Идейная ненависть к Евросоюзу

Большое, как сказал поэт, видится на расстоянье. В частности, большая глупость особенно заметна с исторической дистанции. Поэтому давайте перенесемся лет на двадцать в будущее. Одолжим сюжет у другого поэта и скажем так:

В 2036 году
крошка-сын к отцу пришел,
и спросила кроха:
— Пааап? А в чем заключались аргументы сторонников выхода Великобритании из Европейского Союза в преддверии референдума, состоявшегося в четверг, 23 июня 2016 года?
Папы этого ответ (допустим, что папа у нас профессор новейшей истории) помещаю ниже:

— Этого, очкастый ты мой, с ходу не сформулируешь. Надо действовать методом исключения.

Первым делом исключим экономику. С экономической точки зрения, так называемый Brexit, то есть Britain + exit, ничего хорошего не сулил.

Европейский Союз, если ты помнишь, только в последнюю очередь был Клубом Европейских Ценностей и Финансовой Помощи Странам Восточной Европы. А в первую очередь он был общим рынком, царством синхронизированного капитализма. Члены ЕС могли продавать друг другу товары и услуги без лишних границ и тарифов, без головной боли по поводу разных правил санитарной и прочей безопасности. Вместе они могли диктовать условия третьим странам, мечтавшим получить доступ к европейскому рынку. Диктовать было нетрудно. Совокупный европейский ВВП тянул на 19 триллионов долларов.

Британский бизнес использовал членство в ЕС на всю катушку. Почти половина британского экспорта уходила в Европу. Почти всю торговлю в Еврозоне обслуживали британские клиринговые палаты. Крупнейшие банки мира вели свои европейские дела из офисов в лондонском Сити.

Накануне референдума капиталисты массово упали на колени перед британским электоратом. Они умоляли его не голосовать за выход из ЕС. Глава Банка Англии предупредил, что Brexit может обвалить курс фунта и вызвать рецессию. Целых десять лауреатов Нобелевской премии по экономике послали через The Guardian письмо британскому народу в жанре «Одумайтесь!» «Совершенно не ясно, — сказали лауреаты, — какую форму примут после Brexit’a будущие торговые соглашения Великобритании с остальной Европой и с такими важными рынками, как США, Канада и Китай».

Сторонники выхода из ЕС не желали слушать экспертов. Они ссылались на опыт Норвегии и Швейцарии. Вот, дескать, живет себе Норвегия-Швейцария вне ЕС и в ус не дует.

Однако Норвегия ради торговли с Европой соблюдала почти все директивы ЕС. При этом, в отличие от полноправных членов, она не принимала никакого участия в создании этих директив. А Швейцария торговала с членами Евросоюза на базе бесчисленных отдельных договоров. Эта база складывалась десятилетиями. Таким образом, «норвежская модель» не имела смысла, а «швейцарская» была неосуществима.

— Я понял, папа, — скажет на этом месте вундеркинд из будущего. — Экономических доводов в пользу выхода из ЕС не было. Значит, дело было в ограничении миграции?

— Нет, миграцию тоже исключаем. Начнем с того, что даже в те годы добрая половина всех мигрантов приезжала в Великобританию не из Европы. На эту часть миграционного уравнения членство в ЕС не влияло никак. Британцы не входили в Шенген и сохраняли строгий пограничный контроль.

Некоторые сторонники Brexit’а утверждали, что членство в ЕС — это орды беженцев. Так называемая «Партия независимости Соединенного Королевства» отличилась плакатом «ЕС подвел нас всех» с фотографией длинной очереди на хорватско-словенской границе. Этот плакат имел такое же отношение к реальности, как собака Баскервилей к зоологии. Во-первых, вовсе не ЕС воевал на Ближнем Востоке — у ЕС даже не было своих вооруженных сил. Во-вторых, не ЕС обязывал Великобританию принимать беженцев — ее обязывала конвенция ООН. В-третьих, Лондон в любом случае не особо пекся об этой конвенции. В пересчете на душу населения, Великобритания накануне референдума принимала в 17 раз меньше беженцев, чем Швеция, и в 27 раз меньше, чем Германия.

Иные сторонники Brexit’a, которым хватало ума или совести все это признать, переводили огонь на европейских мигрантов. Сотни тысяч поляков и прочей шушеры, утверждали они, приехали получать наши пособия и лечиться в наших больницах! Система здравоохранения перегружена! Социалка трещит по швам!

Но все трещало по швам не потому, что 700 тысяч поляков разом вышли на больничный.

Мигранты из ЕС платили в британскую казну в пять с половиной раз больше, чем получали из нее. А вот британское правительство во главе с Кэмероном шесть лет резало социальные расходы, и это трепало британскую медицину гораздо сильней, чем словаки и литовцы, которые на эту медицину работали, — каждый десятый врач в стране был понаехавшим из ЕС. The Economist писал накануне референдума, что администрация больниц с ужасом ждет...

— Хорошо, папа, — перебьет отца нетерпеливый вундеркинд из 2036-го. — Экономику и миграцию мы исключили. Что еще осталось? Может быть, суверенитет?

— Это в учебниках у вас нынче такую ахинею пишут? — взорвется папа. Он подключится к виртуальному школьному кабинету сына, пролистает мультимедийный учебник истории и брезгливо удалит его. — Завтра поговорю с вашим директором… Вот уж у кого-кого, а у Великобритании в ЕС точно не было никаких проблем с суверенитетом.

Лондон постоянно выбивал себе поблажки и исключения из общих правил. За четыре месяца до референдума Кэмерон продавил в Брюсселе очередной «особый статус». ЕС официально пообещал больше никогда не требовать от Великобритании политической интеграции. ЕС разрешил Великобритании не платить европейским гражданам детские пособия. При этом право британских матерей рожать где-нибудь в Хельсинки и стричь щедрый скандинавский вэлфер никто не тронул. Никуда не делось и право британских пенсионеров толпами переезжать в Испанию и загружать испанские больницы. Ведь британцы — члены ЕС! Как же можно!

А британские взносы в бюджет ЕС? Это отдельная песня. Ещё Маргарет Тэтчер выжала из Европы огромную скидку. На момент референдума британцы платили в общую кассу меньше одной трети процента от своего ВВП. Немцы вносили в два с лишним раза больше. Я уж не говорю о голландцах или шведах.

Сторонники Brexit’а писали на каждом заборе: «Мы отсылаем в Брюссель £350 миллионов в неделю!» В этом было чуть больше правды, чем в плакате с беженцами, но не намного. Треть этой суммы на самом деле вообще никуда не уходила — спасибо скидке. Другая треть возвращалась в страну в виде субсидий британским фермерам, в виде грантов британским ученым и помощи недоразвитым регионам.

— То есть они врали, папа? — чуть не плача спросит большеглазый вундеркинд, еще не утративший веры в рациональную природу человека. — Сторонники Brexit’а врали? И про экономику, и про иммиграцию, и про взносы?

— Ну, конечно, они врали, сынок, — с тихой печалью скажет папа, внезапно успокоившись. — Но многие врали искренне. За идею, понимаешь?

— За какую идею?

— В научной литературе имеет хождение следующая формулировка: «Иностранцы козлы, мы круче всех, шибко умные нам не указ!»

— Какая странная идея!

— Это, сынок, самая могучая и самая живучая идея в истории человеческой цивилизации. В эпоху референдума она как раз переживала очередной ренессанс. Громче всех ее исповедовали Дональд Трамп и Российская Федерация. Но европейцы старались не отставать. В Польше у власти тогда была партия «Право и справедливость». В Венгрии — Виктор Орбан. Во Франции набирал обороты Национальный Фронт. Ну, а на другом берегу Ла-Манша врали, передергивали и били себя в грудь гордой британской пяткой сторонники Brexit’а.

Они, понимаешь, презирали ЕС не потому, что у них были какие-то рациональные аргументы. Сильнее любых аргументов было чувство, что нудный, одержимый экономикой, наукой, безопасностью и политкорректностью Евросоюз — это абсолютная противоположность зажигательной веры в то, что иностранцы козлы, а мы круче всех.

Европейское экономическое сообщество родилось после Второй мировой войны. 60 долгих лет оно служило хлипким предохранителем на адской машине европейского идиотизма. Огромный единый рынок и страховка от кровавой европейской истории — вот за что платила Великобритания свои льготные, смехотворные £136 миллионов в неделю.

23 июня 2016 года миллионы британских подданных отправились на участки для голосования с намерением сковырнуть предохранитель.

…И это (добавлю уже от себя) главное, что будет видно из будущего.