<sub> </sub>
Павел 1 родился в 1754 г. в царствование Елизаветы Петровны, вступил на престол в 1796 г. после смерти своей матери Екатерины 11 , и был убит заговорщиками в своей резиденции в Михайловском замке в Петербурге в 1801 г.
Из ранних записок его матери видно, что Елизавета полностью распоряжалась детьми, которые появлялись у Екатерины и её мужа - наследника престола Петра Фёдоровича, будущего Петра 111. Такое поведение вряд ли можно назвать капризом. Ведь каждый рождённый в императорской семье ребёнок со временем мог повлиять на судьбы страны. Огосударствление августейших младенцев распространялось и на их имена. Так, на предложение Екатерины назвать родившуюся у неё девочку в честь Елизаветы, последняя властно заявила, что имя новорожденной будет Анна – в честь дочери Петра Великого (старшей сестры Елизаветы), которая приходилась бабкой родившейся девочке по её отцу. Екатерина ничего не пишет о том, как давали имя родившемуся мальчику, будущему Павлу Петровичу, но нет никаких сомнений, что его тоже выбирала Елизавета.
Павел 1 был одним из неудачных правителей Российской Империи – настолько неудачным, что правда о его смерти была предана гласности только в ходе революции 1905 г., когда обрушились цензурные барьеры, тем не менее опыт его правления весьма поучителен. В отличие от своей матери Екатерины, он буквально понимал титул самодержца, как право управлять страной по своему произволу. Обязанность же окружающих он видел в том, чтобы покорно сносить не только налагаемые на них государственные тяготы, но также прихоти монарха. Павел, видимо, не знал немецкой пословицы относительно того, что «Unser Koenig absolut, wenn er unser Willen tut», то есть «Самодержец наш король, нашу волю чтит доколь». Он с презрением относился к управленческому опыту своей матери, которая хотя и носила титул самодержицы и императрицы, но предпочитала, чтобы её называли матушкой-государыней.
Екатерина завладела троном с помощью гвардейских полков, свергнув своего мужа Петра 111 . Не легитимный приход к власти со временем был удвоен, ибо она продолжала оставаться императрицей и после того, как подрос законный наследник Павел. На всякий случай его держали вне Петербурга, в Гатчине. Планируя свой переезд в Москву, и устраивая подмосковную резиденцию в теперешнем Царицыне (ныне в черте Москвы), Екатерина готовила в ней апартаменты также для Павла и его семьи. Это было равносильно содержанию Павла под домашним арестом. Уже состарившись, она предусмотрела передачу верховной власти старшему внуку Александру – в обход Павла. Всё это не прибавляло у Павла любви к матери и желания следовать её примеру.
Особенности прихода к власти, да и политическая мудрость диктовали Екатерине чутко прислушиваться к голосу правящего в России дворянского сословия и не делать ничего, хотя бы клонящегося к пользе России, что могло бы вызвать недовольство и раздражение дворян. Павел же всёцело полагался на силу закона своего прадеда Петра 1 о самодержавной власти и поэтому считал себя свободным от какого-либо контроля со стороны (почему и плохо кончил).
А.С.Пушкин с неодобрением отзывался о веке Екатерины. Он имел в виду незаслуженные богатства, предоставленные её фаворитам, а также нередко безалаберное исполнение власти, которая была им вручена. Но дело касалось не одних только фаворитов. О бесконтрольности госаппарата при Екатерине 11 (как и до неё) можно судить по изданной переписке А.В.Суворова. В одном из писем к генералу Дерибасу Суворов благодарит того за подарок – присланную ему «турскую розу»; комментатор издания поясняет, что речь идёт о турецкой пленнице.
Павел считал, что госаппарат должен быть всецело подчинён служебной дисциплине и внедрял её всеми доступными ему мерами.
Однако осведомлённость Павла о государственных делах была ограниченной; отсюда, мягко говоря, не всегда адекватные его поступки и решения. Как писал о Павле его современник А.Т.Болотов, император вставал ещё затемно и рано утром являлся в какой-нибудь департамент. Если начальник ещё не приезжал, то Павел затем призывал его к себе и произносил заготовленную фразу о почтенном возрасте, который де, не позволяет сановнику выполнять свою должность; после чего тот (естественно) подавал в отставку.
Но пытаясь ускорить работу государственной машины, Павел не учитывал, что дела рассматривались медленно не от лени чиновников, а из опасения решить их неправильно. Ведь Петербург был удалён от остальной России, и далеко не все обстоятельства были там известны. Не всегда в наличии оказывались подходящие законы (их энергично пополнял в последующие десятилетия М.М.Сперанский). Из-за этого самый честный и деятельный исполнитель нередко вставал в тупик; даже раннее появление его на службе не способно было ускорить ход государственных дел. Но попытки что-либо объяснить Павлу не приводили к хорошему. Всякое несогласие с ним Павел воспринимал как подрыв авторитета монарха и немедленно наказывал виновного за «дерзость».
Павел был недостаточно подготовлен к управлению Россией, а некоторые его личные качества прямо мешали ему выполнять свой долг. Неудивительно, что вокруг Павла складывалось то, что ныне именуется информационной блокадой. При этом он сам отрезал себе возможность уяснить действительное положение вещей. Правда, он неусыпно занимался государственными делами, пытаясь вникать в большие и малые вопросы управления.
Между ними были и такие, которые и ныне не следовало упускать из виду. Так, Павел (как и его мать) заботился о сохранении подмосковных лесов, которые давали дрова для отопления многотысячного населения Москвы. Чтобы сократить спрос на древесное топливо, Павел разрешил безоброчную добычу угля в местах, которые ныне именуются Подмосковным угольным бассейном. Экономному использованию деловой древесины должны были послужить так называемые землебитные дома и строения, образцы которых демонстрировал Павлу его современник – неутомимый архитектор Н.А.Львов. Видимо, с одобрения Павла, Львов разрабатывал проект улучшения снабжения Москвы топливом путём добычи торфа в Кожухове (ныне в черте Москвы) ; он же возглавлял опытные работы по добыче угля на реке Мсте на Валдае для снабжения им Петербурга.
В официальном порядке Павел высказал пожелание в адрес дворян, чтобы крепостные крестьяне работали на них не более трёх дней в неделю. При нём же был принят фундаментальный закон, по которому средства императора и его семьи отделялись от доходов казны.
В государственных делах Павел стремился походить на Петра Великого; в своих резиденциях он ставил памятники прадеду. Следовать Петру он должен был ещё по замыслу Елизаветы (которая имела время разочароваться в государственных способностях своего племянника и наследника престола Петра Фёдоровича). Поскольку уже с рождения на младенца возлагалась миссия продолжать традиции Великого Петра, его (естественно) следовало назвать Петром. Однако этого не произошло. Встаёт вопрос: почему будущего императора назвали не Петром, а Павлом?
Елизавета пришла к власти в результате дворцового переворота, как «дщерь Петра»; неудивительно, что она возродила и поддерживала культ своего отца. Правда, к имени Петра, которое носил будущий император Пётр 111 Фёдорович, родившийся в Голштинии, она не имела отношения. Но зато она проконтролировала перемену имени его невесты, привезённой в Россию из Германии, Ангальт-Цербтской принцессы Софии Августы Фредерики (последнее имя – в честь прусского короля Фридриха 11). Когда перед венчанием её крестили по православному обряду, она стала Екатериной Алексеевной (будущей Екатериной 11).
Мысль Елизаветы была проста. Молодая пара должна была, по своим именам, напоминать о другой венценосной паре: о Великом Петре и его жене (матери Елизаветы), тоже крещёной в зрелом возрасте по православному обряду и ставшей из Марты Екатериной Алексеевной. В государственном плане это сходство имён должно было означать преемственность верховной власти, а равно продолжение впечатляющих успехов Самодержавия по руководству тогдашним обществом.
Нет сомнения, что младенца, родившегося у опекаемой ею пары, Елизавета Петровна хотела назвать Петром, и назвала бы его так, не будь одного обстоятельства. Приведи она в исполнение свой замысел, полное имя ребёнка звучало бы как Пётр Петрович. Но дело заключалось в том, что в царской семье такое имя уже существовало, однако с ним были связаны нежелательные воспоминания. У Великого Петра одно время был наследник Пётр Петрович, который оказался неполноценным ребёнком и умер вскоре после рождения.
Об этом неприятном факте в придворной среде (как и в лояльной историографии) вспоминать было не принято. Появление ещё одного наследника с таким же именем вызвало бы нежелательные ассоциации. Наверняка вспомнили бы о «незаконнорождённости» самой Елизаветы (как и её старшая сестра Анна, она родилась до бракосочетания её родителей). Поэтому имя Пётр для новорожденного было заказано. Как же его назвать? Здесь, по всей видимости, рассуждали так. Какое имя ближе всего к Петру? – Конечно, Павел, ведь в общественном сознании апостолы Пётр и Павел почти нераздельны. Вот пусть младенец и будет Павлом! Так Россия получила Павла 1.
…Больше ни Петров, ни Павлов среди царствующих особ в России не было.
Комментарии