25 ШЕДЕВРОВ МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В ПЕРЕСКАЗЕ ПЕТРА ВАЙЛЯ

Гомер «Илиада»
Три тысячи триста лет назад греки в течение девяти лет осаждали и, в конце концов, взяли Трою. Самая (помимо «Войны и мира») военная классика из всех существующих. Пикантность в том, что причина войны - не геополитический конфликт, а похищение жены одного из греков, прекрасной Елены. Этот эпос - истинный киносценарий, даже не литературный, а именно режиссерский: раскадровка, динамичный монтаж эпизодов, быстро перемежающиеся планы: общий (взгляд богов с Олимпа), средний (битва и скандалы) и крупный (переживания героев). Если бы сценаристом «Трои» был Гомер, Ахилл в исполнении Брэда Питта и другие участники кино сильно бы выиграли. Однако Гомер был слепой, и в сценаристы его бы вряд ли позвали.

Гомер «Одиссея»
«Илиада» - мощнее, «Одиссея» - богаче и тоньше, поэтому лежит в основе всей мировой западной словесности. Одиссей, герой Троянской войны, никак не может возвратиться на родину вроде бы из-за происков богов, но на деле потому что не очень хочет - ему интересно путешествовать и постигать мир с его разнообразием женщин. Одна, Цирцея, превращает спутников Одиссея в свиней, а он при этом свинарнике живет с хозяйкой целый год. Одиссей странствует двадцать лет, и все это время его ждет Пенелопа, не подозревая, что навеки стала символом супружеской верности. Вернувшись к себе на остров Итаку, Одиссей производит контрольные выстрелы из лука во всех сватавшихся к Пенелопе женихов. Вероятно, самое сексистское произведение мировой литературы. 

 Аристофан «Лисистрата»
Созданная двадцать пять столетий назад в древних Афинах комедия - мало того что замечательно смелая и смешная, но и предваряет множество современных общественных течений. Протофеминизм: женщины, предварительно договорившись, отказываются жить с мужьями половой жизнью. Протоантимилитаризм: причиной недавания становится война, которая отвлекает мужчин от постели и очага. Протопсихологизм: страсть и похоть побеждают, и женщины прокрадываются к партнерам вопреки собственным запретам. Протораскованность: то, что в русских переводах именуется «посох», «стебель», «хвостик» и т. п., вызывает живейший интерес автора и персонажей, однообразно называясь «х..»

Петроний «Сатирикон»
Первый истинно современный роман - стремительный авантюрный сюжет с сюжетными ответвлениями, множественность персонажей, аморализм и ненормативная лексика. Автор, приятель Нерона и законодатель древнеримских мод и вкуса, знал, как жить и как уйти из жизни: приговоренный императором к смерти, перерезал вены и скончался, спокойно беседуя с друзьями. Герой его романа - интеллигентный деклассант, чей лозунг: «Цель этой жизни - любовь», что не имеет ничего общего с евангельскими заповедями, а означает всего лишь интимную близость. Самый примечательный персонаж - Трималхион - «новый римский», почти неотличимый по способу мышления и словоизъявления от его последователей в другое время и другом месте.

Блаженный Августин «Исповедь»

Удивительный по откровенности личный отчет язычника, перешедшего в христианство (IV-V вв. н.э.) и позже причисленного к лику святых. Проникновенное покаянное описание соблазна гладиаторских боев при полном теоретическом их отрицании. Решающим образом повлиял на исповеди Руссо и Толстого и вообще на все европейское миропонимание. Идея прямого публичного покаяния (то, чего не дождаться от нынешней России, считающей себя христианской страной) – отсюда. Трактовка идеи любви – во многом от него же: разной любви. Женско-мужской: «Я еще не любил, но уже любил любовь, искал, кого бы полюбить». Любви практически-вселенской: «Я понимаю в той мере, в которой люблю».

Уильям Шекспир «Гамлет»
Датский принц обнаруживает, что его отец не умер естественным образом, а был убит дядей, женившимся после этого на его, Гамлета, матери. Мстить надо. Но как и когда? Начинается долгая возня с собой. У каждого поколения - свой «Гамлет». В подвижном нынешнем мире культурное поколение не совпадает с биологическим. Социально-культурные коды сменяются чаще, чем прежде. Примерно каждые десять лет появляется новый «Гамлет»: самого знаменитого в мире думающего героя заставляют задумываться над сегодняшними вопросами. Ошеломленно рефлектирующим советским шестидесятником был принц Иннокентия Смоктуновского. Он размышлял. Если появится новый российский Гамлет, сразу грохнет дядю, потом разберется с мамой.

Уильям Шекспир «Ромео и Джульетта»
История о веронских подростках, полюбивших друг друга и покончивших с собой при столкновении с препятствиями любви. Английский оригинал и русский перевод не совпадают, пожалуй, более, чем в других случаях. По-русски - сентиментальная романтичность, по-английски - эротический накал, опережающий свободу словесности столетия на четыре. Расхожее по Пушкину «Любви все возрасты покорны» получает совершенно иной извод: не общепринятый вверх, к старикам, а вниз, к детишкам. Дети заигрались в любовь - да так, что овеществили всю нашу безответственную болтовню: «Жить без тебя не могу», «Только смерть нас разлучит» и пр. Они так сказали и так поступили: не смогли жить и разлучились, совершив детоубийство любви.

Мигель Сервантес «Дон Кихот»
Сервантес умер в один день с Шекспиром. Тогда этого не заметили, а мы знаем, что второй - величайший писатель всех времен и народов, первый - автор величайшего романа (признано опросом литераторов мира в конце ХХ века). Роман - о слабоумном испанском дворянине, вообразившем себя доблестным рыцарем. Классический лох - прославленный герой: это не только понятно, но и радостно. Каждый из нас, как бы ни был удручен, не ринется на ветряные мельницы, приняв их за дьявола - и не только потому, что ветряные мельницы - туристическая редкость. Наш дешевый здравый смысл пестует глупости Дон Кихота, пренебрежительно отмахиваясь от трезвого разума его слуги Санчо Пансы - именно он, Санчо, недостижимый образец разумного поведения.

Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»
Они оба - Гаргантюа и его сын Пантагрюэль - много и охотно едят, отчего их именами и называют рестораны. Но автор романа, писатель XVI века Рабле не зря был священником и врачом и разбирался в людях повыше и пониже желудка. Его главное открытие, задолго до «Имени розы»: миром правит смех. Возникающий в голове, тревожащий сердце и возбуждающий половое естество, смех есть вернейшая характеристика человека. Об этом писал, как ни странно, и Достоевский, который советовал присматриваться к тому, как человек смеется - в этом не обманешь. Рабле взглянул на «человека смеющегося» - и он оказался многограннее и познавательнее, чем «человек мыслящий». Умным прикинуться можно, остроумным - никогда.

Даниэль Дефо «Робинзон Крузо»
Наверное, главная книга для человека с советско-российским опытом. Вот так и жили наши деды и отцы - выброшенные на свои острова: дома и семьи, собирая обломки прошлого и отбросы настоящего, строя наше будущее причудливой мозаикой из окружающей жестокости и собственной доброты. Мы уже подбирали сбереженное и посаженное ими. Роман о моряке, в одиночку (позже с туземцем Пятницей) уцелевшем на необитаемом острове, написанный для детей в начале XVIII столетия, оказался идейным руководством для очень взрослых века ХХ. Оптимистическая книга: всюду жизнь. Один знакомый нетрадиционной сексуальной ориентации даже утверждал, что это самая эротическая книга в мире - там есть фраза «Пятница нагнулся».

Джонатан Свифт «Путешествия Гулливера»
Лучший пример несовпадения замысла и результата, победы художества над идеей. Дублинский священник Свифт писал едкую сатиру на современное ему британское общество XVIII века, а получилась книга, разошедшаяся по миру на мультфильмы, комиксы и разговорную речь. Советская песня 30-х годов «Моя лилипуточка, приди ко мне, побудем минуточку наедине» вряд ли порадовала бы автора. Но он же не знал, что написал не только очень смешное, но и выдающееся политкорректное произведение, где добродушно изображаются карлики и великаны, и среди лошадей в четвертой части книги ни одна не пострадала при описании, а умом они так превосходят людей, что поневоле думаешь - какие же бабки отстегнула коннозаводческая отрасль.

Стендаль «Красное и черное»
Если бы Анри Мари Бейль, взявший псевдоним Стендаль, был нам известен только как знаменитый французский писатель, приходивший завоевывать Россию с армией Наполеона, - уже было бы примечательно. Но он оставил великолепную модель поведения молодого человека, вполне современную модель - что поучительно для России сегодняшней. И не только для России, разумеется: Стендаль величина мировая. Жюльен Сорель делает карьеру, влюбляя в себя женщин, и думает, что любовь - это средство. Но она, любовь, решительно протестует, желая быть целью, даже больше того, самоцелью - и конечно, добивается своего.

У Сореля - крах, у любви - триумф. А как же иначе?

Гюстав Флобер «Госпожа Бовари»
Единственная в мире такая могила - в городишке Ри, неподалеку от Руана, на надгробной плите написано: «Дельфина Деламар, урожденная Кутюрье. Мадам Бовари. 1822-1848». Там похоронены не две женщины, как может показаться, а все-таки одна - из жизни и из романа Флобера. Она очень хотела любить и жить по-людски - как ей представлялось, по-людски, приблизительно как всем нам представляется, то есть интересно. Однако жизнь сложилась не так, то есть неинтересно, приблизительно как у всех нас. И она умерла. Когда стоишь в городишке Ри в ожидании автобуса до Руана и вдруг фантазируешь, что он не придет, и ты останешься тут навсегда, Флобер становится понятне

Джеймс Джойс «Улисс»
Роман детективный по сути: страховой агент Леопольд Блум бродит по Дублину, стараясь выследить изменницу-жену. Правда, попутно ставятся и отчасти решаются краеугольные вопросы мировой истории, философии, искусства. И все это - в один-единственный день, 16 июня 1904 года. Джойс сумел поместить в один заурядный день одного заурядного человека с его заурядными проблемами в заурядном городе - все человечество на протяжении веков. Как ему это удалось - до сих пор непонятно, так что «Улисс» остается глыбой, нависающей над всей современной литературой. В книге проясняются и некоторые локальные вопросы: можно ли пересечь Дублин, ни разу не пройдя мимо пивной? Нельзя!

Франц Кафка «Процесс»
Непонятно, почему роман Кафки числят по ведомству абсурда. Нормальное реалистическое, едва ли не натуралистическое произведение о том, как тихого, маленького, ни в чем дурном не замеченного человека, не предъявляя обвинений, не слушая объяснений (чего?) и оправданий (в чем?), подвергают страшным репрессиям. Другое дело, что Кафка писал книгу в спокойной Праге еще до Первой даже мировой войны (закончил в 1915 году) - но на то в мире и гении, чтобы предугадывать и предсказывать. Чтобы люди ХХ века, особенно в Германии и России, хватались за голову: как он мог предвидеть? Да так, наверное, что всё внутри, а если гений - то, что внутри у него, у нас снаружи.

Марсель Пруст «В поисках утраченного времени»
Вещь, соблазнившая очень и очень многих кажущейся простотой успеха. Надо только припомнить звуки и запахи детства, описать игрушки и подушки, припомнить вкус пустяков и цвет мишуры, делать это долго-долго, подробно-подробно, протяжно-протяжно, путано-путано (называется «поток сознания») - и обеспечено признание, которое настигло Пруста, правда, посмертно, но настигло же. Другое дело, что умерший в 1922 году француз, обивший кабинет звуконепроницаемой пробкой и там написавший в одном стиле и ключе не один, а целый цикл романов с этим единым названием, искал утраченное время, фиксируя его в уникальных своих мыслях и неповторимых словах. Он монотонен, однозвучен, скучен даже - но нельзя же оторваться.

Эрнест Хемингуэй «Фиеста»
Приятели - американцы и англичане - в 20-е годы приезжают в испанский город Памплону на фестиваль с ежедневной корридой. Это дни св. Фермина, в июне, по сей день там такой же праздник. Герой словно оценивает себя - прошлого и настоящего - с чужой грани жизни-смерти: грани матадора, испытывающего судьбу по несколько раз в день. Рядом с героем - женщина: один из самых обаятельных женских образов мировой словесности. О ней ничего не говорится, всё - только через косвенные ощущения, и вообще весь лучший Хемингуэй - через косвенные ощущения и ничего не значащие впрямую слова. «Фиеста» - благородная книга: школа лаконичности и умолчания. Мужская проза.

Эрих Мария Ремарк «Три товарища»
Межвоенная Германия. Позади - позор поражения, вокруг - бедность и борьба за существование, впереди - нацизм. Три друга держат круговую оборону взаимной преданности. Понятно, от этого много шутят и вызывающе много пьют, хотя по российским меркам очень умеренно, что выясняется пристальным читательским подсчетом. Если есть книга, в которой дружба важнее и главнее, чем любовь - вот она. Единственное оправдание такой явной неправде - у Ремарка и любовь, в первую очередь, дружба, а потом уже, даже на первых романтических этапах, страсть и все такое. То-то выросшие на подобных книгах советские шестидесятники называли своих подруг «старик».

Альбер Камю «Посторонний»
Слово, донесенное до России Сартром и Камю, могла взять на вооружение подруга Людоедки Эллочки - «экзистенциализм». Сложное слово, в быту сокращалось до «экзистухи»: «Понимаешь, старичок, экзистуха задолбала! Трешку дай до получки». Экзистенция - существование, а его основные проявления, согласно философии, расцветшей в 40-е годы во Франции: страх и совесть, его территория - страдание и смерть. Все эти понятия - понятны, но Камю, автор и экзистенциалистских трактатов, написал внятный волнующий роман о конкретном человеке, который совершает убийство не потому, что злодей, а потому что своеволец, который всё - всё-всё - хочет в одиночку, а общество ему не позволяет. Он и гибнет.

Джордж Оруэлл «1984»
Антиутопия, написанная в 1949 году и пережитая многими народами при тиранах. Один из самых сильных доводов в пользу творческого могущества. Не живший при диктатурах, не сидевший в тюрьмах британец лучше всех сумел передать суть человека тоталитарного общества. Ни один писатель с советским или германским опытом не достиг такой тонкости и глубины понимания. Его высшее литературное достижение – даже не наблюдающий всегда за всеми Старший Брат, даже не виртуозно лгущее Министерство Правды. Главный шедевр – феномен двоемыслия: то, что исчезает последним с развалом монолитов власти, и появляется первым при малейших признаках ограничения свободы. Человек верит и не верит одновременно - то и другое искренно. Массовая шизофрения.

Владимир Набоков «Лолита»
Общеизвестно, что речь идет о половой жизни взрослого мужчины с несовершеннолетней девочкой - то есть, об уголовно наказуемом деянии. Это так. Что и произвело общественный переполох в середине 50-х. Но во-первых, 13-летняя Лолита сама соблазняет Гумберта Гумберта. Во-вторых, он ее любит - искренне и самозабвенно: не душу, может быть, как возвышенно принято, но тело, неразвитое девичье, почти детское. В-третьих - он кается, понимая, что совершает нечто противозаконное: не против закона человеческого, прежде всего, а Божьего. Гумберт в конце романа вдруг понимает, что лишил ребенка детства - и, вероятнее всего, это его первейшая трагическая вина. В эпоху педофилии - бестселлер заново.

Юкио Мисима «Золотой храм»
Самая знаменитая книга японской литературы - во многом потому, что автор повторил судьбу своего героя. Монастырский послушник из романа сжигает Золотой храм в Киото, так как не в силах совладать с энергией его красоты. Феноменально и разнообразно одаренный Мисима довел себя до физического и творческого совершенства, став силачом, красавцем и лучшим писателем Японии - после чего совершил в 1970 году харакири, уничтожив самое свое прекрасное творение: себя. Внешняя сторона дела - ритуальное самоубийство как знак возрождения утраченной самурайской доблести. Однако для истинного самурая Мисима был слишком современным и западным человеком, только погиб по-самурайски. Золотой храм восстановили в точности, Мисима остался в книгах.

Кобо Абэ «Женщина в песках»
Токийский натуралист попадает в яму в песчаных дюнах, откуда никак не удается выбраться - и он остается жить в хижине на дне ямы, с местной женщиной. Случайный плен оборачивается безвременным, жизнедеятельность на самообеспечение - копать и выбрасывать песок, чтобы не засыпало совсем - становится смыслом жизни. Постепенно приходит понимание, что люди - те же песчинки, только параметрами крупнее, подверженные ровно тем же законам гидродинамики. Когда оказывается, что сбежать все-таки можно, герой остается в яме: город - та же песчаная дюна. Когда попадаешь в японские города, с их быстрым броуновским движением, это чувство не отпускает. А коль японцы во всем первые, то думаешь поневоле, что так и надо.

Габриэль Гарсиа Маркес «Сто лет одиночества»
Начало романа, как начало булгаковского «Мастера» - наизусть: «Пройдет много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, вспомнит тот далекий вечер, когда отец взял его с собой посмотреть на лёд». Мало в словесности таких начал. И дальше, дальше: баснословная и правдивая история о жизни деревни Макондо в стране Колумбии, про которую в начале 70-х, когда вышел по-русски роман, ничего не было известно. Задолго до кокаиновых картелей Маркес обозначил свою страну на карте мира. В этой стране жили метафизические старухи, мистические девицы, своенравные колдуньи и половые гиганты - сюжет неважен, важны герои. И было еще чувство превосходства: мы на лёд смотрим семь месяцев в году.

Петр Вайль | Petr Vail