"Вдруг выяснилось, что украинцы – враги"

На модерации Отложенный

Как создаются образы "друзей и врагов России" в общественном сознании россиян - сегодня и в прошлом

Россияне считают сегодня своими главными врагами американцев, украинцев и турок, а друзьями – белорусов, казахов и китайцев. Таковы данные последнего опроса на эту тему, опубликованного экспертами московского "Левада-центра". К США плохо относятся 70 процентов респондентов, к странам объединенной Европы – 62 процента. При этом подавляющее большинство опрошенных подчеркивают, что их восприятие этих стран и наций обосновано якобы вечно враждебным, как они считают, отношением США, Украины и Турции к России.

Наиболее враждебно к России настроены США, считают 72 процента россиян. На втором месте по "индексу неприязни" оказалась Украина – вражеским государством ее назвали 48 процентов опрошенных, это самый высокий уровень за всю историю подобных опросов. Еще в 2015 году о враждебном отношении Украины к России говорили лишь 37 процентов россиян. Третье место в опросе "Левада-центра" заняла Турция: в ее враждебности к России убеждены 29 процентов респондентов, в то время как в 2015 году так считали менее одного процента жителей России.

Главным же другом и союзником Российской Федерации в мире названа Белоруссия – в этом убежден каждый второй опрошенный "Левада-центром" россиянин. На втором месте в "индексе дружбы" оказался Казахстан (39 процентов), на третьем - Китай (34 процента, при этом в прошлом году в "дружелюбии" Пекина и китайцев к Москве и россиянам не сомневались 43 процента респондентов). Кроме того, что неудивительно, 10 процентов отвечавших на вопросы социологов назвали дружественной страной Сирию во главе с Башаром Асадом.

О символизме этих ответов и о том, как менялись на протяжении веков образы иностранных "врагов" и "друзей" России – присутствие которых было важной неотъемлемой частью общественного сознания – рассказывает профессор Оксфордского университета, специалист по истории русской государственной идеологии и культурной истории эмоций Андрей Зорин:

​​​- Обязательное деление стран на врагов и друзей – это часть имперской идеи? Вы ведь, я знаю, как раз считаете, что имперское сознание давно умерло, так в чем же дело?

- Оно умерло недавно, но, на мой взгляд, бесповоротно. А идея, что "всегда у нас есть враг", что существуют народы-враги России, она не имперская по своей сути, а националистическая. Поскольку именно в рамках идеологии национализма нация воспринимается как единое целое, единый организм и единый человек. И возникает, соответственно, идея, что тот или иной народ, как таковой, может быть сам по себе нам враждебен, дружественен и так далее. Это именно классическое романтическое представление о нации как о едином организме.

- 100 лет назад, или 200, жители России к врагам и к друзьям тоже относились как к персонифицированному образу одному человека? Как к лубочному образу, мультипликационному, говоря современным языком, герою, и при этом все равно высокомерно - и к тем и к другим?

- Я не стал бы говорить о влиянии человеческой психологии как таковой, во все века одинаковой, на это в целом. Но вообще такая идея часто свойственна культуре. Начиналась она, конечно, с религиозной идеи – присутствия "иноверца". И прежде всего врагов искали именно по религиозному признаку. Корни этого нужно искать очень глубоко в истории. Но с возникновением идеи нации, национализма она переносится на народы как таковые. Хотя национализм является идеологией очень поздней, но такой подход более архаичен, чем "религиозный", потому что веру можно поменять - и перестать быть "иноверцем", а вот этническую принадлежность, народную, поменять практически невозможно. И если относиться к народу как к одному человеку, получается, что "все они такие", даже независимо от собственной воли, желания и так далее.

​​​- А когда целый народ воспринимается как герой лубка или комикса, это оценочное обобщение – свидетельство чего? Подростковости сознания большинства, или просто микроскопичности знаний об окружающем мире?

- Да, это такая стереотипизация, традиционная, и она очень распространена, и этого много. Интересно наблюдать разницу, когда это отражает какие-то глубинные стереотипы, глубинные отношения, устоявшиеся веками, а когда это плод моментальной смены государственной политики. Это интересно, вот этот поворот – что, например, украинцы нам враги, мы выяснили совершенно недавно! Они вчера были то ли "братья", то ли вообще "тот же самый народ", и вот путь до "врагов" пройден довольно быстро - хотя я бы сказал, закономерно.

- Конечно, огромную роль в создании образа врага или друга играет пропагандистская машина. Можно вспомнить агитационные плакаты времен еще царской России, Первой мировой войны, где немцы изображены в роли агрессивных горилл. Есть лубки 200-летней давности, где таковыми изображали французов. Поддержание устойчивости власти за счет борьбы с врагом, внешним или внутренним - это история не новая, примеров огромное количество, но почему же люди по-прежнему с удовольствием, что называется, ведутся на эту приманку?

​​​​- Примеры, которые вы привели - военного времени, и "ростопчинские афишки" начала XIX века, и антинемецкие лубки. Более интересно, когда "врагов" находят в невоенное время. Есть представление, и религиозные корни его, видимо, в русской истории, о том, что Россия – такая единственная хранительница святой веры, окруженная врагами со всех сторон, которое потом приняло национальную окраску. И в этой схеме очень часто возникает какой-то набор таких вот устойчивых валентностей. Есть "главный враг", который хочет нас погубить - им, как правило, в русской истории долго была Франция, но потом эта роль перешла к Америке. И есть те, кого они хотят соблазнить, наши вроде бы "братья", но которые нас "предали" и перешли на сторону врага. И в традиционной русской истории это были обычно "окатоличенные" поляки! И мы говорили: "Вы же славяне, ну, что же вы ей богу, не понимаете, что ли, что вы наши братья?" А они что-то не понимали - и быстро стали врагами. Сейчас про поляков все забыли, они уже мало кого интересуют, и эту роль "врагов" функционально выполняют украинцы. И то, что Украина воспринимается как враг, это первое, но очень симптоматичное признание того, что российское общественное мнение начинает понимать, что украинцы - все-таки другой народ.

​​​- А если говорить о внешнем враге, какая страна становится им быстрее – далекая, незнакомая, или соседняя, хорошо известная? И есть ли здесь какие-то закономерности?

- Здесь есть закономерность, потому что это разные враждебности! Есть враждебность к соседу, которая понятная, бытовая, и которая связана с тем, что он какой-то другой, не похожий на тебя. А есть враждебность к мифическому, странному, непонятному, и она очень тесно всегда связана с чувством, что я хотел бы быть таким же, но у меня не получается. И это всегда должен быть кто-то, на кого я ориентируюсь, кому завидую, и так далее. Как в этот образ вписывается Америка - очевидно. Сегодняшнее отношение России к США, конечно, связано со специфической завистью. Но это не абсолютно одной России свойственно, антиамериканский психоз виден в очень многих странах. В Европе он очень широко распространен, особенно в образованной среде.

- Трудно себе представить, что человек захочет жить исключительно в окружении враждебно настроенных соседей. Но от внешней политики России есть ощущение, что она сознательно себя окружает врагами. И Турция, и Украина, и Польша, и Финляндия, и Грузия, в ту или иную эпоху… Это все близкие соседи.

- Воюют же с соседями, кем еще воевать, как не с соседом? С Польшей было много войн. С Турцией тоже. С ней все интересно и загадочно, потому что турки были "друзьями" совсем недавно, они были прекрасные наши "братья", а вот китайцев мы боялись ужасно. Интересно было бы посмотреть, насколько все это носит региональный характер. Допустим, на Дальнем Востоке России китайцев тоже сегодня воспринимают как лучших друзей, или нет?

​​​- Такие данные есть, мы о них рассказывали. Что касается "не врагов" - с "друзьями" тоже все специфично. В "друзьях" у России, по мнению опрошенных, Белоруссия с "хитрым" Лукашенко, и Китай, не слишком обходительный с Москвой. И уж на востоке страны он точно связан с ощущением и идеей угрозы "захвата русской земли". И, кстати, в этом шорт-листе "индекса дружбы" есть Сирия, которую, на самом деле, и на карте многим россиянам найти будет сложно. Что их объединяет? Образы их лидеров, которые сейчас "хорошо разговаривают" с Путиным?

- Это лишь результат пропаганды, ничто другое. За этим вообще нет ничего, кроме телепропаганды! Завтра будем дружить с кем-то еще, ну, будет у нас такой еще друг или враг. А сегодня - такой. Это ощущение почти реактивное. Про кого говорят сегодня по телевизору, что он плохой или хороший, тот, соответственно, друг или враг.

- Так в том-то и дело, что ту же Белоруссию периодически на российских телеканалах поругивают. Но ее поставили на первое место, каждый второй россиянин из опрошенных считает, что белорусы – это наши "братья навек".

- Поругивают, но мягко. Белоруссия немножко себя "как-то не так ведет", действительно - но не так все-таки, как украинцы, которые нас "совершенно предали" и переметнулись на сторону Запада, как сейчас считает общественное мнение в значительной степени. Это такой гораздо более серьезный страх, чем Белоруссия.

​​​- А можно себе представить страну, государство, жители которой сказали бы: "У нас нет врагов"?

- Я такой страны не знаю, но я бы хотел в такой стране жить. Нужно посмотреть подобные опросы, скажем, в Дании. Хотя и там сейчас начались свои сумасшествия - по поводу иммигрантов. Может быть, в каких-то богатых и небольших странах это возможно. В государствах, уверенных в себе, не имеющих больших международных амбиций и не завидующих соседям. Для этого нужно, во-первых, отсутствие ощущения проигранного соревнования, и во-вторых, отсутствие значительных амбиций. Наверное, при этих двух условиях такое возможно.

Андрей Шароградский, Александр Гостев