Ю. Лазарев. Дневник лейтенанта Горелова. Часть 2. Глава 11. Морской волк.

XI

Морской волк

«Всё ещё 15 мая. 23.40. Борт скр «Лёгкий». Японское море.
Удивительно, но вместо того, чтобы страдать, обливаясь слезами, я спокойненько пишу дневник. Ну, не совсем спокойненько. Я думаю, что стресс от взрыва и гибели людей был сильнее, чем переход на «Лёгкий». Возвращаться домой на плавучем морге тоже не легко. Представляю себе картину: подходит «Трибуц» к стенке, на ней начальство при параде, оркестр, жёны прибывающих. И госпитальная машина за покойником.
И с каким сердцем садился бы я в отпускной самолёт?
И говорил бы с НЕЙ о любви уже послезавтра, когда стоит мне закрыть глаза, и вижу эти куски обгоревшей кожи Садовникова на мертвенно бледном и кровоточащем теле?
Портрет я отдал Маленко. Будет, что будет. И так шансов мало было. Согласно теории Стефанцова меня так просто к ней не пустят. И то, что случилось – ещё одно тому подтверждение. Впрочем, это слабая попытка самооправдания при очередной неудаче.
Первый день на новом месте прошёл. Естественно, не без проблем.
СКР «Лёгкий» – один из первых корпусов 1335 проекта, ещё не модернезированного. Наш ракетный комплекс на нём не универсальный, а только противолодочный. То, что корабль староват, заметно. Содержится не шикарно. Авралов по подготовке корпуса к покраске явно давно не случалось.
Наша задача – слежение за американской группировкой, участвующей в ежегодных американо-корейских маневрах «Тим Спирит». Срок – около месяца.
Познакомился с командиром корабля, замполитом, старпомом, офицерами боевой части и частично с остальными подчинёнными. Командир, капитан 3 ранга Хорев, какой-то нервный. Картавит сильно. На корабле недавно. До этого был командиром морского тральщика. Авианосцев в глаза не видал. Потом – классы, и вот – скр 2 ранга. Замполит, капитан-лейтенант Морозов, тоже как-то неспокоен. Впрочем, их можно понять.
Старпом – наоборот. Невозмутим. Капитан 3 ранга Борисов. Он в личной беседе сказал мне, что назначен вот только что и надеется, что не надолго. Был здесь штурманом. После боевой службы собирается перейти в штаб бригады флагманским.
Замполит предупредил, что у обоих моих офицеров проблемы со спиртным. Даже у командира группы Хрющенко, который наше училище в прошлом году закончил, и уже чуть из-за пьянок не развёлся с женой. Ну, а Григорьев - ясное дело. Я ему сразу дал понять, что никаких «ПДО»!
Старпом рекомендовал за спиртом, который заперт в сейфе каютном, следить. Лучше вообще в старпомовский сейф переместить. Сейфы здесь ненадёжные. Матросы имеют обыкновение их «брать». И каюту закрывать на ключ рекомендовано. Но я же помню разговор с Долиным: мой каютный сейф самый надёжный на корабле. Его замок по персональному заказу изготовлен.
Меня приняли нормально. Разместили в каюте № 19 вместе с юным штурманом прошлого года выпуска. Это его первый длительный выход в море. Удивительно, но он оказался младшим братом бывшего штурмана «Трибуца» Миронова. И очень на него похож.
Эх, отвык я от общего письменного стола в каюте! Очень мало места на общей книжной полке.
Вещи отставшего минёра я аккуратно собрал и упаковал в шкаф. С разрешения старпома кое-что из его формы взял себе. Благо, размеры подошли. Ведь всё моё осенне-весеннее осталось на «Ревностном». А за бортом – всего 12 градусов тепла. Обогрев корабля ужасный. На ходовом просто холодно. После тропиков мне это особенно неприятно.
Были уже и первые проблемы на службе. Я попытался принять хозяйство БЧ. Как Стефанцов учил. От имени прежнего командира БЧ сдавал мне имущество тот самый пожилой комбат Григорьев. Так вот, в одном из наших погребов среди пустых укупорок от торпедных взрывателей я обнаружил укупорку со взрывателем кислородной торпеды. А это означает, что одна из торпед этим взрывателем не снаряжена. На боевой службе это недопустимо. Пришлось срочно незаряженную торпеду выявлять и дозаряжать.
Чтобы узнать, которая торпеда без взрывателя, нужно было протащить все кислородные из аппаратов вперёд. Повезло, что уже вторая выдвинутая торпеда оказалась искомой. Вторая труба правого борта. Но на этом везение кончилось. Торпеда не захотела вставать назад на своё место! Заклинило насмерть!
Так мы и шли с торчащей из аппарата торпедой. А шторм усиливался. Вечер приближался. Когда я понял, что усилий боевой части недостаточно, доложил старпому. Тот прислал мне в помощь командира БЧ-5 и его бойцов. Механики прикрепили кроме обычного «велосипеда»  ещё и мощную таль к стальной балясине трапа на надстройке. Балясина изогнулась, но торпеда в аппарат не пошла. А потом и трос тали порвался!
Но на этот раз я выкрутился. Мне пришла в голову мысль рискнуть выдвинуть торпеду ещё значительно  вперёд, чтобы попытаться её сдвинуть, и не втягивать её в аппарат сзади, а с разгона толкнуть спереди. И это получилось. Слава богу! Но что же её сволочь держало?
Хороши бы мы были с торчащей торпедой на глазах вероятного противника!

В общем, вот такое малорадостное начало. За исключением! Эпопея с торпедой закончилась вот только что. А уже в четыре утра мне заступать вахтенным офицером. ДА! Я снова буду стоять ходовые вахты, и это первое приятное известие. Хотя, спать традиционно хочется.
Идём в сторону Японии. Подходим к острову Уллындо. Море – 4 балла.
16 мая. 10.15. Корейский пролив. Море – 4 балла. Температура воздуха - +14. Дождь, мелкий и противный. Серый пейзаж. Недалеко то самое место, где взорвался «Трибуц».
Ещё два неприятных открытия на «Лёгком».
Первое. В строю на ночном разводе вахты я обнаружил не более половины заступающей смены. Причём все – только молодёжь. И те опоздали. Ни одного старослужащего. Доложил на ходовой. На «Ревностном» немедленно подняли бы командиров БЧ, чьих людей не хватает. На «Трибуце» просто сыграли бы учебную тревогу. А здесь: «Сейчас старпом на командирскую заступит. Пусть разберётся», - ответил на мой доклад с ходового командир. Но старпом меня на верху успокоил: «Сами заступят».
Второе. На «Лёгком» нет системы отдыха ночной вахты. Вообще нет. То есть, матрос, стоящий «собаку», ложится в четыре, встаёт в семь и ещё «пролетает» обеденный перерыв. Я приказал своим офицерам составить график дополнительного отдыха для «ночников» и ежедневно приносить мне его на подпись. Как на «Ревностном» было. Кстати, офицеры внаглую дрыхнут по каютам.
Я отстоял свою первую вахту. С четырёх до восьми утра. Начало было странным. Командир, сменяясь, как-то подчёркнуто холодно обошёлся со старпомом. И меня зацепил за то, что я «смирно» не крикнул, когда командир с ходового спускался. Какое «смирно» ночью?
Впрочем, первая вахта удалась. Старпом объяснил мне, что наша цель – пройти в район выполнения задачи скрытно, то есть позволить себя обнаружить как можно позднее. Сказал, уселся во флагманское кресло и замолчал.
Я тут же подумал, что днём никаких шансов спрятаться от чужих глаз и радаров здесь, в проливе, у нас нет. С рассветом нас японские рыбаки заложат. Но и сейчас, ночью, есть возможность проколоться, поскольку совсем близко с нами параллельным курсом то ли японский, то ли корейский военный корабль идёт. Я и докладываю старпому: «Справа шестьдесят, дистанция сорок – иностранный военный корабль. Предлагаю сбавить ход до двенадцати узлов и подвернуть влево для увеличения дистанции».
Старпом только ответил: «Делай».
Я все эти свои идеи выполнил. Поскольку враг никак на наш маневр не отреагировал, я понял, что мы пока не замечены.
Потом ещё несколько навигационно опасных целей было. Нужно было уходить от них на как можно большем расстоянии. Чтобы не опознали. Сначала старпом на мои рекомендации по маневрированию отвечал: «Утверждаю». Потом просто отфутболил: «Расходись с ними сам». Задремал? Часам к семи утра Борисов мне вдруг говорит: «Слушай, Горелов, ты где это так ловко с таким большим количеством целей расходиться научился?» Я важно отшутился: «Пришлось поплавать немножко». Для метода Деменцова наша ситуация – простейшая.
А потом начало светать. И действительно, параллельно с нами и уже впереди шёл японский фрегат. Нас он обнаружил около восьми утра после того, как мы с их же рыбаком разошлись на близкой дистанции. Так как было уже светло, я перестал прятаться. Тут же фрегат прицепился к нам. Японцы на нём такие аккуратно одетые в очень закрытые тёплые комбинезоны. Шапочки с длинными козырьками. Бортовой номер – 219. Название – «Ивасэ». Вдвое меньше нас. Бедняга. Его по нос зарывает в штормовую волну. Самое необычное в нём это то, что с момента нашего обнаружения ни один лишний человек у них на верхней палубе не появился. То есть, зрелища советского цирка нет, в отличие от всех европейских и американских вояк. Не вываливают они на нас посмотреть. Это такая японская гордость? Достойно! Если вспомнить русско-японские военно-морские взаимоотношения, то у нас до сих пор перед ними должок. А у них – преимущество.
Но мы уже в районе выполнения задачи. До Пуссана – 50 миль. Требование командования дойти незамеченными выполнено.
Старпом опять спрашивает: «А как ты догадался, что он военный, ночью»?
А всё же просто. Во-первых, они завсегда скоростью 18 узлов ходят (гражданские – 10-14).
Во-вторых, у западных боевых кораблей характерное расположение ходовых огней, и на траверзных углах их легко отличить от гражданских. Я их столько насмотрелся!
Кажется, старпому я понравился.
Да! А как штурман обрадовался, когда японец за нами увязался: «Нас заметили!!!»
14.00. Зарядили РБУ бомбами. Тоже с проблемами. Долго не могли набить давление в правой КМП.
Немножко поковырялся в знакомых до боли «Пассате» и «Динозавре». Исправны, но не ухожены.
На «Лёгком» кошмарные порядки в кают-компании. Кормёжка весьма посредственная. Офицеры одеты кто во что. На «Ревностном» разрешалось быть в синих рубашках только подсменной вахте. На «Трибуце» в кают-компанию офицеры допускались исключительно в кремовых рубашках. Даже вахте приходилось переодеваться. Здесь же – кто во что горазд: кителя, куртки, механик в комбинезоне сидел. Но, главное – весь обед командир разносил то одного офицера, то другого. На любом корабле это считается дурным тоном. Даже старпом «Трибуца» в кают-компании во время приёма пищи позволял себе не более, чем едкие подколки. А на «Ревностном» из-за единственной подобной выходки замполита, помнится, лейтенанты устроили демонстрацию протеста.
Офицеры и мичмана с бойцами общаются почти только на орах и матюгами. Это, видимо, считается признаком требовательности и строгости порядка. Зато компенсируется это жуткой бесконтрольностью. Я заметил, что годки здесь не пуганные, а караси совершенно забитые! Многие с ссадинами на руках и лицах. В том числе и в БЧ-3. Надо бы разобраться. Замучился прислонять встречных бойцов к переборкам, проходя по коридорам. Только с третьего раза приучил годков вставать при моём приходе в кубрик. На рожах недовольство. Ничего, привыкнут.
Посмотрел документацию боевой части. Такой запущенности я не видел! Нет даже документации ДВС . Ладно, выгребем! Придётся привлекать подчинённых офицеров. Но надо же ещё и их бумажки посмотреть. Мне ещё не приходилось офицерами командовать. Но, честно говоря, никаких комплексов по этой части я не чувствую. В моём рабочем ежедневнике на завтра – около двадцати пунктов плана.
20.50. Отстоял очередную вахту. Ещё в себя не пришёл! Уже темнело, когда мы наехали на встречный американский ордер. Это весьма знакомый мне «Энтерпрайз» с сопровождением. Он постоял пару недель на Окинаве и поменял театр действий. Но мы знали, что это не наша цель. Мы на встречу «Мидуэю» идём. К тому же за «Энтерпрайзом» уже шёл кто-то наш. Подошли поближе. Наш – это скр 1335М. Пригляделся – бортовой номер 712.
ЭТО ЖЕ «РЕВНОСТНЫЙ»!
И если бортовой номер старый, то… То он только ещё ВОЗВРАЩАЕТСЯ С БОЕВОЙ СЛУЖБЫ?!
Как же я люблю вон тот кусок железа! Это же там сейчас и Шура, и Гордей, и Лаптев, и Горох и все наши!
С разрешения старпома я связался с «Ревностным» по ЗАС. Представился, спросил, как дела. Ответил спокойный голос Скрябина. Дела нормально. Как Владивосток, спрашивает? Тут у меня комок к горлу подкатил. Кажется, едва слезу не пустил. Не смог я ответить на этот вопрос. Мои подробности не для эфира. Не положено. Передал привет командиру, офицерам и всему экипажу. «Спасибо», - ответил Скрябин: «Тебе тоже привет от всех. Конец связи».
Встреча с «Ревностным» меня как-то выбила из боевого настроя. Бросить бы всё, да туда! Люблю их всех!
Кажется, я опять хочу в отпуск.
Так. Что же ещё на вахте до этой встречи интересного было?
Штурман молодой второй день толком не спит. Его же подменять некому. Старпом отпускает его на своей вахте на час-другой. Но так Миронов долго не протянет. И, несмотря на недосып, он пару часов доставал меня и офицера разведки из штаба флота рассказом о своём героическом походе на «Смольном» из Балтийска к Шетландским островам во время училищной практики.
Старпом опять похвалил меня. На этот раз за хорошее руководство БИПом, сигнальщиками и рулевым в ходе разведки ордера «Энтерпрайза». А я набрался смелости и предложил свои услуги в качестве второго штурмана. Ведь надо же и Миронову отдыхать! Но старпом сказал, что не хочет остаться без надёжного вахтенного офицера в такой обстановке. Кроме меня, оказывается, среди вахтенных офицеров опыт длительных плаваний только у командира БЧ-2 и каплея Григорьева имеется. Но я своё предложение развил: готов во время своих четырёх часов вахты на ходовом полностью и штурмана заменять. То есть, нести две вахты сразу!
Борисов удивился и сказал, что подумает. С командиром надо посоветоваться.
Хочется порисовать. Сегодня же начну очередную иллюстрацию к Стефанцовской книге.
 17 мая. 23.50. Цусима. Море – 3 балла. Облачность – 12 баллов. Температура воздуха - + 16.
Ну и денёк выдался!
С 8 до 12.00 стоял вахту с командиром. Да, он действительно очень нервный, дёрганный. Реакция на изменение обстановки просто непредсказуема. Почему-то особенно болезненно он реагирует на «самовольное» переключение скорости вахтенным офицером. Это когда я при маневрах скорость телеграфом переключал. Он запретил, разрешив менять скорость только изменением оборотов по «Каштану» через ПЭЖ.
Нашли «Мидуэй». С ним всего два фрегата типа «Нокс». Следуем за ними на юг. Предположительно – в сторону Окинавы. Американцы выделили для нашего сопровождения фрегат «Локвуд». Мы встали в двадцати кабельтовых левее и сзади авианосца. Японец отстал. Начинается основная работа.
С нами на вахте находился капитан 3 ранга, разведчик из штаба флота. Я с ним на «Вы», ни имени, ни фамилии не знаю. Он как-то сочувственно ко мне относится. Кажется, кроме меня ни с кем и не общается. Он рассказал мне, что несколько лет назад среди мусора, выброшенного американцами за борт, был обнаружен графический план проведения учений «Тим Спирит». И с тех пор ход учений ни разу от этого плана не отклонялся. В общем, действуют союзнички по шаблону, без творчества. Сейчас у южного побережья Кореи они формируют две авианосные многоцелевые группы и десантный отряд. Потом будут обрабатывать авиацией районы Южной Кореи, «захваченные» северянами. Потом совместно с корейцами и при поддержке авиации высадят десант в районе южнокорейского Пхокана. Для Союза это опасно тем, что сил группировки хватит, чтобы нанести мощный удар по советскому Приморью. А для броска к нашим границам достаточно ночи. Поэтому мы здесь. А оружие против авианосца у нас только одно – мои кислородные торпеды. Ракеты отпадают, так как наш комплекс на этом старом корабле всего лишь противолодочный.
Экипаж третьи сутки без полноценного сна! После подъёма дежурный по низам обнаружил многих бойцов спящими. В том числе и моих. Но мои отдыхали после вахты, согласно утверждённому мною графику. Вот за это меня и выдрали. За обедом я получил грубую выволочку от командира. Под ехидные смешки моих же офицеров. Я с трудом, но промолчал. Обед не время для драки. Но последнее слово осталось за мной. Прикинувшись растерянным, я себе под нос, но так, чтобы все слышали, пробурчал, что, согласно директиве об организации боевой службы, положено производить ежедневные подведения итогов во всех подразделениях. А на «Лёгком» этого даже в распорядке дня не предусмотрено. Надеюсь, что и командир, и замполит, и офицер вышестоящего штаба намёк поняли.
За день сделано немало. Облазил свои заведования. Тяжкое впечатление. Кстати, почти ни в одном корабельном отсеке не горит аварийное освещение. Видимо, аккумуляторы не заряжены. Я это заметил, когда внезапно рубанулся генератор, резервный почему-то секунд тридцать не включался, и с минуту была полная темень. Хорошо, что я этот проект знаю, как дом родной.
Поговорил с мичманами и старшинами БЧ. Тоскливая картина. Никакого блеска в глазах.
Поговорил с комсоргом. Ещё хуже. Тихий и безынициативный парень. Сделал ему график соцсоревнования и объяснил, как его вместе с командирами подразделений вести. Согласно документам бюро ВЛКСМ, орган самоуправления коллективом,  не переизбран и не собирался с сентября прошлого года.
Пытался дать команду по трансляции на построение своей БЧ. Запросил на это «добро» у старпома. Он отослал к дежурному по низам. А того не было на месте полтора часа! Рубка просто была пустой! В это же время и рассыльный командира исчез!
Раздел матросов. Много синяков и ссадин. ИХ БЬЮТ! Молодых, естественно. Бьют умело, чтобы не очень заметно было. Весёленькое дело. На все вопросы отвечают стандартно, вроде: шёл, споткнулся, упал, гипс…
Во время малой приборки перед ужином по трансляции передавали «Голос Америки»! Трансляторщик, вероятно, баловался на досуге, а потом ушёл из поста и забыл выключить эфир. И НИЧЕГО!!! Особиста на корабле я пока не заметил.
Я как раз ходил по своим объектам приборки. Моих офицеров там не нашёл. Но и НИКОГО из мичманов и офицеров нет! Сидят по каютам под замками. Приборку делают исключительно молодые.
Проверил приём пищи матросами за ужином. Кормёжка прискверная. Меню нет. Дежурный по низам в столовой  отсутствует. Бачкуют первогодки. На приличных кораблях накрытие столов – давно обязанность дежурной службы. Годки едят явно сытнее. Получается полный набор признаков неуставных взаимоотношений!
 Пока только наблюдаю. Что же делать?
Авторитаризм?!!
Вот только союзников совсем нет. Эх, мне бы сюда пару бойцов с «Ревностного» или Черепанова с «Трибуца»! Любой из нашей БЧ пригодился бы!
18 мая. 03.40. 150 миль юго-западнее южного побережья Кореи. Море – 3 балла. Облачность – 9 баллов. Температура воздуха - + 15. Следуем за авианосцем «Мидуэй». У них – полёты авиации. Достаиваю ночную вахту со старпомом.
Здорово. Старпом отправил штурмана спать, а я правил вахтой на ходовом и за штурмана одновременно. И получилось! Авианосец много забот не доставил, а с штурманией я совсем легко и с удовольствием справился. Ох и ужасный же почерк у штурманёнка! Я обычно пишу, как курица лапой. Но в штурманском журнале – только ровным чертёжным шрифтом! А этот…
Сам старпом дремал в кресле, в дела не вмешивался. Получается, что управлял кораблём Я!
На ночном разводе перед вахтой опять повторилась та же картина: половина вахты не пришла, остальные опоздали. Тогда я задержал заступление новой вахты до тех пор, пока все не собрались. Но пришли только караси. Годки по ночам спят. Или?.. Графиков вахты боевых частей у дежурных не было. Приказ на дежурство действительности не соответствует. Фикция. Ну и болото! А ведь так просто привести всё в норму. Надо всего-то, чтобы офицеры начали свои простейшие обязанности выполнять.
19 мая. 03.15. У южного побережья Кореи. Море – 4 балла. Дождь. Температура - + 12.
Заканчиваю восьмой час вахты. Вторая собака подряд. Зато теперь имею право поспать до девяти утра. Отвоевал право! Осмотр и проверку Григорьев проведёт.

Ай да я!
Денёк опять выдался тяжёлый. Но, ничего!
День прошёл в трудах праведных. Проверял занятия по специальности, документацию батареи и группы, графики дежурства и вахты, провернул минёрскую кладовку, погреба, беседовал со старшинами. Всё записывать смысла нет. Везде бардак, но бороться с ним начинать надо.
Попытался поговорить с народом на подведении итогов. По поводу их непротивления мерзавцам, пытающимся заставить их служить себе, а  не Родине!
Молчат. Поддакивают. Годки снисходительно улыбаются.
Ещё случилась неисправность аппаратуры предстартовой подготовки ракетного комплекса. Григорьев важно так сообщил, что исправного ЗИПовского блока нет. Проверял меня, похоже. Но мне удалось быстро найти и заменить неисправное реле. Это куда проще драконовских поломок. Кажется, старик Григорьев от меня такой прыти не ожидал.
Я ведь Одиссей, а не Геракл. Но и конюшни придётся чистить.
Самое интересное произошло перед ужином. Офицеров корабля впервые собрали на подведение итогов!
Само это мероприятие на подведение итогов и не походило. Это был монолог командира обо всём и ни о чём. Хорев вообще любит публичные выступления. Особенно по трансляции. Чем-то он на батьку Махно из «Александра Пархоменко» похож. Или на Бурнаша? «В бессильной злобе красные комиссары подсылают своих наймитов, чтобы мутить народ против славной армии батьки Бурнаша!»
Так вот, сказав речь перед всеми офицерами, он отпустил командиров групп. Когда те вышли, сходу влупил мне выговор за повторное нарушение распорядка дня в БЧ-3. Я же опять разрешил утренний (кстати, он не знал, что и вечерний тоже) отдых ночной вахте! Да ещё лично его проверил, выгнав пару пристегнувшихся к законному сну румынских тунеядцев и командирского холуя-соглядатая рассыльного из своих кубриков. Х. орал, что я добиваюсь, чтобы «матгосы только спали бы и ничего не делали, подгывая боеготовность!». Я всё молча выслушал, прикинувшись испуганным, а в конце, когда традиционное «есть вопгосы?» раздалось, сказал, что хочу сделать заявление. Хорев, видимо, от излишней уверенности в себе, разрешил. Спасибо Стефанцову за его совет: пусть думают, что ты трус; ошибка противника тебе же на пользу! «Слабость спасётся через силу!» Я встал и сказал так: «В каждом кубрике на «Лёгком» висят выписки из приказа Командующего флотом. Эти выписки содержат перечень действий, характеризуемых как «неуставные взаимоотношения»; один из этих пунктов – «лишение возможности уставного отдыха (сна)». Есть в этих выписках также адрес и телефон приёмной командующего, куда ОБЯЗАН обратиться каждый военнослужащий, обнаруживший признаки нарушений уставных взаимоотношений. Кстати, «лишение сна» не единственный признак неуставных взаимоотношений на корабле. Так вот, первое, что я сделаю, сойдя на берег – доложу командующему флотом, что командир скр «Лёгкий» организовал на корабле систему неуставных взаимоотношений и препятствует борьбе с ней. И уверяю вас, что адмирал Хронопуло, с которым я знаком лично, разберётся, КТО и ЗАЧЕМ снижает боеспособность экипажа. И ещё я требую СРОЧНОГО созыва партсобрания корабля». Сказал и сел.
Наступила мёртвая тишина.
«Замполит! Захватите стагпома, зайдите ко мне». И пулей из кают-компании! Дошло, с кем связался?
А уже в 20.00, устроив моральную экзекуцию опоздавшим и уклоняющимся от развода, я заступил на вахту с командиром. Это был потрясающий спектакль! Он довёл меня до белого каления, но я чувствую, что морально не проиграл!
Мы шли за авианосцем, который начинал маневрирование для заправки от танкера, и готовился к ночным полётам. Х. заставил меня работать за сигнальщиков, за БИП, за офицера разведки и вахтенного офицера одновременно! Даже разведдонесение к нулю часов меня заставил составлять, хотя это вахтенного офицера уже никак не касается непосредственно! Всю входящую информацию я обязан был принимать и передавать командиру лично, убедившись в её достоверности не по докладам, а своими глазами! А он, командир, как будто слышал и видел только меня, хотя вся верхняя вахта регулярно докладывала на ходовой по громкой связи. Я носился весь в мыле от рулевого к сигнальному мостику, от мостика в БИП, из БИПа к тахометру и т. д. Все эти события сопровождались мерзкими махновскими провокациями. Например, у Х. обнаружилась манера сначала проверять выполнение своего приказания, а потом отдавать его.
Эпизод первый.
Идём сзади и левее авианосца параллельными курсами. Авианосец показывает нам световым сигналом, что готовится совершить поворот на новый курс. Американцы международные соглашения знают!  
Х.: «Вахтенный офицег! Уточните в БИПе кугс авианосца и доложите наш кугс».
«Наш курс - 150, идём параллельными курсами», - я бегу в БИП, уточнаю ЭДЦ авианосца и уже вижу по приборам и чувствую, что мы поворачиваем. И слышу команду командира рулевому: «Лево гуля!»
Вбегаю на ходовой.
Х.: «Вахтенный офицег! Почему Вы непгавильно доложили наш кугс и кугс авианосца?»
Я: «Авианосец на повороте. Мы тоже поворачиваем. По Вашей команде».
Х.: «Это не имеет значения! Вы обязаны докладывать мне об изменении обстановки!»
Я: «Но Вы начали поворот в моё отсутствие!»
Х.: «А почему Вы не доложили, что мы начали повогот?»
Хоть стой, хоть падай!
Подобные ситуации повторялись всю вахту. Эпизод второй.
Доклад из ПЭЖа: «Товарищ командир! Прошу в течение пяти-семи минут отключить правый двигатель и иметь самый малый левой машиной. Необходимо устранить неисправность системы охлаждения правого маршевого двигателя».
Х.: «Добго!»
Проходит три минуты.Обстановка прежняя.
Х.: «Вахтенный офицег! Сгедний ход!»
Я: «Есть средний ход! Левая вперёд средний».
Х.: «Вахтенный офицег! Полный ход!»
Я: «Есть полный ход. Левая вперёд полный».
Х. (орёт): «Вахтенный офицег! Почему машина не отгабатывает? Почему вы об этом не докладываете?» Это при том, что прямо перед ним установлен командирский тахометр.
Я: «Машина не отрабатывает, поскольку правый двигатель с Вашего разрешения отключен, а левому вы дали добро держать самый малый. Механики раньше, чем через четыре минуты хода дать не смогут физически».
Х. (орёт): «Гогелов! Вы хотите сказать, что мои пгиказания можно не исполнять? Выполняйте пгиказание! Полный ход!»
Тогда я подхожу вплотную к машинному телеграфу, прикладываю руку к козырьку и, обращаясь к оному механическому устройству, тоже во весь голос кричу: «Обе машины вперёд полный!»
Х. соскакивает с кресла, подбегает ко мне и орёт прямо в лицо: «Вы не умеете нести вахту! Вон с ходового! Заступите в следующую смену!»
Я-то заступлю. Но, кажется, Х. устал от этого побоища не меньше меня. Это Стефанцов мне советовал: «Когда самодур хочет задавить тебя потоком дурацких вводных, отвечай ему встречным потоком дурацких докладов. Он первым не выдержит!».
Пока я сдавал обстановку Григорьеву (кстати, тем самым я освободил его от ночной вахты и обеспечил себе подмену на утренний распорядок дня), командир тихо сидел в своём кресле. И никакие доклады ему не нужны. А ведь в обстановке ничего не изменилось! А уже через полчаса я, вновь подровняв заступающую смену, заступил на ходовой. Там уже старпом был. Кстати, кажется, некоторым годкам, которых я уже приучил-таки выходить на развод, показалось, что я заступаю в ночь специально, чтобы их пасти!
Ну и Хорев! Бросил меня в терновый куст. Где же, как не на нормальной ходовой вахте мне лучше всего отдыхается? На «Разумном» раз был случай, когда я добровольно простоял три вахты подряд вместо офицеров БЧ-2, которые сразу несколько своих стрельб проводили, и желательно было их от вахт освободить. Но меня никогда ещё не снимали с ходовой вахты!
Вахта выдалась наиспокойнейшая. Штурмана я опять послал спать. Послушал по радиомаяку концерт Доны Сама с Окинавы (она на базе американской выступала).
Вот только разговор со старпомом меня несколько расстроил. Он рассказал, что…
Оказывается, «Лёгкий» после предыдущей боевой службы попал на ремонт в «Дальзавод». «Сюда же всех говнюков с эскадры списали. А и до того корабль не малина был. Случалось, за ночь в самоволку до тридцати бойцов разом ходили! Когда продукты загружали, половину ящиков тушёнки до кладовой не доносили! Спирт литрами крали. Девок на корабль приводили! Командир командует тоже всего четыре месяца и без особого успеха. Не колыхай ты это поганое болото. Годки в море справные, лишнего себе не позволят. И командира в покое оставь. Он тебе и так вчерашнего не забудет. Зато отдых до и после вахты разрешил. Официально тебе сообщаю. Мне дослужить здесь спокойно хочется. И тебе майорская должность на «Трибуце» светит. Я знаю».
Я не успел сосредоточиться для ответа, поскольку получена очередная вводная: нам необходимо повернуть к северу (мы почти до Окинавы дошли), быстренько заправиться от родного «Калечицкого», который обитает недалеко в этом районе, и следовать к границам Японии, где пропал наш СДК-241, следовавший в Камрань. Погода штормовая! Тут же по общекорабельной трансляции (ночью!) раздалась патетическая речь Х. по этому поводу. Сейчас вычислю курс для перехода в точку встречи с «Калечицким».
Вот такой денёк был.
Да! Чуть не забыл. Юра Мишаков!
Наш невезучий Мишаков. Я четыре дня на корабле, а только сегодня обнаружил, что корабельным электриком здесь – лейтенант Юра Мишаков! Это один из тех лейтенантов, которые ездили с нами в командировку на Север. И почему это он ещё лейтенант? И встретил я его странным образом. Прохожу я днём по офицерскому коридору, случайно заглядываю в каюту, дверь которой открыта. А там такая сцена: на стуле притулился Юра в расстёгнутом кителе и грустно кормит обычную корабельную крысу, которая сидит у него в трёхлитровой банке на столе!

Поговорили, конечно, коротенько. Теперь у меня хоть один хороший знакомый здесь есть. Ещё пообщаемся подробнее.
11.30. Меня никто не поднял. Продрых до одиннадцати. Красота! Но дела-то стоят! Море разболталось до 5 баллов. В каюте всё, что могло упасть, валяется на палубе. Приборщик оставил ведро с водой. Теперь эта вода вся на каютном коврике.
Проснулся от того, что Миронов громко искал на книжной полке свежее Извещение мореплавателям, которое я, якобы, «куда-то переставил». Все книжки мои и его оказались сброшенными на стол.
Я встал, выспавшийся, и тут же нашёл ему эту брошюрку, на том же месте, где она и стояла прежде.
Расставил свои бумаги на прежние места на полке. И обнаружил, что мой штурман то ли от нервов, то ли от негодования, сшил скрепкосшивателем конверт, в котором Наташина фотография лежала. Вот гад, салабон! Слава богу, что сам снимок не пострадал. Я тут же Миронову сказал, что, если повторится такая ситуация, пририсую его невесте рога и усы. Её фотография на столе под стеклом лежит. Он так серьёзно воспринял!
После окончания этой сцены я привёл себя в порядок, немного подумал и решил вновь поместить Наташино фото под стекло стола. Ведь она у меня как талисман, ангел-хранитель! Ох, много бы я дал за то, чтобы сейчас с ней поговорить.
16.20. СДК-241 найден! Вот он, пред нами, в тридцати кабельтовых, идёт курсом на юг. Но идёт он по японским терводам и НИКОГО не замечает! А как же он может заметить, ведь на его мостике НИКОГО НЕТ! Они там живы вообще? Вроде, не Бермудский треугольник.
И здорово же его болтает на штормовой волне!
Нам, чтобы сблизиться с ним, пришлось бы тоже залезть на японскую территорию.
Мы легли параллельным курсом, пытались вступить с пропащим СДК в контакт. Вызывали его по радио, светом, флажными сигналами. Стреляли в его сторону сигнальными ракетами! Никакого проку.
Недалеко от СДК идёт «Ивасэ» и делает то же, что и мы: пытается привлечь внимание нарушителя. Безрезультатно.
А ведь по нашим законам следующим действием японца должен стать предупредительный огонь в сторону нарушителя! Он ведь может предполагать, что наш сдк специально по их территории идёт, а мы его прикрываем!
Командир говорит: «Сейчас они авиацию позовут и либо стрелять должны, либо дипломатические проблемы будут. Я уже доложил Комфлота. Что же мы ещё можем сделать?»
Что за паника? Это вам не Охотское море. Япония – страна цивилизованная. В их водах правила мирного прохода действуют . Я выбрал подходящий сигнал из международного свода, добавил слово «извините», записал это русскими буквами и приказал сигнальщику передать светом в сторону японца: «Excuse, the ship suffers disaster».  Японец тут же запросил у нас «Нуждаемся ли в помощи?» и, получив отрицательный ответ, прекратил сигналить.
17.50. Судя по карте, этот позорный корабль советского флота вышел таки из японских тервод. Они просто кончились (граница повернула на восток). Теперь мы можем сблизиться с ним.
18.25. Забыл записать, что всё происходящее я наблюдаю с ходового поста, поскольку опять стою на вахте, стою с командиром, но он ко мне сегодня не цепляется.
Мы подошли почти вплотную к СДК-241. И  вот теперь он нас заметил! На мостике появился сигнальщик. Тут же СДК вышел на связь по радио. Я, говорит, никаких тервод не нарушал, вас сейчас заметил, сигнальщики, прочая вахта и связисты бдили. Всё в порядке!
А мы, что, прозрачные? Что у нас с флотом делается? Передали на СДК разгромную телеграмму командующего.
19.45. Заканчиваю вахту. Идём на север. Скоро заправка от «Калечицкого». Дальше – на линию дозора за американо-корейской группировкой. Это у Пусана.
У нас частенько барахлит правый маршевый двигатель. Как бы не пришлоась на «одной ноге» ходить.
Ужасно хочу шоколада! Конфеты и шоколад у нас с Шурой, кажется, ещё в Средиземке кончились. Пока жара была, такого желания не испытывал.
20.30. Я в своей каюте. «Перевариваю» полученный сигнал.
Итак, придя с вахты в закрытую каюту, обнаружил на столе алюминиевую камбузную тарелку, в которой лежала дохлая крыса. Приборщик – предатель? Хотя, ключи от каюты не трудно подобрать. Думаю, это их послание. Следствие моих сегодняшних действий во время обеда. А случилось вот что.
Я проверил приём пищи своими бойцами. Выяснилось, что годкам кладут гораздо больше мяса, чем молодым. Причём не только у меня в БЧ. Пришлось восстановить справедливость. А тут ещё заметил, что некоторые годки в обед вместо чёрного хлеба едят здоровенные бутерброды со сливочным маслом. А ведь в обед масло и белый хлеб давать не положено.
Поинтересовался. Откуда? Ответили, что сэкономили за счёт завтрака. Тогда я эти бутербродики взвесил. Оказалось, что масла в них больше, чем суточная норма. Переписал фамилии этих экономных и пообещал, что по этому поводу добьюсь административного расследования. Вот за это и крыса. За что же ещё? Ладно, разберёмся. Топор войны раскопан!
Среди обжор всего один мой оказался. С ним я сам работу провёл. Ясное дело: камбуз и хлеборезка под годковским контролем.
Сначала собрался поговорить с замполитом. Но вспомнил, что тот работает по общему здесь принципу: стращать и непущать. Сходил к старпому. Рассказал. Тот ответил, что я его достал, и что, если у меня в одном месте свербит, то он разрешает мне в рамках старпомовских полномочий любые действия. Вплоть до права давать распоряжения командирам БЧ и строить экипаж по малому сбору. И я уже успел от имени старпома дать указание командирам БЧ контролировать каждый приём пищи подчинёнными. Пока не наладится.
Эх! Королевствишко маловато!
Лучше всех меня командир БЧ-5 понимает. Только он тоже совсем новенький. Не очень энергичный, но всё же сочувствующий. И ещё Юра Мишаков.
23.55. Сегодня продолжил изучение ведической философии. Стефанцов разрешил мне взять эту книгу с собой. А я обещал вернуть лично вместе с материалами для его книги по древнерусской истории. И сразу же наткнулся на потрясающую информацию. «Ригведа» – это сборник стихотворных гимнов о деяниях Богов и людей. Это волшебные сюжеты, но в них содержатся действительно философские идеи. Да, ведических Богов много. Даже точно неизвестно сколько. Но все они –«разные имена единого бытия»! И их сила едина, и сила эта ОГРАНИЧЕНА неким великим космическим законом бытия, который выше Богов! Закон этот называется «Рита». Он и противостоит тенденции беспорядка, хаоса и энтропии!!!
Что-то я не пойму, это древняя теология, или необходимое добавление к современному чистому материализму? Помнится, несколько месяцев назад я упоминал в дневнике о принципе самосовершенствования и самоорганизации материи, механизм действия которого – загадка для современных учёных. А древние мудрецы его знали!
19 мая.  07.15. Корейский пролив. Море – штиль. Облачность – 0 баллов. Видно Корейское побережье и остров Цусима одновременно. Давно не было хорошей погоды. Температура - + 18.
Заканчиваю очередную вахту. Заходим на швартовку к «Калечицкому» для заправки. Нашли наше разведсудно «Протрактор». Он нам будет помогать. Или мы ему?
11.40. Закончили работу с «Калечицким». Под присмотром южнокорейского эсминца (№ 917). Заправились всем. Заодно и помылись. Если этот кошмар можно назвать помывкой. То пар, то холодная вода. Отвык я от режима экономии воды.
Запретил приборщику своей каюты стирать свои рубашки: «Ты это халуйство брось!»  Понятно, что каютные приборщики фактически исполняют роль деньщиков, но стиркой своих вещей я сам занимаюсь.
16.50. Только что закончил анализ результатов анонимного анкетирования личного состава. Этой технологии я научился у В. Г. С помощью таких анкет выявляется внутренняя структура коллектива. Результаты понятные. Явного положительного лидера нет. Но четыре наиболее авторитетных бойца существуют. Только один из них старослужащий. Симпатии распределены в основном по возрастным группам. Зато не любят двоих годков почти все. И ещё одного молодого. Таких обычно и давят больше других. Надо беречь от суицида. Моральную обстановку в коллективе большинство оценивают на три балла по пятибалльной шкале. Мичманов ни в грош не ставят. Из командования БЧ наибольшим  доверием пользуюсь Я! Это у же большой плюс. Ведь всего-то несколько дней командую.
Материал ценный. Ещё подумаю над ним.
Вот что меня мучает. Принципы организации живой и неживой материи по идее одинаковы. Почему способность материи, в том числе живой природы, самоусовершенствоваться и самоорганизовываться на людей не распространяется? Почему, когда люди сами по себе живут, их образ жизни к низменным образцам стремится, а не к «Царствию Божию?» Не заложено природой механизмов общественного самосовершенствования. Вмешательство необходимо. Христос или Ленин. Но они смертны. Что же делать? Чего хочет от нас Бог-Вселенная?
Работа над рисунками к книге Стефанцова идёт полным ходом. Чем дальше, тем интереснее. Созрело уже множество идей и предложений. Планов – громадьё!
19.40. Продолжаю биться за уставной порядок в БЧ. На каждом построении я повторяю, что грубость, насилие и унижение сильным слабого – это попытка возврата старого общества господ и холопов, и что я буду бороться с виновниками этого явления как с классовыми врагами. Кажется, мои труды в боевой части стали приносить первые плоды. Порядок на заведованиях значительно улучшился. Вахта и дежурство похожи на то, что было у нас на «Ревностном». Бойцы более-менее высыпаются, становятся общительнее. Офицеры уже не дрыхнут внаглую в рабочее время. Я им даже замечаний не делаю. Просто прихожу в каюту и спрашиваю, например: «Ребята, можно я за вас приборку проверю?» (вариант – физзарядку проведу?) «Вы же люди пожилые, слабые и болезненные». С кислыми мордами, но выходят трудиться! Ничего, даст бог, мы и здесь подготовимся к своему главному бою.

Но кают-компания меня угнетает! Монологами командира, тем, что поговорить не с кем, что нет юмористов, вроде Гордея или хотя бы ядовитого циника Снегиря. На «Ревностном» или «Трибуце» с любым из офицеров на любую тему можно было поговорить.

В стране такое творится. Есть что обсуждать. А здесь… Пожуют молча и расходятся тихо. Пианино расстроено совершенно. А еда – бурда. За такой стол меня на «Разумном», на котором я заведовал кают-компанией, повесили бы.
Интересно, пошёл ли Шура в отпуск? Поступил ли Стефанцов в академию?
Выжили ли погорельцы?
20 мая. 02.40. Вышли в Японское море. Море – 3 балла.
Произошло следующее. Сегодня у меня нет ночной вахты, поэтому я обошёл ночью заведования и зашёл в кубрики. Троих моих годков в постелях не оказалось. На вахте не стояли. В постах наших никого не обнаружил. Где же они?
С разрешения старпома построил БЧ по большому сбору в столовой. И тогда мои годочки оказались в строю. Где были? «А мы, тащ, лунатики. По кораблю гуляли». Рожи довольные, кажется, под градусом. Но я-то, дурак, полчаса до того с Юрой Мишаковым за встречу по сто грамм пропустил! Поэтому ни сам светиться не могу, ни их толком обнюхать. Старался не дышать, чтобы матросы спиртного не учуяли. С Юрой как свяжешься, так какая-нибудь неудача… Пока оставил этот случай без последствий. Есть где-то у них нора, малина! И, видимо, там не только мои по ночам развлекаются!
Надо как-нибудь выбрать момент подходящий и побродить ночью по дальним шхерам.
С завтрашнего дня буду проводить со старшинским составом политзанятия и занятия по всем видам общей подготовки. Надо познакомиться поближе и искать возможного главаря. А вдруг он не старшина? Да и есть ли он в этом болоте?
Вот что я подумал: «ЕСЛИ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ОБЩЕСТВЕ НЕТ ПОКА ЕСТЕСТВЕННЫХ МЕХАНИЗМОВ САМОРЕГУЛЯЦИИ И ПРОГРЕССА, ТО, ЗНАЧИТ, НА ТО НАМ И ДАНЫ РАЗУМ И СОВЕСТЬ, ЧТОБЫ ЭТИ МЕХАНИЗМЫ СОЗДАТЬ!» Это и есть задача, поставленная сверху. Надо ЭТО записать подробнее!
12.50. Море стихло до одного балла. Солнечно. Вышли на линию дозора недалеко от корейского города-порта Пхокана. Здесь будем караулить. Авианосцы и десантные корабли. Они сейчас там, в Пхокане. Бухта закрыта от моря сопками, и их не видно. Задача будет похожа на ту, которую «Ревностный» выполнял у Крита. Только придётся на ежедневные выезды вероятных противников вместе с ними выходить. И ещё здесь недалеко «Протрактор».
Много корейских рыбацких судов. Часто расходимся с ними на близкой дистанции. Корейцы приветливо машут нам руками. Что рыбаки машут, понятно, но и военные с патрульного катера, который к нам приставили, тоже! Да, это совсем не японцы.
17.00. В 15.00, разумеется, на моей вахте, американцы вышли из бухты и, построившись в ордер, двинулись на юг. Авианосцев нет. Всего 16 кораблей: штабной корабль «Блю Ридж», десантные вертолётоносцы «Н. Орлеан», «Ванкувер», танко-десантные корабли «Шенектеди» и «Денвер», десантные корабли «Б. Каунти», «Дархен», танкер «Пессампсик», корабль снабжения «Циммерон», семь фрегатов и эсминцев. Мы пристроились чуть сзади ордера. Получил приказание Х. занять позицию и держать её при любых маневрах  наблюдаемой группы.
Будем держать. Но почему позиция не внутри ордера? Здесь мы  отличная мишень.
Провернул несколько постов и кубрик. Нашёл всякой крамолы массу: от фотографий пьянок на корабле и в увольнениях (самоволках?), до бутылок из-под спиртного и примерзкой порнухи. Журналы дембельские – просто срам. Надо сделать, как на «Трибуце» у Стефанцова было – в кладовке специальный стеллаж выделить для матросских вещей, таких, которые в кубриках хранить нельзя. Всё по ящикам и под замки, всё официально. Лучше пусть свои сокровенные вещицы и голых тёток там держат, под моим контролем, зато по всему кораблю это валяться не будет.
Найденные фотографии дали мне некоторый материал для размышления. Кажется, среди моих годков нет корабельного главаря. Больше всех на хозяев и организаторов пьяных оргий на снимках похожи несколько человек из БЧ-7 и БЧ-5. Жаль, плохо ещё всех знаю. Надо присматриваться.
 И ещё. Сильно наказывать я за этот разврат никого не стал, а публично высмеял годков перед строем экипажа на ближайшем малом сборе, продемонстрировав их примитивные дембельские альбомы с пошлыми картинками. И пообещал, что дней через пять предложу всем желающим рисунки для альбомов своего исполнения без пошлятины и похабени. Кажется, это выглядело эффектно.
Между тем «Лёгкий» под руководством старпома совершил акт пиратства по отношению к корейским рыбакам: присмотрели буйки краболовок и повытаскивали эти корейские снасти, обрывая их якоря. В связи с этим за обедом подали свежесваренных крабов. Я не ел из принципа, сославшись на пресыщенность морепродуктами (такое и вправду имеет место). Напрямую высказывать своё возмущение местному царью не осмелился. Ведь весь корабль ест деликатесы и нахваливает старпома. Старпом здесь, пожалуй, самый авторитетный офицер. Полный контраст с неврастеником Хоревым. Но спокоен Борисов до равнодушия.
21 мая. 07.40. Всё началось вчера на закате с маленького облачка у горизонта. А сейчас уже около пяти баллов. Все корабельные мероприятия отменены: крен доходит до 32. Страшновато. Такой крен близок к углу заката.  На «Лёгком» хватает горе-специалистов, которые могли бы, например, неправильно залить воду или топливо в цистерны, что особенно опасно при шторме. Ночью спалось ужасно. В каюте плохо закрываются двери шкафчиков, и на большой волне из них с грохотом вываливались всякие предметы. Приходилось вставать, укладывать и закрывать. А в четыре я заступил на очередную вахту.
В ходе развода на вахту выяснилось, что кубрики завалены укаченными бойцами. Не все оказались способными заступить на службу. В том числе некоторые весьма наглые до того годочки. Надеюсь, то, что я не укачиваюсь, стало ещё одним плюсиком в нашем противостоянии.
Американцы дошли почти до Корейских проливов и повернули назад. «Калечицкий», который идёт во Владивосток, доложил, что обнаружил авианосцы «Мидуэй» и «Энтерпрайз» с сопровождением. Они уже севернее нас. Кроме «Скайхоков» морской пехоты нас стали облетать и «Хорнеты» с авианосцев.
Опять служил в одиночестве. Поначалу на ходовом был командир. Мы слегка погавкались с ним по поводу моего «либерализма». Но я же просто не ору на людей, не гоняю их за зря. Зато за дело они у меня по всей строгости устава получают. Хитрецов и лентяев в БЧ-3 хватает. Это вам не «Ревностный», и даже не «Трибуц». Объяснять ему, что такое стиль руководства считаю бесполезным. Я здесь не либерал и даже не демократ. А аргументов против того факта, что у меня в БЧ улучшилась дисциплина, стало меньше замечаний по ДВС и заведованиям, он не нашёл. Но с воспитательной беседы о необходимости повышения требовательности и усиления строгости начинается почти каждая моя вахта. Толкнул речь и ушёл вниз, к себе в каюту. Дверь туда открыта, и он услышит, если я вдруг переключу ручку телеграфа. Но я не переключаю.
Тогда я опять отпустил штурмана. Американцы маневрировали не много. Да и позиция мне задана лёгкая. Это вам не в строю соединения ездить, когда на каждый сигнал флагмана приходится быстро реагировать, соображать, как его команду выполнять, а потом ещё и маневрировать. И всё это не теряя позиции в строю! Особенно много такого счастья у меня было на Балтике, на «Ревностном». А уж сейчас-то справимся.
Что-то я давно так спать не хотел. Выдыхаюсь?
18.50. Вчера при ночных обходах было два замечания типа: «в тамбуре №… валяется банка из-под консервов». А сегодня обнаружилась пропажа из кладовой провизии трёх ящиков тушёнки. Старпом назначил меня проводить расследование по этому случаю.
22 мая. 00.40. Японское море. Волнение – 3 балла. Пасмурно. Температура воздуха - + 14. Холодновато. А ведь ещё недавно снега хотелось.
Только что с вахты. Стоял с командиром. Но тот спустился к себе, и они там втроём вместе со старпомом и замполитом громко резались в козла.
Шли на одной левой машине.
Вахта началась с довольно забавного эпизода, когда, начав движение по традиционному маршруту, «Ванкувер» дал команду двум корейским десантным кораблям следовать ему в кильватер. Они начинали движение, и стали пытаться выполнить эту очень простую команду флагмана. Между ними и американцами находились мы. «Лёгкий» лежал в дрейфе с двумя шарами, очередной раз пытаясь завести капризную правую машину. Корейцы сначала начали обходить нас с разных бортов. Потом почему-то развернулись на 360. Передний даже отрабатывал задним ходом. Потом вернулись в точки, откуда начали движение. Только теперь они сами встали один за другим и обошли нас по левому борту. Напоминало это эпизод из «Бриллиантовой руки», когда Геша пытался обойти милиционера, стоявшего на пороге подъезда дома Семён Семёныча.
Дальше всё пошло вроде бы обычным порядком. Шли позади ордера. И именно в этот раз американцы задали мне задачу. Еле выпутался.
Уже шёл одиннадцатый час. Вместо силуэтов кораблей виднелись только ходовые огни.
Американцы обычно предупреждали нас о своих поворотах сигналами советско-американского свода: «Готовлюсь к повороту влево…» И поворачивали точно в ту сторону, которую указывали в сигнале. Обычно – градусов на тридцать-сорок. Повернув, следуют новым курсом, не обращая внимания на корабли вероятного противника. Едут как танки. Не дай бог у них на пути оказаться. Но мы и не оказывались. Я только старшего на ходовом оповещал, что ордер начал маневр поворота на новый курс.
И на этот раз после соответствующего предупреждения «Ванкувер» и все остальные начали поворот. Я по «Каштану» в каюту командира: «Товарищ командир, ордер поворачивает влево». А он орёт мне не по связи, а так, голосом из своей каюты (она же совсем близко к ходовому): «Удегживать назначенную позицию!»
Я опять по «Каштану»: «Есть удерживать позицию».
Даю команду: «Руль лево десять». Стою дальше, наношу точки целей на маневренном планшете, чтобы побыстрее высчитать курс и скорость, которыми мне придётся с пути сзади идущих кораблей ордера улепётывать. Здешний БИП мне в этом плохой помощник. Но американцы поворот всё не заканчивают и не заканчивают. Мы тоже ворочаем. Так продолжалось до тех пор, пока я не допетрил, что они повернули ровно на курс, ведущий их на меня! И ещё ход увеличили!
А это означает, что мне не то что свою позицию, мне свою безопасность сохранить сложно. Ведь опасных целей сразу несколько, дистанции до них малы, а запас скорости у меня ограничен. И времени на принятие решения – минута. Как представил я себе, какая паника начнётся, если я сейчас единственной машине скорости поворотом ручки машинного телеграфа добавлю!.. Да я объяснять обстановку дольше буду, чем осталось времени на принятие решения!
Почему-то вспомнился жуткий случай, когда у меня на глазах собачонка-подросток перебегала улицу в месте интенсивного движения. Первая машина успела затормозить, но другие, из следующих рядов, её и видеть не могли. Сбили, только визг и кровища!
Когда американцы, наконец, легли на новый курс, дистанция до «Ванкувера» составляла всего двенадцать кабельтов! Минуты две я просто уходил от него, но дистанция сокращалась, так как он шёл быстрее. Необходимо минимум три минуты, чтобы разобраться в курсах и скоростях участников этого столпотворения. Мне удалось, следуя правилам метода Деменцова, найти безопасный пятачок, куда можно уйти и там лечь на параллельный ордеру курс. Но, чтобы попасть туда этой вот нашей скоростью, мне пришлось бы пройти по носу у «Циммерона» всего в восьми кабельтовых, подставив ему свой правый борт! Но, кажется, это единственно возможный выход.
И я дал рулевому новый курс, а в ПЭЖ скомандовал увеличить обороты до максимально возможного. Запустить форсажные двигатели времени уже нет. Но команду  дал.
Сначала всё шло согласно расчетам. Что-то сбилось только в самом опасном месте – под носом у «Циммерона». Мы пересекали его курс на дистанции явно меньшей расчётной. Возможно, они ещё добавили скорости. Я уже ничего не мог бы сделать! Холодный пот выступил.
Американец тоже отслеживал ситуацию. Он хоть и в десять раз тяжелее нас, но тоже не желал стать участником навигационного происшествия: предупреждал нас об опасности по радио, сигналил светом, запускал ракеты! Однако, ход он не снижал. Огни «Циммерона» почти нависали над нами. Представляю, что в этот момент в наш адрес на его ходовом говорили!  Ну, прямо как мы в адрес скр-241! Разошлись мы всего в двух кабельтовых!!!
Гора с плеч! Теперь и американцы притормозили.
После всего этого мне оставалось только отстать на прежнюю позицию за «Ванкувером».
К концу вахты командир, зевая, поднялся на ходовой. Я запросил добро запустить форсажный, так как американцы прибавили ход. Всё в  порядке.
14.30. Только что я прочитал «Насадия-сукту», один из знаменитейших гимнов «Ригведы». Это гениально!
«Насадия-сукта» -  маленькая поэма о зарождении Вселенной. Сначала хотел просто записать эти 29 строчек в дневник. Но надо же попытаться осмыслить, если возможно. Это поэтическое описание начала всего. Найти простые прозаические слова для этого, кажется, невозможно. СУЩЕЕ, Единое возникло из НЕ-СУЩЕГО – покрытой тьмою ПУСТОТЫ, лишённой движения, смерти и бессмертия. И никакого Творца! Боги появились позже Мироздания! И, мало того, автор ещё и вопросы там задаёт, сомневаясь в том, что кто-либо точно знает, как всё произошло!
Это больше чем материализм. Это перешагивание через вопрос о соотношении между бытиём и сознанием к более важному вопросу, вопросу о зарождении Вселенной, - к вопросу о соотношении СУЩЕГО и НЕ-СУЩЕГО! Ведь наша современная наука этот вопрос старается обходить.
23.20. Море – 3 балла. Пасмурно, периодически идёт мелкий холодный дождь. Мёрзну.
«Наверху» день прошёл в слежении за американо-корейскими силами. К вечеру вернулись к Пхокану. С берега слышна канонада. Американцы дрейфуют вблизи городской бухты и рядом с нами. Разведчик говорит, что делают они это специально, так как стоит бросить якорь и, согласно их законам, с экипажа сбрасывают денежные надбавки.
Обнаружили дрейфующую в надводном положении американскую подводную лодку «Грейбек». Кажется, она – единственная американская дизелюха. На ней когда-то стояла одна из первых американских крылатых ракет – «Регулус» - почти копия немецкой «V-1”. И весь тот проект был воплощением гитлеровской мечты о подводных лодках – носителях ракет. Зато теперь эта лодка  – носитель отряда высококлассных подводных диверсантов. Наблюдали их, вылезшими наверх поглазеть на нас. Ничего ребята. Супермены. Они тоже участвуют в обеспечении высадки. Слава богу, вахта ППДО у нас не несётся. Не стоим на якоре.
Обычный трудовой день? Провёл зачёт со старшинами по устройству корабля. Знания – хуже молодёжи на «Ревностном». Даже устройства шлюпки толком не знают. Пришлось их попозорить. Правда, половина старослужащих на «Лёгкий» попала незадолго до боевой службы, но о существовании на 1335-м уникального иллюминатора ниже ватерлинии как о достопримечательности корабля обычно любому карасю рассказывают! Про пуанкалувр вообще молчу.
Закончил расследование по случаю пропажи тушёнки. Формально - никаких результатов. Точнее, результат есть: явное укрывательство и круговая порука. Взлома-то не было. Но никто ничего не знает. Никто ничего не видел. Все ключи на месте, печати целы. А тушёнка исчезла! Я уверен, что это дело рук годковской мафии. Крабы наскучили?
 У меня было мелькнула мысль обратиться за помощью к местному особисту. Должен же он знать, кто на корабле главный в этой банде. Но, если он знает, то почему мер не принимает?
Известно по слухам, что в каждом подразделении у особиста имеется свой человек. Глаза и уши. Дело для безопасности вполне приемлемое. Но почему-то в борьбе с годковщиной эта сеть не работает. Пример – убийство матроса Почанина на «Способном» несколько лет назад. БПК «Способный» участвовал в морских учениях, пару недель находился в Японском море. Служба снабжения по какой-то причине не завезла на корабль муку перед выходом в море, и хлеб оказался в дефиците. Не то, чтобы голод (другая-то еда имелась), но в условиях наглой годковщины молодым матросам пришлось несладко. Любой дефицит на таких кораблях распределяется с приоритетом сначала для кают-компаний, а затем, разумеется, – для годков.
И однажды утром матроса БЧ-3 Почанина обнаружили в кубрике мёртвым. Расследование установило, что накануне вечером он стащил из хлеборезки буханку хлеба, чтобы съесть её ночью и поделиться с такими же, как он, бедолагами. Годки его вычислили и заставили всю эту буханку всухомятку съесть. И всю ночь били. К утру парень скончался.
Весь Тихоокеанский флот об этом случае знает. Но мне известно больше, от Стефанцова. Дело в том, что накануне того самого учения некий чин из особого отдела, курировавшего новостройку, срочно отозвал из БЧ-3 «Трибуца» одного матросика, и откомандировали его именно на «Способный». Вероятно, по какой-то причине своего человека у них там не оказалось. Взяли из неплавающего экипажа. Так Стефанцов и узнал, кто у него в БЧ был «глазами и ушами», а кто, стало быть, не был.
Вот и получается, что человек особиста целую ночь наблюдал за происходящим в румынском кубрике «Способного» убийством, но, либо не доложил, либо…
Вобщем, решил я продолжать борьбу в одиночку. И почему партсобрание не созывают?
Командир собрался наказывать меня (за некачественное проведение расследования) и помощника по снабжению. Святого человека! Со мной всё ясно. Я жертву не назначил. А помощника-то за что?
Интересна трансформация понятия «святой» в современном языке. «Святой» – это человек безвольный, безропотный и неосведомлённый! Это церковные догмы виноваты. Нашему миру нужны люди совестливые, но и деятельные.
Чёрт с ним, с моим наказанием. Решено: обеденные перерывы отменить, вечерних фильмов не показывать, организовать массовые авральные работы. Ещё не придумали где и для чего. Это знакомо. «Чтобы негодяи содрогнулись и ужаснулись!» Но негодяи, думаю, только порадуются, что за их проделки отдувается весь экипаж.

Перед вечерней приборкой я, пользуясь старпомовскими полномочиями, построил экипаж по малому сбору в центральном коридоре, рассказал о ничтожных результатах расследования по тушёнке и сказал приблизительно так: «Вы-то многие знаете, чьих рук это дело! Я не требую назвать их имена. Я только сообщаю вам, что все вы, кто не участвует в подобных мерзостях, имеете право и обязаны смотреть с презрением на этих гадов, отнимающих еду у своих товарищей! В море! При выполнении боевой задачи! Они наверняка мнят себя героями, этакими суперчеловеками, а вас считают быдлом. На самом же деле они просто воришки, не способные переносить обычные для настоящего мужчины трудности морского похода».
Потом была приборка, а потом ужин.
После ужина я зашёл в каюту и обнаружил результаты очередного ответного удара. Моя карта, лежавшая до того под стеклом на столе, та самая, на которой я отмечал свой путь, пройденный за боевую службу, лежала на столе, скомканная в комок. Развернув её, я увидел начертанное на ней изветсное русское слово из трёх букв. Один из отрезков, образовывавших букву «Х», упирался во Владивосток и заканчивался стрелкой! Угроза?
Но это не всё. После более детального осмотра я обнаружил, что с полки исчезли мои книги: «Александр Невский» (ЖЗЛ), «Приключения бравого солдата Швейка» Гашека, первый том сочинений ОГенри и, самое ценное, - «Рассказы о художниках» (великолепная иллюстрированная подборка «огоньковских» жизнеописаний величайших художников мира от Вероккио до наших дней). Вот же сволочи. Это же всё подарки моей родной тётушки из Ферганы были!
Как же противно чувствовать, что лапы какого-то подлого вора захапали любимые тобой вещи! И как теперь их искать?
Хорошо ещё, что дневник и папка с рисунками, краски лежали в сейфе запертыми.
Быстро же среагировали, гады! Значит, НЕ ПОНРАВИЛОСЬ? Значит, моё давление достигает цели?
Когда немного успокоился, смог всё это записать.
А ведь за мной, похоже, следят. Среди бела дня без уверенности в том, что я не войду сейчас в каюту, такое дело не сделать.
Надо теперь беречь дневник. Чтобы не увели. И ценные сведения шифровать. На всякий случай.
23 мая. 10.20. Японскоре море близ Пхохана. Облачность – 4 балла. Температура воздуха - + 18. Впервые за эти дни – полный штиль. Надолго ли хорошая погода?
Командир рассчитывает, что хотя бы на день. Именно к хорошей погоде он привязал авральные работы. После утреннего проворачивания техники экипаж отправляется на корпусные работы. До вечера, с получасовым перерывом на обед. А все годки – чистить трюма! Понятно, что это наказаеие за кражу из кладовки, но обставлено так, что чистка самой грязной цистерны производится по убедительной просьбе механика, которому вконец надоели постоянные засоры фильтров двигателей. Поэтому отскочим подальше в море и ляжем в дрейф, чтобы и врагов из вида не упустить, и цистерну почистить. Вообще-то чистить цистерны в море запрещено. Но если очень надо… Помнится, на «Ревностном» у Мадагаскара также поступили.
И что будет? Думаю, это годков только сплотит. А ещё и мне персональный вред. Расследование-то я проводил. Значит и идея о массовых репрессиях – моя!
И реакция была мгновенной. О работах объявили на утреннем построении, а уже в ходе утреннего проворачивания техники обнаружил новый акт агрессии. Мне сломали дракона. Но уж в этом-то шаге они точно просчитались! И теперь есть более конкретные данные по годковской мафии.
Вскоре после того, как  технику включили в электрическую, командир группы доложил, что не работает линия горизонтальной наводки РБУ. Я вызвал на командный пункт Григорьева, а сам спустился в «Динозавр». Приказал вскрыть соответствующий прибор системы и осмотрел его. И очень быстро всё стало ясно. Ведь это же родная сестра той линии, которую я тогда, у Сокотры на «Ревностном», ремонтировал. Я же её иногда во сне вижу!
Самая настоящая диверсия. Такой естественный обрыв, какой был у меня на «Ревностном», сымитировать невозможно. Там контакт реле залип. А здесь - провод одного из реле аккуратно отпаян от места штатной спайки и припаян к свободному контакту.  Несведующий человек при внешнем осмотре этого и не заметит. Тонкий расчёт, но побочные симптомы для опытного специалиста сразу указывают на отсутствие конкретного сигнала, а дальше – только по цепочке пройтись.
Я поначалу сделал вид, что не заметил. Надо искать врага, и шанс отличный!
Кто мог? Григорьев – дока, но не в технике группы управления. Знаю, что Хрющенко вчера вечером на вахте стоял, а ночью его, по лености, ни за что добровольно в пост не загонишь.  Тревог не случалось. Мичман, старшина команды, простужен и лежит в каюте с температурой. Тоже не шибко энергичный, да и нет у него на меня зуба. Остаются на подозрении бойцы.
У меня в БЧ  трое годков. Один из них – как раз старший матрос С. Как раз он и есть –электрик ПЛО и, в отличие от матросов-первогодков, знает систему неплохо. Он, думаю, и сделал диверсию!
Конечно, доказать, кто конкретно это сделал, даже экспертиза не сможет. А массовых и необоснованных наказаний я не сторонник. Дождался конца осмотра и проверки, созвал в пост «Динозавр» всех своих старшин, свободных от вахты. Сказал: «Никому ни слова! Или вот этот недоумок  (здесь я показал на того годка-электрика) под трибунал пойдёт, поскольку речь идёт о диверсии – деле, достойном трибунала, если учесть, что мы находимся при выполнении боевой задачи». И тут же на глазах у всех перепаял провод на место. Система заработала. «Это вам не книжки по каютам тырить!»
Пусть идут с богом. Слух пойдёт, мне на пользу. А с С. надо поработать поплотнее.
17.40. Еле отмылся после авральных работ.
 Сегодня я попросил старпома освободить меня от вахт. Всё равно в дрейфе лежим. И напросился поруководить работами в трюме. Надо было там ситуацию исправлять. Старпом, разумеется, с радостью согласился. А то ему самому пришлось бы торчать возле этих горловин в машине.
Пришлось вспоминать, как бывало на «Ревностном» вкалывал вместе с бойцами на всех грязных работах. Построил я годочков в машине, объявил, что работаем вместе, так как дело весьма для корабля важное. Сменял свой новенький комбинезон на самый грязный у одного из карасей и полез в трюм с первой же сменой. Ну и мерзко же в цистерне! Особенно противно касаться острых металлических рёбер, которые разделяют днище цистерны для сокращения площади свободной поверхности. Пару раз переноска тухла, так совсем жутко!
Отработал четыре смены по двадцать минут с двадцатиминутными перерывами. Цистерну почистили! Надо признаться, что в ходе работ некоторые ребята очень неплохо себя проявили. Особенно Д. и В. А некоторые демонстративно шланговали, пока я их не трогал. Таких – человек пять. Тоже важная информация. Трудности людей раскрывают.
19.00. Во время ужина я зашёл в столовую, собрал старослужащих в кучу и предъявил им свои рисунки к дембельскому альбому. Как и обещал. Сюжеты старался брать их типичные, но техника-то моя, да и смысл я вложил совсем другой.
Такого восторга в глазах этих взрослых мальчишек я ещё не видел! Как же я доволен этим своим ходом! Ведь и работа-то легчайшая – карандаш да фламастеры.
Тут же разрешил желающим скопировать мои творения для своих альбомов и выдвигать новые сюжеты для рисунков. Мне деньги за это предлагали, но я сказал, что «исцеляю бесплатно»! Они провожали меня до каюты, человек десять!
Потом все разошлись. В каюте остался тот самый старший матрос С. И поведал он мне следующее, предварительно убедившись, что никто не слышит нашего разговора. Излагаю своими словами.
Итак, они, то есть часть годков и молодёжь, меня уважают и знают, что борюсь я за устав и справедливость. Но изменить что-либо нельзя, пока кое-кто на дембель не уйдёт. И опасно. И что есть самые авторитетные ребята, которые на меня очень злы. Бороться с ними бесполезно, а вот они  способны сделать мне серьёзные гадости.
Тогда я спросил, нельзя ли с этими ребятами встретиться? Я давно об их ночных сборищах догадываюсь. Ведь знает же он, С., где они собираются?
А тот со страхом ответил, что постоянного места сбора всё равно нет, и что за мной, когда годки «сидят», шестёрка следит и, дескать, не дай бог, если кто об этом нашем разговоре услышит! Если годки, особенно Мила, прознают, что он, С., их заложил… Короче, хреново будет.
Что за Мила? Но слово «Мила» было произнесено всего лишь раз, и то, мне показалось, что С. за эту оговорку испугался, сообщив, что этот парень, которого он Милой назвал, и на службе-то оказался потому, что отец, крутой кооператор во Владивостоке, таким образом спрятал его от уголовного дела за драку.
И на том спасибо. Буду думать.
24 мая. 00.40. Там же. Погода прежняя.
Неужто есть сдвиги? Только что мне позвонил дежурный по низам. Обнаружены один из пропавших ящиков с тушёнкой и моя книга, Гашек. Правда, ящик не полный. Это подкинули к двери рубки дежурного!
Но это только один ящик. Другие у кого-то остались. А не кажется ли тебе, Андрей Юрьевич, что в стане врага наметился раскол?
Должно же что-то получиться! Все мы – люди. И дело у всех общее. Наше дело – защищать будущее Царство Божие. Это дело сборищу трусов и негодяев не по зубам.
И произошли мы все от одного корня. И наука, и «Ригведа» это подтверждают. Если всё живое во Вселенной объединено единством происхождения, а, может быть, и единством бытия, то не эта ли связь стала тем катализатором, который и породил жизнь на Земле? Согласно Ведам всё живое произошло от одного единственного существа, но такого, которое охватывало всю Вселенную. И это существо пожертвовало собой, разделившись сначала на мужское и женское начало, а затем и породив жизнь, в том числе людей. Общая задача людей – поддерживать мировой закон бытия, загонять зло в угол.
Иисус Христос задачу развил: достичь Царства Божия – общества добра и справедливости! И каждый должен принести в его основание свой кирпич. По силам и больше, чем по силам!
Поразительно, что в ведах используется громадное множество вполне научных терминов, относящихся к психической деятельности человека. Их больше, чем в любом современном языке! Опять же вопрос: Веды – миф? Или поэтическое изложение знаний?
Что-то я совсем не понимаю, в реальном ли мире живу. Моя борьба, замкнутая железная коробка, Веды и мысли о будущем срастаются.
Старпом сегодня на построении перед всем экипажем объявил меня своим нештатным заместителем.
А наша БЧ-3 уже мало чем хуже по организации и порядку, чем на «Ревностном». Сегодня во время дрейфа мы вполне успешно выполнили боевое упражнение по подрыву плавающей мины (есть фото!).

Так дальше пойдёт, займусь с ними плотнее боевой подготовкой. Пришла телеграмма, что по возвращении во Владивосток нам ракетную стрельбу стрелять. Нет, «им».
А как же «Трибуц?» А «Ревностный»?
Вчера стоял вечернюю вахту с командиром. Крутились на пятачке недалеко от побережья, где американцы и корейцы начали десантную операцию. Это кульминация «Тим Спирит». На экране локаторов в той стороне – сплошное поле пассивных помех. Лежали в дрейфе с двумя шарами, нас относило к берегу, к терводам. Тогда заводили двигатели и отскакивали на пяток миль в море. И снова дрейф. В такой ситуации командир при мне редко выходит наверх из каюты. Я уже и днём штурмана подменяю. Кажется, моя война на два фронта закончилась. Командир перестал пытаться меня давить. Но нравоучительная беседа в начале почти каждой вахты – неизменный ритуал.
Американские корабли по-прежнему ездят неподалёку. «Си-Кинг» с «Нового Орлеана» полдня таскал вокруг нас аэромагнетометр на длинном кабель-тросе. Лодку искал. Близко проходил штабной корабль «Блю-Ридж» (размером с вертолётоносец). На его вертолётной палубе, очевидно, происходила дневная физзарядка офицеров.  Бегали трусцой и разминались человек шестьдесят, все в разноцветных спортивных костюмах или футболках.
В эфире 16-го канала – сплошная английская речь. «Циммерон» и «Блю-Ридж» разговаривают красивыми женскими голосами. Как с пластинки «Пинк Флойда».
Мы и американцы уже привыкли друг к другу. Ходим рядом друг с другом, расшаркиваемся приветствиями, машем ручками. А ведь придётся – хлопнут нас, и в эфир пикнуть не успеем! Тут разрядкой да перестройкой и не пахнет. Слишком перевес большой. Одна надежда, что если такое случится, то выйдут на праведную месть наши хвалёные подводные ракетоносцы, атомные крейсера и т. п. Их там полно во Владивостоке и Стрелке. Только в Дальзаводе – ещё больше. Процент неисправных кораблей катастрофический.
Штурман подавлен видом американской мощи. Насмотрелся за эти дни.
23.20. Там же.
Сегодня, прошедшей ночью, «Новый Орлеан» с сопровождением неожиданно рванул в направлении 80 на скорости 20 узлов, часто меняя курсы. Мы за ним. Погода резко ухудшилась. Волнение было четыре балла и очень неудобный курс. Болтало. В тумане чуть вертолётоносец  не потеряли, спутав с другим крупным судном. Движение здесь оказалось интенсивным.
Я заступил на вахту в восемь утра, когда ночной туман только рассеивался. Вот тогда мы и поняли, что никакого крупного судна и не было. А был авианосец «Мидуэй» с сопровождением.

И теперь вся эта армада двигалась от нас курсом на северо-восток и производила заправку от танкера. Через пару часов к нам тоже подошёл наш «Калечицкий». Тоже начали заправку. И до чего же неудачно! Перед самым подходом к танкеру сыграл аварию правый форсажный двигатель. Потом порвался водяной шланг, и перекачку воды пришлось прервать. Наконец, снова потёк редуктор правого маршевого. В одщем, плохо.
А в это время в воздухе происходило типичное для массовых полётов палубной авиации шоу со всякими выкрутасами, полётами на бреющем, взятием звукового барьера поближе к нам и т. п. Все наши, свободные от вахт, стали зрителями. Диковаты ещё. Зато к вражьим кораблям уже привыкли. В это время параллельным курсом с нами в пяти кабельтовых шёл неудостоенный внимания американский эсминец «Уэддэл» (типа «Чарльз Ф. Адамс») из сопровождения «Мидуэя». Так на его палубе столько зевак было, что, кажется, и вахту побросали. Их, разумеется, не самолёты, а мы интересовали.
К полудню и наша, и их заправка окончились, американцы прибавили скорость, а мы окончательно встали, потеряв ход из-за очередной проблемы с чёртовым правым маршевым.
Х. сначала устроил очередную истерику в адрес механиков, но, убедившись в неизбежности нашего простоя на ближайшие 10-15  минут, сник и загрустил. Ордер ушёл уже мили на четыре.
У нас – два шара на фале.  Концевой эсминец американцев, новенький «Гарри В. Хилл» (типа «Спрюэнс»), приостановился, вернулся, обошёл нас кругом и поднял издевательский сигнал: «Готов оказать вам помощь».
Мне стало, мягко говоря, обидно. «Не бывать такому компоту!» Предложил командиру остановить американцев на время. Как? Если Магомет не может подойти к горе… Есть свод сигналов советско-американского соглашения. Подобрал подходящий ответный вариант для американца: «В течение 30 минут в двух милях от меня всплывает подводная лодка. Не находиться от меня на расстоянии трёх миль». Следовательно, мы не поломались, а специально здесь встали, а приближаться к нам не советуем.  Обнаружить факт всплытия советской лодки – серьёзный успех для американцев. А вдруг у нас авария атомохода?
Только подняли сигнал, американец, уже догонявший своих, застопорил ход. Вскоре остановился и весь ордер. В нашу сторону полетели вертолёты и начали обвеховывать нас противолодочными буями. «Гарри В. Хилл» лёг на обратный курс, включил акустику, но ближе трёх миль не приближался. Ордер продолжал удаляться лишь самым малым ходом. Х. потирал руки от удовольствия. Чтобы убедиться, что никакой лодки под нами нет, американцы затратили минут семь-десять. Как раз столько понадобилось и нашим механикам, чтобы завести машину. Мы дали ход, спустили шары и рванули за ордером. Американец вопрошал сигналом: «Сообщите свои намерения». Командир уже за мной не следил, выдавливая из ПЭЖа максимально возможную скорость. Тогда мы (я с сигнальщиками) подняли ответ для американцев: «Следую вашим курсом. Готовлюсь к погружению». Вероятно, поняв, что мы его накололи, «Хилл» тоже «пошутил»: «Готовлюсь к выполнению десантной операции с применением большого количества малых десантных средств». Учитывая общий курс ордера (он вёл к советским берегам), намёк понятен.
Наш советско-американский контакт на этом завершился. Я вернулся на ходовой, где кроме старой вахты уже находились старпом и разведчик. После наблюдения за произошедшим эпизодом и, вероятно, после прослушивания  очередного восторженного рассказа заступившего на вахту штурмана по мотивам своего учебного похода, разведчик спросил: «Что-то мы всё больше рассказы штурмана о его героических полутора тысячах миль слушаем. А Вы, Андрей, наверное, тысяч тридцать  за эти месяцы наездили?»
Я важно ответил: «Да уже больше пятидесяти будет»…И деловито приступил к сдаче вахты.
Старпом только присвистнул. А разведчик подошёл поближе и сказал: «Послушайте, Горелов, заходите ко мне как-нибудь вечерком. Поговорим под шильцо, а то тоска здесь зелёная».
Как пишут в таких случаях в газетах, «предложение было принято с благодарностью». Только посидеть я предложил у меня. Послезавтра у Мишакова день рождения. И мы уже собрались его обмыть вдвоём. Можно и втроём.
25 мая. 13.40. Там же. Американцы из бухты не выходили. Учения кончились. По всему чувствуется, что скоро нам домой.
Дела, вроде, идут неплохо. Но что-то мне не весело. Какой-то упадок сил. Должно быть, это от песни, которую тут иногда крутят по трансляции.
Стоял вахту с четырёх до восьми со старпомом. Лежали в дрейфе. Опять воровали крабов у  корейских рыбаков. А когда старпом с этого мероприятия вернулся, наговорил мне всякого…
Если коротко: мне предлагается остаться на «Лёгком» старпомом. Ни много, ни мало! Борисову тоже замена нужна! Чтобы флагштурманом в штаб бригады свалить. Оказывается, и Хорев куда-то уходит. Будет другой командир. Предположительно – наш Медведь с «Ревностного». Он уже мою кандидатуру в качестве старпома одобрил. Эх, жаль, нет тут приятеля Скрябина, допущенного к секретам связи, чтобы проверить, не утка ли это.
Я стал возражать. Тогда Борисов сказал: «Представь себе: возвращаешься ты с боевой службы! Ты – старпом! Денег за год боевой службы кучу дадут. В отпуск отправим. Привезёшь себе девчонку с материка, женишься. Мы тебе квартиру организуем. В бригаде новая девятиэтажка на подходе. И не в каком-то сраном Стрелке, а в самом Владивостоке! Пару лет послужишь – в академию отправим. А там и в командиры! Вот оно – счастье! А?»
Честно говоря, у меня поначалу «в зобу дыханье спёрло»! «Лёгкий» – хоть и плохонький, но целый боевой корабль! Я, конечно, начал отказываться, но всё же обещал подумать.
Перед обедом проверил приборку, сел в креслице в каюте и вспомнил вдруг, как камчатские рыбаки обычно в Москву приезжают. Из Домодедова до следующего аэропорта, или вокзала, или гостиницы каждый рыбак едет сразу на двух такси. Первая «Волга» везёт самого камчадала, а вторая – его шапку!
А и правда: приехать в Крым, взять ЕЁ за руку – и в самолёт! Во Владивостоке доучится!
И показался я себе сам таким сильным, успешным и везучим…
И вдруг! Как специально…Из громкоговорителя трансляции:
«Однажды, однажды
Девчонку-невесту
Король издалёка
Привёз в королевство»…
Мне как будто пощёчину врезали! Раньше мне эта песня так в тему не попадала.
И ужасно жалко стало того короля, который смотрит вслед убегающей невесте со стен высокого замка и понимает, что ничего тут не поделаешь!
«Парча и корона
Невесте не пара.
Ей король не дорог,
 А дорог ей парень!
Будет жить девчонка
В долине, в долине.
Словно королева
У речки синей!
Лэди-лэди,
Лэди-лэдай…»
Ни в какой я отпуск не поеду.
23.30. Проверил отбой команды в режиме старпома. Теперь жду гостей. Штурману сегодня не повезло. Я этой ночью на вахте не стою.
Как бы не напиться.
26 мая. 23.40. Лежим в дрейфе у Пхокана. Заканчиваю очередную вахту. Погода опять чудесная. + 19. Штиль. Некоторые днём загорали, а для меня холодновато.
Утром старпом совершил новый акт разбоя в отношении корейских сетей. Я вахтенным офицером стоял.
Господи, что я пишу? Ведь надо о главном. Сегодня днём я сразился с главным гадом! А вчера ночью я едва избежал.., даже не знаю чего. Кто меня спас? Наташина считалочка, железная гиря, или неудачник Юра Мишаков?

 

==============

Примечания:

Велосипед – жаргонное название съёмного механического устройства для продвижения торпеды в торпедном аппарате.
  ДВС – дежурно-вахтенная служба.
  В советском ВМФ, в отличие от западных ВМС, бортовые номера кораблей периодически менялись.
  Предупреждать корабли друг друга о своих ближайших намерениях предусматривалось соответствующими советско-американскими соглашениями.
  Мирный проход – термин международного морского права, ситуация, когда военный корабль проходит через территориальные воды другого государства как бы транзитом, чтобы сократить путь. При этом маршрут корабля должен быть логически обоснован, кроме того, в ходе мирного прохода кораблю запрещается производить какие-либо действия с оружием, палубной авиацией, плавсредствами и т. п.
  Извините, корабль терпит бедствие (англ.)
  Горелов цитирует слова красного командира Романа Северьяныча Улыбина из «Даурии».
  «Угол заката» – термин из теории устройства и живучести корабля. Угол заката – угол крена, превысив который корабль переворачивается.
  Автор ещё раз напоминает, что «два шара» на фале означают по международным правилам «Судно, лишённое возможности управляться».
  Эту балладу можно и сейчас услышать по радио, но в совершенно другом исполнении, которое иначе как пошлым и назвать трудно.