Загадка освобождения Савченко

Главный вопрос во всей истории с освобождением Надежды Савченко, безусловно, звучит так: почему, все-таки, Путин согласился ее отпустить?

Более того, почему Путин изменил своей традиционной позиции по вопросу о помиловании? Напомню, хозяин Кремля всегда настаивал: непременно нужно, чтобы осужденным (или осужденной) было написано соответствующее прошение. 
Он в этом упорствовал, хотя авторитетные юристы не раз пытались разъяснить, что конституционное право президента на помилование ничем не должно быть ограничено.

Все, кажется, вспомнили в эти дни, что когда Путин собрался по каким-то причинам (кстати, замечу — до сих пор тоже совершенно не понятно, по каким именно) отпустить на свободу Ходорковского, то даже Михаилу Борисовичу, который с таким достоинством и твердостью провел все свои десять с лишним лет за решеткой, пришлось уступить и написать прошение, пусть без раскаяния или признания вины, но все же — написать.

А вот в истории с помилованием Савченко Путин стал сдавать одну позицию за другой.

Теперь же, получается, Путин прогнулся под Обаму. 
Устроил праздник Украине. 
Восстановил против себя собственных национал-радикалов, всевозможных трубадуров и адептов «русской весны» и «проекта Новороссия», которые дружно заголосили, что Путин готовится «слить Донбасс».

Кстати, судя по тому, как в последние дни активизировались боевые действия на востоке Украины, мало что предвещает пока грядущий «слив».

Взамен Савченко Путин получил двух грушников-«отпускников», хотя по слухам российские дипломаты зондировали возможность освобождения из американских тюрем двух российских граждан — Виктора Бута и Константина Ярошенко, которые получили в США длительные сроки — первый за нелегальную торговлю оружием, второй — за наркотрафик. 
Говорят, Путин даже обсуждал это с госсекретарем Джоном Керри в ходе одного из недавних его визитов в Москву, но ничего из этого не вышло. 
Может быть, Путин освободил Савченко в надежде на то, что Запад прослезится и в ответ снимет или ослабит санкции против России?

Не думаю, что Путин мог строить столь наивные расчеты.

Четкое заявление лидеров «семерки» на саммите в Японии, прозвучавшее буквально на следующий день после освобождения Савченко, что политика санкций в отношении России останется неизменной, на мой взгляд, опровергает предположения о возможности каких-то закулисных торгов вокруг судьбы украинской летчицы.

На мой взгляд, это заявление также опровергает слух о том, будто США намерены отменить санкции против России до 20 января 2017 года, то есть до окончания второго президентского срока Барака Обамы. Об этом давеча говорил на «Эхе Москвы» его главный редактор Алексей Венедиктов и в подтверждение привел цитату из интервью советника посольства США в Москве Энтони Годфри, которое тот дал в ходе недавней поездки во Владивосток какому-то тамошнему СМИ: «Мы хотим, чтобы санкции были сняты еще во время Обамы. И мы все для этого делаем».

Боюсь, американского дипломата неправильно поняли, тем более, что в английском языке есть тонкие оттенки модальности, которые увы, теряются при неточном переводе. Формула «мы хотели бы…» не всегда равнозначна «мы хотим». Даже если «все для этого делаем».

На мой взгляд, гораздо важнее более свежее заявление главного американского представителя по всем украинским делам Виктории Нуланд после ее майского визита в Москву:

«Санкции с России будут сняты после выполнения всех пунктов Минских соглашений».

Это означает, в частности, что Россия должна вернуть Украине контроль над государственной границей на украинской стороне на всем ее протяжении, включая ту часть, которая проходит по территории самопровозглашенных «республик». Мне, и не только мне, чрезвычайно трудно себе представить, что Путин готов на это пойти.

Хорошо, а могло ли быть обратное: Путин отпустил Савченко, потому что ему пригрозили, что в противном случае будут введены новые санкции?

В это тоже не верится, потому что сейчас задача США и их ближайших союзников в Европе состоит в другом: добиться в июне на европейском саммите продления действующих санкций, преодолев недовольство некоторых стран-членов ЕС.

Есть еще одна версия — якобы Путин решил, что триумфальным возвращением Савченко на родину он создает проблему президенту Украину Петру Порошенко. На мой взгляд, версия чересчур замысловатая.

У Надежды Савченко, безусловно, есть политический потенциал. Личная харизма, узнаваемость — между прочим, одно из самых важных условий успешной политической карьеры, репутация народной героини — но нет пока множества других необходимых ресурсов. Административного, информационного, организационного, финансового, без которых в любой стране стать крупным политиком едва ли возможно.

Главное, нет ответа на вопрос, а захочет ли она судьбы профессионального политика. Когда она сказала на пресс-конференции в прошлую пятницу, что готова стать президентом Украины, сказано это было, во-первых, в ответ на конкретный вопрос: «А готовы ли вы…?»

Во-вторых, сказано это было не с той амбициозной интонацией, что часто начинает сквозить в словах человека, на которого вдруг обрушилась мирская слава. В словах Савченко прозвучали, на мой взгляд, совсем другие ноты — человека служивого, военного, привыкшего выполнять приказы. Мол, прикажет страна родная быть президентом — увиливать не буду.

Не менее экзотической выглядит и противоположная версия: якобы Путин вдруг решил сделать Порошенко приятное, чтобы как раз во вторую годовщине избрания президентом украинский лидер, подрастерявший за эти два года свой прежде высокий рейтинг, снова выглядел в глазах публики победителем. Путин, конечно, великий комбинатор, но не до такой же степени. Главное, зачем? 
Я хочу поддержать моего коллегу Сергей Пархоменко, который в последнем выпуске своей программы «Суть событий» на «Эхе Москвы» высказал мнение, что на решение Путина освободить Савченко повлияли какие-то совершенно необычные, экстраординарные обстоятельства. Версия Пархоменко о том, что это решение неслучайно принято накануне поездки Путина на Афон, лично мне кажется весьма убедительной — что бы кто ни говорил.

Я коротко напомню суть версии: за годы своего пребывания у власти Путин несколько раз отправлялся в паломничество на окруженную мистическим ореолом гору Афон в Греции, где находится крупнейший в мире, особо почитаемый центр православного монашества. Но из пяти предыдущих путинских попыток посетить Афон четыре в последний момент удивительным образом срывались. Можно не быть религиозным мистиком, но невольно задуматься: а вдруг и вправду Богородица, земным уделом которой считается Афон, не хочет пускать тебя на святую гору?

Попасть туда Путину удалось лишь однажды, в сентябре 2005 года, причем после того, как он неожиданно покаялся перед матерями детей, погибших в Беслане. Как совершенно справедливо вспомнил Сергей Пархоменко, за несколько дней до той поездки на Афон Путин специально рассказал об этом журналистам — тот эпизод описал тогда в очередном 
репортаже бессменный хроникер путинского президентства Андрей Колесников из «Коммерсанта». Опять-таки, согласитесь, есть повод для суеверных раздумий.

И вот сейчас Путин снова решил отправиться на Афон — теперь все обсуждают, как он там красовался в кресле византийского императора. Так не из мистических ли соображений президент снова решил накануне поездки проявить христианское милосердие, отпустить Савченко? А вдруг опять сорвалось бы? Не удалось бы замолить грехи? Кто знает… 
Во всяком случае, из истории мы знаем множество примеров, как порой богобоязненны, склонны к мистицизму и суеверию бывали абсолютные монархи, диктаторы, автократы и прочие суровые правители разных стран, а также люди из всевозможных спецслужб.

Впрочем, освобождение Савченко могло быть вызвано и экстраординарными обстоятельствами иного свойства. 
Например, настоятельной, я бы сказал даже — проникновенно сформулированной просьбой кого-то из участников телефонных переговоров лидеров стран «нормандской четверки», которые состоялись в ночь с 23 на 24 мая. Мне лично кажется почему-то, что на такой шаг способна была пойти канцлер Германии.

Знаете ли, между двумя руководителями великих держав иногда, возможно, всего один раз за всю историю их отношений, может случиться и такой разговор — попробую его смоделировать:

«Владимир, — могла сказать Ангела Меркель, — я никогда вас ни о чем не просила лично для себя. И никогда больше ни о чем не попрошу. Но сегодня у меня к вам такая просьба имеется. Сделайте это для меня, пожалуйста, для наших с вами дальнейших отношений — освободите Савченко! Вам для этого не нужно ничего, кроме доброй воли, и вы это отлично знаете».

Была ли в такой ситуации у Путина возможность сказать «нет» без ущерба для будущего? Не уверен. А тут еще и мистические соображения — одно могло наложиться на другое.