академик РАЕН, профессор Аполлонов: ВОСПОМИНАНИЯ об Академике А.М. ПРОХОРОВЕ к его 100-Летию

Академику А.М. Прохорову 100 лет.

Действ.член РАЕН, Проф. В. В. Аполлонов

Вот уже и прошло почти пятнадцать лет, как с нами нет выдающегося ученого XX века - Академика А. М. Прохорова. Замечательный памятник на пересечении Ленинского и Университетского проспектов есть, а его нет. Я имел счастье работать с этим великим человеком более 32 лет и никогда не переставал удивляться проявлениям гениальности этого великого человека, всякий раз открывая новые грани его многочисленных талантов.

Что, прежде всего, приходит в размышлениях о нем сейчас, когда его уже нет с нами и острые эмоции расставания давно улеглись? Невероятно развитое чувство интуиции, поразительная по своей быстроте способность находить верные решения, обостренное чувство нового, принципиально значимого для прыжка в будущее, человечность. Но чувство переднего края науки, тенденций ее развития – это, пожалуй, главное в характеристике этого феноменального ученого!

Этим чувством ты оказывался наполненным всякий раз, когда удавалось на короткое время оказаться с А.М. Прохоровым рядом. Институту (Институт общей физики Академии Наук – ИОФАН) на стадии его становления повезло с лидером. В самое трудное время, это чувство не покидало тех, кто не смотря ни на что, продолжал активно работать. Постоянное состояние высшего напряжения в поиске единственно верных на тот момент решений опытной рукой дирижера сменялось на необузданное веселье от удачной шутки, остроты, анекдота. Если за время встречи на семинаре не узнавал чего-то разящего наповал в порядке расслабления, это значило, что ты просто чего-то не понял, ты не в форме. Громкий смех из кабинета, время от времени разносившийся даже в отдаленных частях коридора, подтверждал: все в порядке, продолжаем двигаться вперед, живём. Шеф не любил анекдотов подряд, как бы «в навал». Особый шик – это когда к месту, одной фразой, легко «в касание». Вспомните, хотя бы, интервью данное корреспонденту НТВ П. Лобкову о причинах нобелевских неудач российских ученых. Паша неприлично долго размышлял над смыслом конечной фразы из весьма уместного для той ситуации анекдота, брошенной А.М. Прохоровым с грузинским акцентом в защиту В.С. Летохова. Произнося фразу: «Я тебя ужинаю – я тебя и танцую», он конечно же имел в виду роль США в выработке решений нобелевского комитета. В Институте привыкли к хорошему юмору – и это его несомненная заслуга тоже.

Способность принять решение, даже в безумно трудной ситуации, когда его просто нет и взять негде – это тоже его школа. Здесь важно, прежде всего, думать о деле, а не о себе, не бояться сделать ошибку. Ошибку можно исправить, а время, потерянное для дела, не вернуть никогда.

Хорошим примером здесь является целостный по содержанию букет решений времен начала перестройки. Вот один из них. В самый трудный момент, когда науку только что выбросили за борт, нужно было быстро осмыслить фразу «можно все, что не запрещено законом». «Где взять деньги для науки, для того чтобы быть полезными и завтра, когда вновь осознают величие научного прогресса?» – вот о чем пришлось размышлять тогда на рукотворном постсоветском пепелище.

Решение было простым и эффективным: дать свободу отделам и лабораториям, вести внешнеэкономическую деятельность на контрактной и «грантной» основах. И это тогда, когда ни бухгалтерия, ни плановый отдел просто не имели специалистов для «перелопачивания» груды бумаг на всевозможных импортных языках. А ученые, а таких с мировым именем в Институте несколько десятков, объехавших мир и хорошо понимавших, как устроен “Загнивающий” с его преимущественно контрактной формой финансирования науки, быстро освоились и обеспечили плавный переход на новые формы. Это теперь, когда уже все и всё понимают и дают «ценные» советы другим, многое кажется тривиальным. А тогда нужно было углядеть эффективный выход из создавшегося положения и принять единственно правильное решение, которое в то время дало весьма значимый результат – мягкую посадку «фэйса об тэйбол».

Теперь о воспитателе. Да, А. М. Прохоров был выдающимся воспитателем молодых и не очень молодых талантов. Что в основе? Демократичность подхода во всем и высочайшая справедливость принимаемых решений. Даже сыну, который и сейчас работает в Институте, очень часто доставалось. Никаких привилегий! Любой сотрудник мог рассчитывать на то, что будет выслушан и поддержан. Регалии и позументы прошлого в расчет не принимались. Каждый день нужно было доказывать свою правоту, то, что ты был прав вчера – уже не в счет. Всегда в споре кто-то бывал не прав, но это не повод для ярлыка. Завтра будет наоборот. Нужно работать и все будет в порядке. Обычный “А.М.-овский» вопрос: «Что нового?» - и тут же с улыбкой ответ за собеседника – «Ничего!». Это была обычная, весьма активно располагающая форма для начала разговора на следующий день. Да, вчера вечером разошлись, а сегодня утром могут и должны быть новости, научные, конечно. Здесь же занимаются наукой, а это процесс непрерывный.

В нашей жизни мы слишком много времени проводим в лаборатории, часто упуская что-то из житейских мелочей, из которых она (жизнь) вне стен лаборатории, в общем-то, и состоит. Нужно что-то сделать для ребенка, помочь матери или близкому родственнику и т.д. В то же время, бывают серьезные и очень серьезные ситуации, когда кажется, что решения и помощи ждать не откуда. И здесь (и это было хорошо известно в научном мире), лучшее решение – идти к А.М. Прохорову. Его сердца хватит и на Вас. Шли не только наши, но и из других институтов, знали - не откажет, и если есть возможность помочь – обязательно поможет. Не знаю, будет ли время, когда отпадет необходимость помогать людям, всё у всех будет и главной задачей станет только определить проблему. Но и на сегодня главное –это как ее (проблему) решить, и здесь стен приемной А.М.-а не хватило бы для размещения благодарностей людей за помощь, даже сформулированных в одну строчку.

Простота в общении с окружающими - еще одна отличительная особенность А.М.Прохорова.

Всегда ровный, уважительный тон в общении, без подчеркивания исходного ранга участников разговора. Будь это студент или специфически воспитанный чиновник госаппарата, не имеет значения. В его кабинете или в компании с ним всё это уходило на второй или даже третий план. Важным параметром являлся только исходный уровень интеллекта – непреходящая сущность развития цивилизации. И что совсем удивительно, люди в таких условиях общения друг с другом как бы обретали новые возможности для самовыражения, ощущали прилив творческих сил, а это не могло не нравиться и им самим. Вспоминается случай, который произошел в Японии, на встрече с губернатором Токио - Метрополис господином М. Шикайа. Мне посчастливилось быть участником этой встречи. Японцы, хорошо изучившие визитеров из России, в течение нескольких минут инструктировали нашу делегацию, о том, что считалось соответствующим многовековым устоям и правилам хорошего тона на их родине. Можно говорить о цветах, о природе, о здоровье. Все остальные темы для разговора могут быть истолкованы как неподобающие уровню хорошего воспитания, вступивших в диалог. И нужно было видеть лица этих горе - инструкторов после нескольких минут разговора двух собеседников – А.М. Прохорова и губернатора Метрополиса мистера М.Шикайя-сан, куда г. Токио входит как малая часть. Они разговаривали так, как будто знакомы с детства и безумно довольны возможности общения друг с другом. В этой жизни, когда за минуту в руках таких людей рождается вечность, тратить время на разговоры о цветах и бантиках просто означает не уважать друг друга. Видимо, эта защитная форма общения внедряется в Японии на случай визитеров из России, умеющих поговорить только лишь о льготных кредитах и разделе дивидендов, что, конечно же, чрезвычайно актуально и сегодня. И это по-человечески понятно, правда, по-прежнему, не всем.

А.М. Прохоров был физиком не только по специальности, а, как говорят, до мозга костей, и привычки у него, естественно, всегда были физически правильными. Вот одна из них – он любил, когда в комнате тепло, ну очень тепло, просто Сахара. «А зачем греть комнату своим теплом? У нас какая в среднем температура у нормального человека??? 36,6! Вот и, пожалуйста!». Высидеть долго в его кабинете было не так-то просто, нагреватели стояли у окна, то есть, непосредственно за спиной посетителя и довольно близко к этой самой спине. Так что, для кого термодинамическое равновесие, а для кого ни что иное, как тепловое экранирование начальника. Но это, всего лишь – издержки малости окружавшего его пространства, оно всегда казалось незначительным рядом с ним.

Теперь об интуиции великого ученого, о великой интуиции! Говорить о его предвидении лазерной эры я не буду, об этом уже много сказано и ещё будет сказано другими, кто был рядом в тот ответственный период его жизни. Мне следует говорить о том, что видел сам и в чём довелось участвовать непосредственно.

Трудно переоценить значение лазера в решении проблем медицины и биологии. Еще на заре лазерной революции, когда ажиотаж военных применений перехлестывал все возможные пределы, А.М. Прохоров начал активно внедрять в сознание сотрудников Института и гражданского населения идеи об эффективном использовании лазерных методов лечения больных и о применении лазеров в биологических исследованиях. В наши дни хорошо известны у нас и за рубежом лазерные методы лечения каменных болезней, болезней глаз, лазерные методы бескровной хирургии, лечения туберкулеза, диагностики и лечения кожных заболеваний, лазерная эпиляция и многое другое. Сейчас уже трудно представить как медики обходились ранее без лазерной техники её методов лечения и диагностики.

Другой пример касается непосредственно военных применений. Да лазер может применяться и активно применяется в решении военных задач и это уже давно не секрет. Он режет, плавит, снижает механическую устойчивость конструкций, обеспечивает передачу механического импульса и обеспечивает силовой режим поражения военной техники. И все это лазер способен делать на значительных расстояниях. Именно поэтому внимание профессионалов из МО (Министерство Обороны) было обращено на перспективу использования лазеров в военных целях.

Как только заработал первый лазер - у военных загорелись глаза, т.к. о применении лазеров в военных целях начали думать давно. Воображение, насыщенное фантастическими картинами гиперболоида инженера Гарина, рисовало невероятные картины того, что могло сделать лазерное оружие. В мире началась гонка за мощностью и энергией лазерного луча. США и СССР были среди лидеров этой гонки.

Американцы тут же постарались уверить всех, что военного потенциала у лазеров нет никакого, но тут же засекретили все свои работы в этой области. Они так действовали всегда. До начала работ в той или иной области они обычно помалкивают, или говорят что это не очень-то и важно. А после окончания работ в случае их провала или малой значимости результатов обычно кричат о громадной важности проведенной работы и необходимости последовать за ними, а значит и также сильно потратиться.

Александр Михайлович - один из создателей и инициаторов лазерной эры в мире - с энтузиазмом взялся за разработку этой интересной и важной для Государства темы: “Cоздание мощных лазерных систем для промышленных и военных целей”. Бюджет Института в то время лишь на одну треть состоял из денег, приходивших от Академии Наук. Значительно большую часть нам давала промышленность. Живая и требовательная, она каждый день стучала в двери Института, обеспечивая нас новыми заказами для гражданских и военных нужд. Огромная заслуга в том, что мы постоянно были загружены и не простаивали без дела, принадлежит Александру Михайловичу. Именно он сумел наладить хорошие контакты с промышленным производством и военными, а это чрезвычайно важно было для успеха молодой науки. В самом начале «лазерного» пути необходимо было принять очень важное решение. Мы стояли перед выбором: начать разработку лазеров для так называемого силового поражения (видимые повреждения техники противника, такие как дыра в корпусе объекта поражения или отпиленное крыло у самолета и т.п.) или же выбрать второе направление – функциональное, когда из строя выводилась электроника, оптические системы и провоцировались всякого рода триггерные эффекты в элементах военной техники. Нужно было обладать глубокими знаниями в этом вопросе и даром предвидения, чтобы сделать верный шаг.

И Александр Михайлович, как показало время, оказался прав, утверждая, что нам следует развивать именно функциональное поражение. Американцы назвали это “умным” взаимодействием. В 1973 году он написал письмо на имя маршала А.А. Гречко. В нем говорилось, что силовое поражение в ближайшие тридцать - сорок лет недостижимо, и потому необходимо всемерно развивать поражение функциональное. К сожалению, к этому совету в то время так и не прислушались. Причина была проста: за этим решением не стояли быстрые финансовые выгоды для оборонного комплекса, нужно было кропотливо работать при гораздо меньшем финансировании. Александр Михайлович очень долго и настойчиво доказывал свою правоту, и если говорить о сегодняшнем дне, то на 90 процентов современное лазерное оружие - исключительно функциональное. А силовое, так до сих пор и не вышло на необходимые уровни мощности, требуемые для решения стратегических задач.

Мне повезло работать с Александром Михайловичем над очень серьезными проблемами, он не боялся браться за решение самых сложных задач. Образ мыслей его был оригинальным, он умел посмотреть на проблему с нестандартной точки зрения.

Приведу один пример. При работе с мощными лазерами возникла необходимость в эффективном способе охлаждения зеркал резонатора, в котором во время генерации излучения развивались огромные плотности мощности на поверхностях зеркал. Эффект, с которым мы впервые столкнулись по мере нарастания выходной мощности лазеров, показал: дальнейшее увеличение мощности лазера невозможно, поскольку оптические элементы – специальные зеркала - которые и составляли резонатор лазера, испытывали действие сильного излучения и, в силу неполного отражения излучения нагревались и деформировались. Из-за этих искажений мощность лазера начинала катастрофически падать, а расходимость увеличиваться и стало понятно, что говорить о гиперболоиде, способном поражать объекты на больших расстояниях, в этом случае просто неуместно. Чтобы решить эту проблему, нужно было научиться быстро сбрасывать накопленное в зеркалах тепло. Обычно это решалось прокладыванием каналов в теле зеркала, по которым гнали воду. В работе с оптикой эти каналы должны были быть очень тонкими, а воды должно было быть много. Но как это сделать? Жидкость не может продавливаться в любом количестве через тонкие каналы, законы физики не отменишь: нужно учитывать трение, вязкость жидкости и многое другое. Александр Михайлович поддержал мою идею о сходстве мыслимой к исполнению системы охлаждения зеркала с кровеносной системой человека, в которой последовательно от крупной магистрали кровотока ответвляются сотни более мелких, еще более мелких и т.д. капилляров, чтобы потом вновь собраться в единый макроканал. Модель после большого числа обсуждений и уточнений представилась как вполне ясная и четкая, и коллективу, вовлеченному в эту работу, стало абсолютно ясно, что нужно делать дальше. Пятнадцатилетние разработки конструкционных моделей и технологий увенчались успехом, конечная цель была реализована. Наш коллектив в 1982 году за цикл работ по силовой оптике был отмечен Государственной премией СССР.

Над проблемой охлаждения резонатора американцы работали параллельно с нами и совершенно независимо. В результате они решили ее примерно так же. Когда в 90-ые годы началось братание с Соединенными Штатами, я получил приглашение посетить фирмы, которые как раз в то время занимались силовой оптикой. Во время этих визитов я каждый раз отмечал про себя, что американцы располагали буквально детальной информацией о том, что мы делали. На каждом повороте этой большой работы с небольшим опозданием делали те же самые шаги, что и мы.

В конечном итоге достигнутые параметры зеркал оказались очень и очень близкими: по порогам оптического разрушения, по предельным мощностям, которые можно было подавать на зеркала. Похожи были и конструктивные особенности этих зеркал. До настоящего времени эта технология не продается на международном рынке, потому что любая страна сможет тут же выйти на уровни мегаваттных мощностей, а это значит, получит доступ к созданию лазерного оружия. Продаются зеркала, пригодные лишь только для технологических лазеров, это зеркала для небольшого уровня мощностей в сравнении с мощностями военных лазеров.

Еще одна задача, которую посчастливилось решать моему отделу под руководством Александра Михайловича – создание сверхмощного импульсного CO2 лазера. Этой проблемой изначально занималось НПО Астрофизика. Требовалось создать комплекс ПВО на основе мощного импульсного лазера с энергией в импульсе порядка 30 КДЖ. К сожалению, решение этой проблемы оказалось не по зубам ее первым разработчикам. Им не удалось решить проблему накачки активной среды мощными электронными пучками, которая, по их предположению, должна была стать эффективной и успешной. Это т.н. накачка в режиме несамостоятельного разряда, которую очень активно развивал сотрудник ФИАН. Были потрачены колоссальные деньги на создание комплекса, работа погибала. И Александр Михайлович предложил Министерству оборонной промышленности передать работу в наш коллектив и применить развитые нами методы накачки. Мы с энтузиазмом принялись за работу.

Руководимый мною отдел “Мощныe лазеры” долгое время занимался электроразрядными газовыми лазерными системами. Мы изначально понимали, что электронный пучок как средство накачки очень сильно разрушает активную среду, что в дальнейшем должно было сказаться не только на пробойных характеристиках системы в целом, но и на качестве суммарного излучения на выходе. Высокого качества излучения при таком способе накачки ждать не приходилось, это был тупиковый путь. Мы предложили совершенно иной способ. Средством накачки стал т.н. самостоятельный разряд, который является доминирующим во многих природных процессах. Пучок низкоэнергетичных электронов, который накачивал активную среду, динамически подстраивался под среду. То есть, мы учитывали изменения среды, и процесс не носил насильственного, разрушающего характера. Тот метод, который был использован изначально, по-диктаторски пытался изначально однородную газовую среду превратить в активную. При этом среда становилась очень неоднородной, что приводило к значительному снижению качества излучения.

Таким образом, здесь тоже проявилось экспериментаторское чутье Александра Михайловича, он быстро понял, что этот наш метод является масштабируемым и пригодным для больших апертур, а значит и пригодным для применения в практике. Мы много экспериментировали, перед тем как отправиться на одно из предприятий в Волгограде. Апертура луча достигала метрового диаметра, а в сейфе лежали проекты лазеров с апертурой в 2 метра. Это означало, что можно было создавать импульсы с энергетикой вплоть до мегаджоуля. В дальнейшем этот проект был оставлен до будущих времен. Появились новые задачи, которые требовали новых инструментов, и мощные импульсные лазеры оказались невостребованными.

Внимание всего мира было привлечено к долгосрочной программе СОИ. В США о создании такой программы объявил 23 марта 1983 года президент Рональд Рейган. Тогда же было решено провести международный симпозиум в Лас-Вегасе. Делалось это для того, чтобы СОИ приобрела легитимный статус. В качестве участников были приглашены академики А.М. Прохоров и Н.Г. Басов. Это был сложный политический момент, нужно было принять решение, ехать или нет.

Если бы они поехали, то своим присутствием поддержали бы проект. В ЦК было принято решение не ехать. Но, в то же время, было важно понять, что же происходит в этой важной области научно-технического прогресса, каковы планы США и нужно ли нам реагировать соответствующим образом. Решено было послать двух молодых ученых, хорошо разбирающихся в физике лазеров и механизмах взаимодействия мощного излучения с веществом. В лаборатории раздался звонок, меня подозвали к телефону и сказали, чтобы я через час был на Старой площади. На следующий день я и мой коллега из соседнего Института улетели в США. Это было удивительное путешествие. Те же люди, которые мило общались с нами в коридоре, пили кофе в буфете, уже в зале, где проходила конференция, смотрели на нас враждебно.

Мы вернулись в СССР, настало время отчитаться. Мой коллега был в полном восторге от целей и задач СОИ. Он понимал, что в науку пойдут очень большие деньги, пойдут заказы из оборонной промышленности, и потому положительно оценивал все то, что происходило в США. У меня оценка была противоположная. Понимание того, каково качество излучения, каковы физические процессы при взаимодействии с целью, неизбежно приводило к мысли о том, что эта цель с существующими лазерными системами недостижима, а динамика развития и сложность задач по масштабированию лазерных систем указывали, что решение поставленных задач откладывается минимум на 50 лет. Ажиотаж нужно было снять. Я написал отрицательный отзыв. Когда я пришел с этим докладом к Александру Михайловичу после возвращения, он откровенно сказал мне: «Ну и дурак. Хотя и прав. Тебя не поймут, окажешься изгоем». И действительно, доклад моего коллеги был признан положительным, началась гонка вооружений, а мой отчет был положен под сукно. Те гигантские средства, которые были вложены в СОИ, в конечном итоге подорвали экономику страны. Александр Михайлович и тут оказался прав.

К слову, перед поездкой в Лас-Вегас я только вернулся из полугодовой стажировки в Канаде. Тогда такой выезд был равносилен чуду, большинство молодых ученых из других институтов Страны не могло об этом даже и мечтать. Александр Михайлович много сил тратил на то, чтобы отправлять ученых после защиты кандидатской диссертации на Запад с целью стажировки. Вызывая к себе сотрудника, Александр Михайлович любил начать беседу о стажировке шуткой: «Скажите, а как Вы относитесь к хорошей колбасе, к баварским сосискам?» У нас в то время с такими деликатесами было трудно, ходили так называемые колбасные электрички. Этот вопрос был далеко не праздный, многие ученые бросали семьи и друзей для того чтобы остаться в той, более устроенной и вкусной жизни.

Но если говорить серьезно, выезды за рубеж давало колоссальную возможность сопоставить свои достижения с тем, что сделано в мире, а также выучить язык. Не секрет, что когда у нас началась Перестройка, и настали нелегкие времена для науки, то именно те люди, которые хорошо владели языком и обладали связями за рубежом, очень быстро начали находить международные контракты. У Александра Михайловича в Институте было несколько десятков таких людей, именно они питали ИОФАН в трудные времена, у нас образовалось несколько десятков акционерных обществ. Александру Михайловичу хватило мудрости распустить бюрократические вожжи, чтобы позволил людям свободно работать.

Демократичность характера Александра Михайловича проявилась уже при первом нашем знакомстве. В 1970 году я заканчивал МИФИ (прим. Вуз: Московский инженерно-физический институт), писал диплом на кафедре вице-президента Академии Наук М.Д. Миллионщикова. Задача была очень интересная: я пытался с помощью мощного импульсного лазера получать многозарядные ионы очень высокой кратности. Но начав эти интереснейшие работы, я по определенным причинам (на результаты исследований и место в аспирантуре МИФИ претендовал сын высокопоставленного чиновника) не смог остаться в МИФИ. По логике событий, я должен был после защиты диплома идти в Лабораторию КРФ (Лаборатория Квантовой Радиофизики ФИАНа) к акад. Н.Г. Басову. Он у нас читал лекции, вел семинары, очень много преподавателей в МИФИ было из этой его известной лаборатории. В то же время, разговоры с М.Д. Миллионщиковым и с рядом сотрудников кафедры подталкивали меня к тому, чтобы пойти к другому Нобелевскому лауреату, Александру Михайловичу Прохорову. Я сильно смущался: «Как же я пойду, я его совершенно не знаю, опыта общения с ним у меня нет, зачем я ему?». Наконец, я решился позвонить. Александр Михайлович внимательно выслушал меня по телефону, расспросил о тематике работы и пригласил для беседы в Мекку лазерной физики того времени - ФИАН. Мы говорили о теме моей дипломной работы, связанной с использованием мощных лазеров для генерации многозарядных ионов из лазерной плазмы. В моей первой самостоятельной научной работе были впервые получены ионы тяжелых металлов с зарядностью до +30. Было понятно, что испарение вещества и его нагрев приводят к плазменному состоянию, т. е. при нагреве паров металла происходит отрыв электронов от атомов за счет повышения температуры. При этом, чем выше температура, тем больше электронов будет вырвано из атома. Таким образом, ионизованное вещество, то есть плазма, будет состоять из электронов и ионов. Если считать, что температура электронов и ионов одинакова, и поскольку электроны во много раз легче ионов, то последние будут иметь и существенно большую скорость. За счет такой высокой скорости электроны в процессе газодинамического разлета будут первыми вылетать из плазменной области. Тогда на переднем фронте разлетающейся плазмы произойдет разделение отрицательного заряда вылетающих электронов и положительного заряда ионов. При этом за счет кулоновского взаимодействия электроны потянут за собой ионы. Такой процесс приведет к эшелонированию электронов и ионов, то есть разделению их в пространстве и во времени (так называемый эффект закалки), которое препятствует процессам рекомбинации электронов и ионов в лазерной плазме. Этот процесс в конечном итоге должен привести к формированию направленного потока ионов высокой зарядности в виде пучка, разлетающегося в направлении нормали к поверхности мишени. Для ионов максимальной зарядности и максимальной энергии угол вылета уменьшается, имеет место эффект самофокусировки ионов в зависимости от кратности заряда. В этом случае, сказал А.М.Прохоров, взаимодействие сфокусированного лазерного излучения с высокой плотностью потока энергии должно дать весьма простой и эффективный источник многозарядных ионов без необходимости применения каких-либо вытягивающих или фокусирующих полей. Это для него было вполне очевидно, т.к. Александр Михайлович после войны занимался разработкой методов стабилизации частоты радиогенераторов, а впоследствии предложил новый режим генерации миллиметровых волн в синхротроне и хорошо представлял себе ускорительную технику. И если раньше на ускорителях разгонялись однозарядные протоны, то при работе с многозарядными ионами сразу в Z раз могло возрасти значение энергии ускоренной частицы. Это позволило бы сделать важный шаг в получении релятивистских пучков сложных ядер. Это сегодня все знают об экспериментах с накопителями многозарядных ионов в Церне, а тогда об этом можно было только мечтать. А. М. Прохоров умел мечтать, как никто другой, и это очень помогло убедить его взять меня в свою лабораторию. Я тогда впервые познакомился с его бессменной, а теперь уверенно могу сказать, и выдающейся помощницей Лидией Митрофановной Кальченко. Трудно переоценить ее вклад в научные успехи коллектива, руководимого А. М. Прохоровым.

Александр Михайлович всегда принимал гостей радушно. Вот и тогда, осмотрев меня со всех сторон, пошутил: «Наш калибр». Дело в том, что я с детства был высокого роста и всегда стеснялся этого. Многие сотрудники Лаборатории колебаний ФИАН были ростом под 2 метра, как и Александр Михайлович. Этот факт был предметом многих шуток и даже анекдотов. Но меня в то время все это не очень занимало. Главной целью тогда и по ныне была научная работа в этой фантастически важной и интересной области - лазерной физике!

Теперь об известности в мире и о той роли А.М. Прохорова, которую он сыграл в развитии человечества, в его продвижении вперед – главной задаче гениев, время от времени появляющихся на планете Земля. Нобелевская премия – это общепризнанный индикатор выдающихся способностей той или иной личности. Но и здесь «не все йогурты одинаково полезны». Среди уже нескольких сотен нобелевских лауреатов есть гении человечества, получившие свои премии за революционное преобразование жизни на земле – суперпремии. Нобелевская премия за лазерные и мазерные принципы генерации и усиления электромагнитного излучения с использованием эффекта стимулированной эмиссии в квантовых переходах атомных и молекулярных систем – одна из них. Сегодня уже невозможно представить нашу жизнь без лазеров в самом широком спектре их применений. В этом ряду стоят открытия электрона, электромагнетизма, атомной энергии, пенициллина, эволюционных принципов биологической жизни на земле, химических превращений элементов, транзистора – базового элемента электроники, компьютера. Просто невозможно составить некую унифицированную шкалу ценностей тех или иных открытий, трудно брать на себя функцию арбитра в таком заочном соревновании. Здесь я хочу прибегнуть к помощи Интернета – весьма уважаемого инструмента в руках ученого мира. Возьмем хотя бы службу “Google” и посмотрим на «кто есть who» в этом мире, хотя бы на базе небольшой выборки широко цитируемых деятелей науки, искусства и политики. На дату ухода из жизни А. М. Прохорова этот список нескольких выдающихся деятелей с коэффициентом их “научной плодовитости “выглядел так:

1. Александров А.П. –108 2. Басов Н.Г. – 700 3. Брежнев Л.И. – 611 4. Горбачев М.С. – 548 5. Ельцин Б.Н. – 19 6. Келдыш М.В. – 715 7. Примаков Е.М. – 151 8. Прохоров А.М. – 2160!!! 9. Пугачева А.Б. – 8 10. Станиславский К.С. – 159 11. Таунс Ч.– 1190 12. Чубайс А.Б. – 100 Некая проекция взгляда на проблему, не более, но весьма показательная и информативная. Перелистав все страницы связанные с той или иной известной фамилией в Интернете, Вы получаете весьма четкое международно-признанное представление о роли личности в истории человечества и о спектре его творческих интересов. Но не нужно роль этой своеобразной проекции переоценивать. Оценка, конечно же, должна быть многогранной и это дело историков, все будет рано или поздно расставлено по своим местам, роль науки и её гениев будет несомненно воздвигнута на её законное место и в нашей стране, где сегодня в иерархии ценностей к большому сожалению всё ещё наблюдаются значительные “перестрелочные” искажения в пользу деятелей, растранжиривающих народное достояние - природные ресурсы и не создающих для своей Родины взамен практически ничего.

Хорошо известно, что большое видится лишь на расстоянии. Мы всё дальше уходим по временной шкале от точки нашего расставания с учителем и другом навсегда. Ушла острая боль утраты, исчезли мелкие, незначительные детали, имевшие второстепенное значение в образе этого гиганта человечества и все отчетливее нарастает непреодолимое ощущение продолжающегося воздействия на всех нас циклопических размеров интеллектуальной глыбы, покрывшей своим величием огромные просторы физической науки, которой мы его ученики и соратники продолжаем верно служить науке и сегодня. А ещё душа переполняется чувством благодарности судьбе за то, что довелось многие годы быть рядом с этим Великим Человеком. Я никогда не жалел о том, что связал свою жизнь с коллективом Лаборатории колебаний ФИАН им. П.Н.Лебедева, трансформировавшимся впоследствии в Институт общей физики им. А. М. Прохорова РАН, и был составной частью увлекательного процесса восхождения к великому знанию под руководством ярчайшего ученого XX го века – aкадемика А.М. Прохорова. =====================

Приложение: три картины кисти автора этой статьи, Аполлонова В.В., которые были подарены им на юбилеи Академика Прохорова А.М.:

– на 75 летие в 1991 году, картина «На вершине». Многие физики были вовлечены в занятие альпинизмом в течении летних отпусков. Прохоров А.М. был один из них.

-- на 80 летие в 1996 году, картина «Интуиция», которая отражает научное предвидение академика Прохорова: его интуиция, его путь во Вселенную является великим будущем человечества / His step in the Universe is our great future.

-- и на 85 летие в 2001 году, картина «Где ты, мой дорогой Ученый?»