали несостоятельность морали вне параметров социума, где она вела его элементы к гибели. Таким образом, на определённом этапе экстенсивного развития социума его прогрессивное существование ставилось в прямую зависимость от его аморального отношения к социуму – соседу. Но давайте сравним плечи рычага: период, когда человек усваивал мораль и выживал благодаря её принципам, а это десятки тысяч поколений социума, и мизерный период, не превышающий продолжительности жизни одного – двух поколений, период начавшейся вражды, который требовал трансформации укоренившейся в ИНП индивида морали как условия выживаемости социума в изменившейся среде. Именно тогда космополитичная по своей сути мораль была трансформирована в патриотичную нравственность.   Нравственность становилась по тому же принципу, что и мораль, но уже не как следствие безусловного на Земле закона, а как следствие специфической закономерности проявления этого закона, определяемое территориально-временной спецификой конкретной, характерной наличием социума-конкурента среды существования «нашего» социума.

   Исходя из вышеизложенного, необходимо следует: мораль всеобща, космополитична, а нравственность локальна, патриотична. Непонимание разницы между моралью и нравственностью влечёт за собой ситуацию, в которой моралью какого-либо интегративного целого, например, нации, страны, расы, религии, человечества диктаторски утверждается некая локальная нравственность, нравственность (всегда временно) доминирующего элемента, исполняющего функцию формы этого целого. Поскольку такая нравственность зачастую противоречит менталитету ряда других элементов, являющихся содержанием этого целого, она не может ими восприниматься иначе как аморальность, ставящая их на грань физического существования. Что русскому здорово, то немцу – смерть. И наоборот. Непонимание этой разницы и есть один из «камней преткновения», запнувшись о который,  падали, падают и будут падать величайшие из империй. Но мы рассматриваем не империю, а доисторический социум. 

   Замещение морали нравственностью произошло под давлением права лидера, которое с тех пор и до наших дней есть не что иное, как ретранслятор требований персонального тоталитаризма лидирующего в социуме индивида, ретранслятор его норова, его нрава, формирующего нравственность социума «по своему образу и подобию».  То есть тоталитаризм лидера социума как безусловное свойство части целого, рвущейся к статусу формы целого, значительно увеличивающегося с покорением социума-соседа, диктовал в своём социуме приоритет права над моралью, что трансформировало космополитичную мораль в патриотичную нравственность, обеспечивая победу над врагом, становление тоталитарной иерархии и распространение власти лидера на значительно большее количество индивидов и территории. Именно тогда право природопользования, а точнее – право пользования энергетическим потенциалом конкретной территории, определяемой растущими потребностями численно увеличивающегося социума, потребностями его энергопотребления, стало и до сих пор является «яблоком раздора»некогда благополучно соседствовавших социумов. Именно тогда «проклюнулся» вектор империализма (тупикового пути) – процесса  консолидации фрагментов человечества посредством единого нравственного для доминантной метрополии, то есть аморального для порабощённых провинций, правопорядка, насаждаемого посредством права. А давайте-ка сравним парад так называемых секс-меньшинств, демонстрирующих вписывающееся в нравственный правопорядок гуманизированного населения средиземноморья игнорирование социума его индивидами, и уступающее своё супружеское ложе любому гостю-мужчине мужское население северо-восточных морей евро-азиатского континента, озабоченное выживаемостью своего социума. Кто из них морален? Каков вектор развития этих социумов? Мне кажется, ответ очевиден…  

Если в качестве стандартных моральных постулатов взять общеизвестные требования (не убей, не укради, не лги), следование которым обусловливало прогрессивное существование социума на экстенсивном этапе его развития, то по достижении социумом пределов этого этапа постулаты морали теряют своё безусловное значение. Инерционное сохранение социумом прогрессивного вектора своего существования определяет начало интенсивного этапа его развития, на котором благополучие и выживаемость индивидов в самом социуме требуют иного качества. Новым качеством, которое через цепочку тоталитарной иерархии диктуется индивиду численно в разы выросшего социума, становится правовая соподчинённость. И тут уже неважно, относятся люди к соседнему социуму, что в начале интенсивного этапа случается чаще и, собственно, лишь пролонгирует экстенсивный этап. Или эти люди принадлежат к своему собственному социуму, как это бывает в более поздний период интенсивного этапа, когда социум как качественно конкретная моральная целостность деградирует, распадаясь на сообщества по иным, чем мораль, более актуальным качественным признакам. Новым качеством, которое  диктуется индивиду численно в разы выросшим социумом, становится аморальное: обмани, укради, убей, но в параметрах соподчинённости, определяемой правом. То есть это качество декларируется и насаждается как нравственность посредством авторитета лидера, посредством его исключительного права.

Таким образом, право, первоначально являвшееся содержанием менталитета, формой которого была мораль, взломало мораль, преобразуя её в нравственность, приобрело статус формы менталитета и в этом новом своём качестве диктует, то есть по-своему трактует, моральные постулаты, определяя возможность их существования как нравственных норм, как элементов содержания менталитета.

Право лидера разросшегося социума, делегируемое его ставленникам-наместникам, будучи субъективным по своему происхождению, неизбежно принимает вид произвола своего непосредственного «реализатора» в соответствии с его интерпретацией  произвола лидера. Попытки лидера социума обеспечить однозначность и равнодейственность диктуемых им нравственных и правовых норм на весь территориально и численно разросшийся социум благодаря появившейся письменности осуществлялись посредством кодификации этих норм. Вот в один из таких периодов и зарождается юриспруденция – «наука», которая пытается взаимоувязать правовые и моральные нормы, то есть, грубо говоря, привязать м… к бороде, а именно: подчинить объективную мораль субъективному праву.    

Полагаю необходимым отметить тот факт, что первородный атрибут права – наказание, отделившись от прародителя, с доисторических времён присутствует в ИНП человека как неизбежная тень, сопровождающая аморальность – альтернативу морали. Неизбежность наказания за преступление норм морали столь же прочно укоренилась в ИНП индивида, как и сама мораль. Вспомните Ф. Достоевского, один из героев которого посредством кровавого эксперимента пытается выяснить свой социальный статус: «Тварь ли я дрожащая или право имею?». То есть, в отличие от морали, несгибаемой, как булыжник, право вариативно и в одном из вариантов является своеобразной индульгенцией на безнаказанность  аморальных действий. Но в природе нет такого рычага, который мог бы обеспечить превосходство субъекта над объектом и, следовательно, превосходство субъективного права над объективной моралью. Поэтому гуманизм,  всё больше насыщающий право так называемых правовых государств – доминантов мирового законотворчества, - это лишь жалкая вуалька, за которой прячется тоталитаризм (временно) лидирующего неандертальца, придающего правомерность своим аморальным деяниям, которые обеспечивают растущие объёмы его энергопотребления и исподволь губят социум.

   Но, тем не менее, именно право как консенсус произволов всех равно ценимых субъектов социума способно апостериори «подняться» до объективного уровня, до уровня объекта, равняясь с моралью. Это происходит в том случае, когда право представляет собой не побочный результат реализации персонального тоталитаризма доминирующего в социуме индивида и  не интегративное единство произволов элементов тоталитарной иерархии социума, поскольку это единство всё-таки будет представлено его формой – произволом доминирующего в такой ассоциации элемента. Это произойдёт лишь тогда, когда право будет представлено суммативным единством независимо друг от друга и тем более от (всегда временного) лидера выраженных произволов рядовых элементов социума, выраженных содержанием социума – большинством, подавляемым иерархией. Право, бытующее в социуме, объективно лишь  постольку, поскольку порождается не персонифицированной в лидере формой социума, а содержанием, качественно превосходящим эту форму, то есть социумом как объектом, как средой, определяющей существование каждого индивида – субъекта социума. Тогда право отражает и выражает качественный уровень всего социума как объекта, обусловливающего существование всех его субъектов – элементов социума, а не качественный уровень элемента – доминанта. Право  становится объективным, когда отражает и выражает качественное состояние социума – объекта, которое определяется суммативно преобладающим количеством элементов – субъектов социума, являющихся носителями морали социума, –  их общего качественного признака. Если чуть иначе и короче, то: в социуме право становится объективным тогда, когда оно соответствует, а не противоречит морали. Но это возможно лишь в том случае, когда социум как государство есть прямая демократия, при которой персональный тоталитаризм любого аморально действующего индивида через безапелляционный плебисцит постоянно корректируется тоталитаризмом его вездесущих моральных оппонентов.

 Наиболее близко к прямой демократии стоит известная нам из социальной истории так называемая «военная демократия», одна из которых дала миру образец самой демократичной страны –  США. Но даже там тоталитарная иерархия – эта естественная самоструктуризация общества – сводит на нет любые демократизмы социума, посредством права подменяя их представительской демократией, столпами которой и являются эти иерархи – теневые законодатели. Крайне важно не путать прямую демократию с охлократией, как это сделали осенью 1917 года, когда тоталитарный режим российской  сословно-наследственной тоталитарной иерархии был замещён тоталитарным режимом аутсайдеров –  охлократической тоталитарной иерархией. Для России результатом такой путаницы стал «штрафной круг» протяжённостью более чем семьдесят лет правления партийной диктатуры. 

В сегодняшней России объективность права может быть осуществлена лишь при наличии такого его института, каким способен стать безапелляционный экстерриториальный суд присяжных, регламентирующий деятельность профессиональных юристов – представителей и апологетов режима сегодняшней охлократической тоталитарной иерархии.  Нет в стране иного субъекта, кроме её ныне подавляемого иерархией большинства народонаселения, способного, спасая себя как субъект, сохранить страну как объект, как интегративную целостность. Поэтому крайне важно, чтобы присяжные такого суда были не запятнаны сотрудничеством с политическими, экономическими, юридическими и любыми иными представительствами тоталитарной иерархии. Единственная способная ещё некоторое время сохранить целостность страны альтернатива такому суду одна – диктатура наиболее аморальных элементов социума.

   Но в этом случае, несмотря на любые демократизмы, за которыми будет скрыта диктатура, предопределён распад России как интегративной целостности. Он предопределён несоответствием её правовых норм, диктуемых формой, и моральных норм, которыми насыщено содержание, это касается нематериальной составляющей государства. Также будет способствовать распаду и центробежная ориентация элементов материальной составляющей – народонаселения. Сегодня центробежной ориентации, обусловленной персональным тоталитаризмом, который проявляется как инстинкт самосохранения, подвержены все социальные слои. Начиная от олигархов и магнатов, «зарывших за бугром» украденные миллиарды, до малоимущих – аутсайдеров, не имеющих материальной возможности реализовать свои конституционные права на свободу передвижения: не способных навестить своих иногородних родственников; всем, то есть всему содержанию, «тесны» параметры, определяемые формой – тоталитарной иерархией.

   При этом нужно заметить, что тоталитарная иерархия – это латентный катализатор распада социума, катализатор процесса, подобного биологическому делению клетки: а) рассредоточение и деление ядра; образование полюсов, децентрализующих содержание; б) распад на части тяготеющие к  этим полюсам, «реперным» точкам, столпам тоталитарной иерархии, претендующим на «самостийность». Наличие тоталитарной иерархии, индульгированной правом, усиливает дисбаланс морали и права в менталитете индивидов социума, что порождает их асоциальность,  центробежную ориентацию. Соответствие правовых норм нормам моральным  - это и есть та вожделенная справедливость, которую века вечные ищет человечество, принимая за таковую карающий произвол «свежеиспечённого» лидера в его отношении к  предыдущему лидеру и его «аппарату». Новая метла по-новому метёт… мусор.