ПМЭФ -это попытка встроиться в подчиненном положении в любые западные модели

В июле 2015 г. министр экономического развития Алексей Улюкаев в очередной раз отрапортовал, что пик кризиса вот-вот пройдет, в 2016 г. начнется подъем. В марте 2016 г. все тот же Алексей Улюкаев снова отчитался о пройденном кризисе и "балансирующей около нуля" экономике. Наконец, середина 2016 г. – в рамках Петербургского экономического форума президент России встретился с представителями международного экспертного совета Российского фонда прямых инвестиций и инвестиционного сообщества. Тут он анекдотов про черную полосу в экономике не рассказывал, но сказал, что мы вот-вот скоро вырвемся из пучин кризиса:

"Мы практически преодолели спад, созданы базовые условия для выхода на траекторию роста".

Также он отметил, что российская экономика адаптировалась к новым условиям, удалось существенно снизить инфляцию и обеспечить макроэкономическую стабильность. И более того – наша экономика приобрела конкурентные преимущества благодаря введению гибкого курса рубля. И еще один важный момент – как мы до этого не вводили ограничения для движения капитала, так мы этого и не будем делать. Хотя тут же президент добавляет, что "перезапустить рост после кризиса 2008 г. РФ пока не удалось".

Так ли все позитивно, и когда мы уже, наконец, перешагнем красную кризисную линию? Об этом в беседе с Накануне.RU рассказал экономист, экс-зампред Счетной палаты, эксперт Московского экономического форума Юрий Болдырев.

Вопрос: Кажется, мы уже не первый раз слышим подобные заявления? Ранее о скором росте экономики говорил и Алексей Улюкаев, и Алексей Кудрин? Что в итоге, мы преодолели кризис?

Юрий Болдырев: Здесь важно сделать два акцента. Первое – российская экономика вообще ничего не преодолевала, были всего лишь колебания мировой экономики, произошло некоторое повышение цен на энергоносители, и все. Никакого другого достижения или успеха нет.

И второй акцент: в условиях, когда не просто снизились мировые цены на нефть, и поэтому мы стали чуть хуже жить, а когда убедительно продемонстрирована бесперспективность всей прежней модели экономического "развития", а на самом деле прозябания, потворствования деградации – в этих условиях уж президент как глава государства должен был бы беспокоиться не о формальных цифрах падения или роста, проистекающего из конъюнктуры мирового рынка. Он должен бы озаботиться совсем другим вопросом – возникли ли в России условия для научно-технологического развития?

Если уж он выступает перед фондом прямых инвестиций - то вопрос должен быть в том, возникли ли условия для инвестирования в научно-технологическое развитие, строительство новых промышленных высокотехнологичных предприятий? Так бы должен был мыслить и с таких позиций выступать национально ориентированный президент. Но этого, к сожалению, нам пока не дано.

Вопрос: А что дано? По каким показателям можно адекватно рассудить, что мы имеем на сегодняшний день?

Юрий Болдырев: Знаете, я не стану переговаривать то, что недавно очень хорошо излагал наш экономист Владислав Жуковский. Важно одно, с моей точки зрения, - нет никаких тенденций, касающихся именно повышения спроса не голословного, а хорошо оплачиваемого спроса на инженеров, конструкторов, ученых, нет никакого разворота лицом к Российской академии наук.

Приведу вам одну цифру, чтобы было понимание. Реальное научно-технологическое развитие для такой огромной страны, как Россия, без интенсивных вложений в фундаментальную науку невозможно. Такое вот случайное совпадение – через знаменитый панамский оффшор виолончелиста провели ровно такую же сумму, какая официально в бюджете на 2016 г. выделена на всю фундаментальную науку.

$2 млрд – 130 млрд руб. – в результате каких-то странных махинаций наших полугосударственных корпораций, если верить опубликованным данным, каким-то образом практически из нашего кошелька увели. Вот вам цифра абсолютно показательная. Понятно, что эти документы было бы правильно перепроверить в рамках независимого парламентского расследования, которое должно быть проведено независимо от президента и правительства. Но получается, что увели от нас ровно такую же сумму, какая выделена на всю фундаментальную науку в 2016 г.

Если бы у нас в совокупности разворовывалось 10% от того, что выделяется на фундаментальную науку – это было бы ЧП, это надо было бы разбираться. А когда только через один панамский оффшорчик вывели столько, сколько выделяется на всю фундаментальную науку – все 100% - это не катастрофа, это просто полная бесперспективность управленческой и социально-экономической модели.

Вопрос: Это уже к теме о невведении ограничений для движения капитала?

Юрий Болдырев: Есть основания подозревать в этом решении и владельцев панамских оффшоров  - не в их интересах вводить ограничения на движения капитала.

Если перед обществом и государством стоит задача развития, то, конечно, ничто не мешает ввести соответствующие налоги, не препятствующие закупке высокотехнологичного оборудования, станков, технологий, лицензий и так далее, но препятствующие фантастическому объему финансово-спекулятивных операций.

Налог даже в 1-2% от объема таких операций резко снизил бы их привлекательность при условии – подчеркиваю – введения надлежащей ответственности и мотивации в деятельности руководителя Центробанка. Потому что так называемый налог Тобина – должен соответствовать уровню колебаний на валютном рынке. Если Центральный банк позволяет, допускает или даже провоцирует колебания в какие-то моменты чуть ли не 100%, то, конечно, никакой налог Тобина не поможет.

Но если, скажем, ввести применительно к Центробанку требование, чтобы колебания были, скажем, в пределах 1,5%, то налог Тобина в 2% решит проблему. Но – еще раз подчеркиваю – через панамские оффшоры были проведены совсем другие деньги через другие механизмы.

Ключевой вопрос – введения надлежащего управления в работе с госсобственностью, полугосударственными корпорациями, нужно расследовать все сомнительные дела, которые осуществляют эти компании и корпорации, в результате которых и появляются такие замечательные "виолончелисты-миллиардеры".

Вопрос: Тогда как оценить слова президента о том, что экономика приспособилась к новым условиям, приобрела конкурентные преимущества – это просто популизм?

Юрий Болдырев: Нет, я боюсь, как бы не получилось так, что эти фразы отражают совсем иное – что "круг моих "друзей-виолончелистов" приспособился к новой реальности". Мне бы хотелось, чтобы президент заботился больше об интересах всего общества, государства и развития.

Вопрос: Тогда что значит – подъема экономики нет? Будет ли он, как предсказывали правительственные экономисты?

Юрий Болдырев: Мы же с вами не звездочеты. Они связывают подъем исключительно с верой в то, что мировая экономика как-то выкарабкается без каких бы то ни было наших с вами созидательных усилий. Сама выкарабкается. Соответственно вырастет спрос на энергоносители, а Россия как поставщик этих энергоносителей просто не будет обижена в результате этого процесса.

Но этот процесс никоим образом не будет способствовать тому, чтобы мы начали развиваться. Вот у нас предстоит памятная дата – 22 июня. Три четверти века с момента трагического начала тяжелейшей драматической войны. Фундаментальное различие между тем, что было тогда, и тем, что есть сейчас - можно спорить, были ли преступления в период правления Сталина, или это были вынужденные меры, мы знаем, что разные силы по-разному оценят этот период, об этом можно спорить, но что безусловно – каждый день перед войной сокращал наше научно-технологическое, промышленное, оборонное отставание от развитого Запада.

И точно так же, к сожалению, вынужден констатировать, что каждый день сегодня при сохранении этой управленческой и социально-экономической модели - в том числе и тот день, если сбудутся прогнозы Улюкаева, что цена на нефть пойдет наверх, и мы опять начнем расти – все равно будет усугублять наше отставание от стратегических конкурентов-противников.

Вот в чем фундаментальная разница. Недостаточно сегодня просто склонить головы в траурную дату и помянуть предков – надо приложить усилия для того, чтобы радикально развернуть эту пагубную, деградационную управленческую социально-экономическую модель.

Вопрос: То есть все сводится к тому, что Правительство просто ожидает более высокой цены на нефть?

Юрий Болдырев: С учетом того, что у нас сегодня принято ругать Правительство и, вроде как, хвалить президента, я вынужден подчеркнуть, что здесь нет различия между президентом и Правительством. Наша высшая управленческая верхушка, наша нынешняя управленческая и социально-экономическая модель не дает нам никаких перспектив.

До тех пор, пока не будет осуществлен радикальный разворот в целеполагании, в методах управления, задачах, стоящих перед обществом и государством – никаких позитивных перспектив, долгосрочных перспектив у нас нет.

Вопрос: Если говорить про военный период и советскую эпоху – тогда ведь была идея, тогда была идеология. Может, надо в этом ключе поработать? Смена парадигмы? 

Юрий Болдырев: Поработать – хорошее слово. Собственно, чем мы занимаемся? Каждое подобное интервью - это и есть такая работа. А то, что происходит сегодня на Питерском экономическом форуме – это работа на противоположное, на полный отказ от самоидентичности. С точки зрения целей, смыслов и задач – это попытка встроиться в подчиненном положении в какие бы то ни было любые практически западные модели. Вот фундаментальная разница.

Должен напомнить, что по Конституции Россия является социальным государством. Что такое социальное государство? Это государство, в котором все подчинено интересам социума. Как бы ни было написано про права отдельного человека, это ясное указание на цели и смыслы существования государства. Все должно быть подчинено интересам не олигархата, не внешних экономических субъектов, не транснациональных корпораций, не "Газпрома", не "Роснефти", не "Бритиш петролиум", а интересам нашего социума. А интересы социума совершенно противоположны тем социально-экономическим моделям, которые пока предлагает нам наша управленческая верхушка.