Настя запаниковала. Прыгая через две ступеньки, она помчалась в магазин. Там , конечно, никого не было. Но продавщица охотно вспомнила, что да, она продала похожей девушке продукты где-то с час назад. А вот куда та после этого направилась, не заметила.
Выскочив из магазина, Настя пометалась по пустому переулку, потом понеслась домой. И во дворе столкнулась с Никитой. Сначала он отнесся к ее сбивчивому сообщению спокойно.
− Ну и чего ты паникуешь? Мало ли где может околачиваться эта вертихвостка. Небось, встретила своего азера и отправилась с ним в кино или еще куда-нибудь.
Пришлось Насте выложить ему все. Выслушав ее, он, наконец, встревожился.
− Где живет этот Акпер, знаешь?
− Нет. Давай позвоним в лицей. В журнале, наверняка, есть его адрес.
Но в лицее уже никого не оказалось. Тогда Никита догадался позвонить на кафедру высшей математики. К их счастью, профессор Туржанская была на месте. Когда он сообщил об исчезновении сестры, она взяла на проходной ключ от лицея, открыла преподавательскую и продиктовала им адрес Гаджиева, посоветовав не горячиться. А в случае чего самим никаких действий не предпринимать и обращаться в милицию.
Акпер жил в двухэтажном особняке за высоким забором. Они долго звонили и барабанили в железные ворота с надписью «во дворе злая собака», но в ответ слышали лишь мощный лай и рычание. Наконец послышались неспешные шаги. Ворота отворились, и пожилая, похожая на цыганку женщина неприветливо спросила, чего им надо. А в ответ на их просьбу позвать Гаджиева сказала, что Акпера нет дома, и когда он вернется, не знает.
− Или пусть выйдет, или мы сейчас же отправляемся писать заявление в милицию, − угрожающе пообещал Никита. Эти слова возымели действие: женщина, обернувшись, что-то сердито крикнула, и в дверях дома появился Акпер. Сунув руки в карманы, он неспешно продефилировал по узорчатой дорожке к воротам и, выйдя на улицу, молча остановился.
− Где сестра? − Мрачный Никита вперился взглядом в парня. − Лучше скажи по-хорошему.
Тот, не глядя на него, пожал плечами.
− Говори! − Никита поднес к носу Акпера кулак. − Говори, гаденыш, не то по воротам размажу.
− Не знаю! − взвизгнул Акпер. − Не хочу ничего про нее знать! Я домой пошел. Не видел, куда она пошла. Она с ней пошла, − кивнул он на Настю. − У нее спрашивай.
Тут в воротах возник мужчина лет сорока, очень похожий на Акпера. − Что вам нужно от племянника? − Он смерил Никиту неприветливым взглядом. − Идите отсюда, пока я собаку не спустил. Сами ищите свою девчонку. Мальчик сразу после лицея домой пришел.
− Откуда вы знаете, что Наташа пропала? − взвился Никита. − Мы сами это только что узнали, еще никому не говорили.
Поняв, что проговорился, мужчина молча скрылся за воротами.
− А чего бы вы пришли? − закричал Акпер. − Вы ее ищете. Не знаю, где она. Уходите! − И юркнул следом. Из-под ворот высунулась огромная собачья морда и грозно оскалилась.
− Пойдем отсюда, − попятилась Настя. − Все равно они ничего не скажут. Пойдем, может она уже дома.
Но дома Наташки не было. − Плохо, Никита. − У Насти от ужаса сел голос. − Звони родителям − больше ничего не остается.
Примчавшиеся Наташкины родители, выслушав ребят, принялись лихорадочно обзванивать больницы и влиятельных знакомых. Ничего утешительного их звонки не принесли, − Наташки нигде не было. Под вечер, прихватив Натальиного крестного, капитана милиции, они отправились по уже знакомому адресу.
Но и повторный разговор ничего не дал − родня Акпера и он сам стояли на своем: они ничего не знают, мальчик пришел из лицея вовремя, ищите свою дочь сами. Хотите обыск, давайте ордер.
Ночью никто из Белоконевых не спал. Настя несколько раз проваливалась в сон, но тот час же рука страха выдергивала ее оттуда. Впервые не выполнив домашнее задание ни по одному предмету, она отправилась в лицей с единственной целью: попытаться поговорить с Акпером по душам. Настя ни капли не сомневалась в его причастности к Наташкиному исчезновению: слишком свежо было в памяти обещание Акпера и выражение ненависти на его смуглом лице.
Но она опоздала, − Никита успел перехватить Гаджиева на подходе к институту. Неизвестно что он ему наговорил, но только Акпер в лицее так и не появился, а Никиту прямо с лекции вызвали к ректору. Примчавшийся домой Акпер успел нажаловаться своему влиятельному дяде, тот позвонил замглавы администрации города, тот, в свою очередь, − в ректорат с просьбой повлиять на такого-то студента. Когда Никита явился по вызову в кабинет ректора, обнаружил там уже знакомого дядю, гневно вышагивавшего по кабинету.
− Если еще хоть слово скажешь мальчику, − пообещал тот, свирепо глядя на Никиту, − вылетишь из института. А будешь распространять про него небылицы, посажу.
− Белоконев, я вас не узнаю! − Ректор постучал пальцами по столу. − Вы были всегда таким выдержанным и благоразумным.
− Пусть скажут, где сестра! − закричал Никита. − Ее подруга слышала, как Гаджиев обещал ей отомстить. Они знают, знают!
− Обещать не значит сделать. Мало ли кто кому угрожает. У тебя ведь нет доказательств, что Гаджиев виноват. А раз нет, − кто тебе дал право его обвинять? Девочку должна искать милиция. Иди и помни, что тебе сказано.
− Говорят, может, она сама сбежала из дому, − рассказывал крестный, стараясь не смотреть на почерневшую от горя Беллу Викторовну. − Раз она такая гуляка. Люди пропадают каждый день, и находят далеко не всех. Умоляю, не связывайтесь больше с родней этого парня, особенно ты, Никита. У них же денег горы, и все схвачено. Обещаю, мои ребята приложат все усилия, чтобы Наташу найти. А если эти окажутся причастны, мы с ними сами разберемся.
Наташу нашли под вечер. Из центральной городской больницы позвонили Белоконевым, что их дочь поступила в отделение травматологии. Ее обнаружили за городом на обочине дороги, без сознания, с мешком на голове. Она была зверски избита и изнасилована.
− Ничего, главное, жива, − все твердила дрожащими губами Белла Викторовна, осеняя себя крестным знаменем. − Главное, жива деточка моя.
Весь месяц она просидела у постели дочери. Первые дни Наталья непрерывно плакала, − успокаивалась только после укола. По ее словам она шла из магазина домой, в переулке никого не было. Как вдруг стало темно. Она закричала, и тогда ее ударили по голове чем-то тяжелым, − после чего она очнулась, не знает где. Насильников своих не видела, потому что мешок они с нее так и не сняли и между собой почти не говорили. Сначала она умоляла их отпустить и просила пить, потом потеряла сознание и уже ничего не чувствовала. Как ее нашли, не помнит. Пришла в себя уже в больнице.
Как только Наташа смогла адекватно воспринимать окружающее, с ней стала работать психолог − красивая женщина с необыкновенно мелодичным голосом, его хотелось слушать и слушать. Она рассказывала девочке о судьбах многих пациентов. У некоторых они оказались еще тяжелее: одни остались калеками на всю жизнь, другие потеряли близких. Но они сумели справиться со своей бедой и вернулись к нормальной жизни. И она, Наташа, справится − ведь, кроме моральной травмы, пусть даже очень тяжелой, руки-ноги у нее целы и здоровье не подорвано. В мире много зла, и не всегда удается ему противостоять. Ей выпало жить в непростое время. Ничего не поделаешь, − времена и родину не выбирают. Бывало и похуже. Все-таки не война и не голод. Все пройдет, а впереди у нее долгая и возможно счастливая жизнь, которая во многом зависит от нее самой.
И Наталья, в душе которой изначально было заложено отчаянное стремление к счастью, постепенно стала оживать. Они с мамой договорились никому не рассказывать, что с ней произошло, даже Никите, − сказали только, что она была избита и ограблена. И попросили одноклассников не навещать Наташу. Те отнеслись к этому с пониманием и только передали через Настю фрукты и сладости. Наташа решила после выписки из больницы уехать к родственникам в Воронеж и там сдать экзамены за десятый класс. Вернуться только осенью и сразу пойти учиться в медколледж, куда ее уже фактически зачислили: в этом заверила Беллу Викторовну его директриса.
Мучителей девочки так и не нашли. Да и как их было отыскать, когда не имелось ни малейших примет. В одном все были уверены: это месть Гаджиева и его родни. Но говорить об этом вслух ребятам категорически запретили: ведь ничего не было доказано и никому не хотелось новых трагедий.
Но вокруг Гаджиева постепенно сгустилась атмосфера ненависти. С ним никто не разговаривал, а учителя держались вежливо, но сухо. Наконец директор лицея решился на тяжелый разговор с дядей Акпера. Он объяснил тому, что будет лучше, если мальчик перейдет в другое учебное заведение − для его же блага. Во-первых, программу он не тянет и все идет к тому, что экзамены за десятый класс не сдаст и останется на второй год, чего в их лицее никогда не было. А если, не дожидаясь окончания учебного года, перевести его в школу с гуманитарным или экономическим уклоном, там он, может быть, этот год вытянет. Во-вторых, обстановка в классе не способствует его успешной учебе и вообще взрывоопасна.
После ухода Гаджиева в классе стало как будто светлее. И хотя одноклассники по-прежнему ходили с убитыми лицами, временами их стали озарять робкие улыбки. Они ни разу не собирались с памятного классного часа, когда разговор о религии едва не перешел в кровавую драку. Наконец, наступило время, когда лицеисты сами решили поговорить о случившемся.
− Екатерина Андреевна, а у нас еще будет классный час в этом году? − обратилась к классной Танечка Беликова. − Нам так хочется пообщаться, поговорить обо всем.
− Да когда хотите, − охотно отозвалась та, − хоть сегодня. Я тоже соскучилась по нашим задушевным разговорам.
− Высказывайтесь, у кого что на душе, − предложила ребятам Екатерина Андреевна, когда все собрались в классе после физкультуры, − только, чур, никого не обижать и выбирать выражения поделикатнее. И самим на правду не обижаться, − а принимать к сведению и делать выводы.
− Ужасно Наташу жалко, − вздохнула Танечка. − Давайте придумаем, чем бы ее порадовать. Может, Настя знает, чего ей хочется?
− Ей хочется, чтоб ее оставили в покое, − сухо отозвалась Настя. − Представь себя на ее месте.
− Почему ты так уверена? − зашумели остальные. − А может, ей нужна поддержка?
− Потому что со мной подобное случилось год назад. Только я тогда сумела за себя постоять. Но все равно, меня ножом пырнули. Я после этого долго никого не хотела видеть − кроме родителей, конечно. Поэтому я очень хорошо ее понимаю.
− Тебя? Ножом? − Потрясенный Денис даже вскочил. − Кто?
− Расскажи, расскажи! − хором закричали одноклассники.
− Как-нибудь в другой раз. − У Насти не было ни малейшего желания делиться страшными воспоминаниями. − Но я тогда в школу не вернулась, доучивалась дома. Думаю, и Наташа поступит так же. Поэтому давайте не будем ей докучать.
Ребята притихли и задумались. Наконец Екатерина Андреевна прервала молчание:
− Как вы считаете, кто виноват в несчастье с Наташей?
− Конечно, Гаджиев, кто же еще. Это он все подстроил, мы уверены.
− Но только ли он?
− Виноваты мы с Наташей, − потупив глаза, признала Настя. − Она не должна была гулять с ним. А я мало ее отговаривала. Хотя меня одна студентка предупреждала, что все это может плохо кончиться. Так и вышло.
− Да, Настя, ты виновата, − согласилась Екатерина Андреевна. − Надо было все рассказать мне. Я же просила. Почему ты мне не открылась?
− Думала, обойдется. И Наташа просила никому не рассказывать. Честно, Екатерина Андреевна, я хотела с вами поделиться, а потом передумала. Какая же я дура!
И, положив голову на руки, она горько заплакала.
− Чего ж теперь плакать, − слезами горю не поможешь. Давайте договоримся: если вас что-то беспокоит, если есть предчувствие беды, − не молчите. Знаю, вы не любите обращаться за помощью к взрослым, − но это неправильно. Поймите, у нас больше возможностей предотвратить несчастье.
− Надо Гаджиева отловить и отлупить, − мрачно предложил Денис. − Накрыть куртками и отдубасить, − мы в лагере так темную делали всяким гадам. Потому что ему ничего не будет: дядя отмажет. Хотя все понимают: это он натворил. Чужими руками, конечно.
− Денис, нет! − Учительница умоляюще приложила руки к груди. − Никаких драк, хватит! Директора предупредили, если кто его хоть пальцем тронет, лицей закроют. В этого хотите?
− Так что − пусть ему это сойдет с рук?
− Нет, конечно. Но вы не вмешивайтесь, прошу вас. Это дело взрослых.
− А я не согласна, что Наташа виновата, − тихо сказала Танечка. − Она же не знала, что с Гаджиевым нельзя дружить. Думала, он такой, как все. А он − не такой.
− Вот и нечего со всякими нацменами якшаться, − мрачно вставил Витя Самойленко. − Мало вам русских?
− При чем здесь нацмены? − У Насти от возмущения сразу высохли слезы. − Вот я, например, армянка. Так что − со мной тоже нельзя дружить?
− Ты армянка? − Витя изумленно уставился на нее. − Да ладно тебе! Если ты армянка, то я китаец.
− Потому что у меня папа русский − вот я и непохожа на армянку. Зато моя мама очень похожа. Ну так и что? С ней тоже нельзя дружить? Да она замечательная, ее все студенты обожают! Национальность здесь ни причем. Можно подумать, что среди русских мало всяких подонков.
− Нет, все-таки у них есть свои особенности: у этих азербайджанцев и всяких грузин, − продолжал настаивать Витя. − Они нетерпимые и вспыльчивые: как чуть что, сразу начинают орать. И мстительные. Не зря же у них есть кровная месть.
− Там же до сих пор средневековье, − поддержал его Денис. − Я читал: у них ты или хозяин, или раб, − никакого равноправия между людьми. А женщины − вообще существа второго сорта. Помните, что Гаджиев прошлый раз говорил?
− И, тем не менее, Настя права. − Екатерина Андреевна даже встала для убедительности. − Конечно, у каждого народа есть свои обычаи − не всегда приемлемые для других. Надо понимать: то, что хорошо для одних, для других плохо или непонятно, − так бывает, потому что все разные. Следует принимать хорошее у каждого народа и уважать его обычаи. А для этого надо их знать. Да, Гаджиев не такой, как вы, − и Наташина беда, что она этого не знала. Но это не значит, что все азербайджанские юноши способны на подлость, − я уверена, что среди них есть множество благородных людей. Что же касается Наташи, − я думаю, мы прислушаемся к Настиному совету и не будем тревожить девочку. Если она сама, конечно, не захочет встретиться. А свое внимание и сочувствие можно выразить другим способом: передать через Настю цветы или что-нибудь вкусное. Или написать хорошие слова. А ты, Таня, могла бы записать для нее свои стихи − они ей так нравились, помнишь?
− Тань, ты напиши, а я на принтере напечатаю, мне папа недавно купил. Напиши побольше. А еще я предлагаю: пусть каждый скажет Наташе что-нибудь хорошее, а я на плеер запишу. − Денис даже раскраснелся от волнения. − А потом передадим через Настю, − пусть послушает. Может, ей будет приятно.
− Вот и ладно. − Классная посмотрела на часы. − Давайте прощаться. И больше доверяйте друг другу, − в том числе и мне. И тогда все у нас будет хорошо.
− Знаешь, мне стало страшно жить − после этого случая, − призналась Танечка Насте, когда они вместе вышли из института. − Захожу в подъезд и все время оглядываюсь. И на улице от всех шарахаюсь. А ты не боишься? Ведь Гаджиев знает, что вы подруги. Вдруг захочет сделать и тебе какую-нибудь пакость.
− Волков бояться… − вздохнула Настя. − Нет, не думаю. Хотя, кто его знает? Но жить и все время дрожать − противно.
− Настя, как ты думаешь, они ее не тронули − эти подонки? Ну, ты понимаешь, в каком смысле?
− Нет, только побили. По крайней мере, так ее мать говорит.
− А ты Наташу не видела после больницы? Говорят, ее уже выписали.
− Нет, не видела.
− И она ни разу тебе не позвонила? Вы ведь так дружили.
− Нет.
− Если увидишь или позвонит, передай от меня привет.
− Хорошо, передам.
Они расстались. Но только Танечка завернула за угол, как Настю кто-то окликнул. Она оглянулась − и чуть не упала: под деревом стоял Акпер.
− Легок на помине. − Настя остановилась, пытаясь справиться с дрожью в коленках. − Что, решил теперь за меня взяться? Наташи тебе мало? А Беликова только что спрашивала, не боюсь ли я тебя. Так вот знай: не боюсь!
− Ты смелая, − кивнул он. − Но мне тебя не надо. Хочу узнать про Наташу. Как она?
− Ты еще смеешь спрашивать! − Настя задохнулась от негодования. − Ах ты гад! Подонок! Дай бог, чтобы тебе когда-нибудь было так же плохо.
− Я не гад! Мне еще хуже. Я не хотел, чтоб ее насиловали.
− Ее?! − Значит, ее? Какой ужас!
И в бессильной ненависти она кинулась на него с кулаками. Но он легко перехватил ее руки, больно сжав запястья.
− А мне не плохо? − Его скуластое лицо исказила судорога. − Я любил ее больше жизни! А она меня − козлом вонючим! Я жить не хочу! Вот нож − убей меня! Спасибо скажу.
− Пусти! Еще чего − руки о тебя марать! Все равно твоих бандюг найдут. И тебе тоже достанется, − не сомневайся.
− Не найдут. Они далеко. Очень. И сильно наказаны, очень сильно.
− Зато ты близко! Все равно с тобой разберутся. Ее брат или его друзья. Вот посмотришь.
− Дядя сказал: если кто меня тронет, плохо будет всем. Он все может − его сам губернатор знает. Скажи ее брату, чтоб не делал этого. Мне себя не жалко. Не хочу, чтобы он тоже пострадал.
− Какой благородный выискался! Как только таких земля носит! Мы все тебя ненавидим, весь класс! Лучше уезжай из нашего города, пока цел.
− Ты не понимаешь! Никто не понимает! Я без нее жить не мог, дышать! А она − сердце мне разорвала! − Его губы посинели, он с трудом произносил слова, как будто его душили. − Но я не хотел, чтоб с ней такое сделали. Это все дядя. Я только пожаловался ему, что она со мной не хочет. А он сказал, что ее накажут. Я ушел от него. Сам себя накажу. Домой уеду. Брошусь со скалы − или как-нибудь еще. Прощай!
И он быстро зашагал прочь. Настя потрясенно смотрела ему вслед. Что-то в его голосе сразу заставило ее поверить страшному обещанию. Любовь? − думала она. Что же это за любовь? Какая темная сила толкает людей на такие ужасные поступки? Из-за любви сделать подлость, а потом лишить себя жизни?
Чего же я стою? − опомнилась она. Надо рассказать обо всем взрослым. Но кому? Екатерине Андреевне? Да, только ей. Маме нельзя, − она так распереживается, что еще заберет меня из лицея. Бедная Наташенька, как же ей, наверно, плохо − после такого. Но об этом я не скажу никому. А сейчас − к Екатерине Андреевне.
− Умница! − выслушав Настю, похвалила ее классная. − Молодец, что рассказала. Мы примем меры, чтоб больше никто не пострадал. Будем надеяться, что Наташенька найдет в себе силы вернуться к нормальной жизни, − она ведь такая жизнелюбка. Ничего, девочка, все постепенно образуется. В жизни плохое всегда сменяется хорошим. Раз плохое позади, значит, хорошее впереди.
Несчастье с дочерью сильно отразилось на семье Белоконевых. Наташа теперь выходила из дому редко и только с братом или родителями. Насте всего один раз удалось увидеть ее из окна. Прежде всегда нарядная и подтянутая Белла Викторовна как-то сразу поблекла, превратившись в сутулую пожилую женщину, переставшую следить за собой. Никита выглядел мрачно, при встрече с Настей торопливо кивал и проходил мимо.
Пару раз, возвращаясь из лицея, Настя видела незнакомых людей, звонивших в дверь Белоконевых. А однажды вечером Галчонок сообщила, что Наташкины родители продали свою квартиру и купили в другом районе. Вскоре они съехали.
Накануне отъезда поздно вечером Наташа сама пришла к Насте − попрощаться. Когда Настя открыла на звонок дверь, у нее заныло сердце: такой поникшей и потерянной она никогда подругу не видела. − Наташенька! − только и сказала она, протянув к ней руки. − Бедняжка моя!
− Ты знаешь? − Наташа резко отстранилась. − Откуда?
− Акпер.
− Он тебе сказал?
− Да.
− Вот сволочь! Ему мало, что он со мной сделал, так еще и растрепался. У, мразь поганая!
− Он сказал, что не виноват, что это все его дядя. Он ему только пожаловался, что ты отказала. А дядя решил тебя наказать и нанял этих бандитов. Вроде бы, с ними уже расправились. Это было ужасно, да?
− Еще хуже! Ой, Настя! Ой, Настя, я этого никогда не забуду! Ой, как мне плохо! Я лежу… вся мокрая… а они надо мной измываются. Ой, Настя, как я хочу умереть!
Тут ее ноги подломились, и Наташа упала на пол, свернувшись калачиком. Настя кинулась к ней и крепко обняла.
− Наташенька! − Теперь они плакали вместе. − Наташенька, солнышко мое! Знай, я тебя люблю, люблю еще больше и всегда буду любить, − что бы ни случилось.
− Я знаю. − Наташа вытерла слезы, глубоко вздохнула и села, обхватив колени. − Я запишу тебе мой новый телефон, только ты его никому не давай, хорошо? И сотовый мне поменяли. Пожалуйста, никому не говори, что тебе этот гад сказал. Считай, что он все наврал. Буду стараться все забыть, как будто ничего не было. Может, получится.
− И правильно! Забудь и не вспоминай.
− Что он тебе еще наговорил?
− Что любит тебя, что не хотел этого. А еще − что сбежал от дяди и едет к себе домой. Хочет там броситься со скалы. Нож мне давал, чтобы я его убила.
− Вот сволочь! Да это все слова! И правильно − пусть бросается. Пусть сдохнет, − так ему и надо.
− Наташа, а может, он не так уж виноват? Он ведь в этом участия не принимал. Только пожаловался, и все.
− Откуда это известно? Я ведь их не видела. Любит он! Если бы любил, не допустил бы такого. Ух, как я его ненавижу! Ладно, пойду, пока меня не хватились.
Она ушла. А Настя долго еще сидела на полу − все пыталась унять разрывающую душу жалость. Потом пошла на кухню, напилась валерьянки и завалилась спать.
Комментарии