Письма из оккупированного Донбасса. Луганск. Жизнь на пепелище

Разрушенный дом в Луганской области. Октябрь 2015 года

Вы наверняка бывали в квартирах, где состояние ремонта длится годами-десятилетиями. Наверное, это даже удобно – как в детской игре, когда из одеял строили домики, в которых было сумрачно и уютно.

Состояние ремонта – это состояние души, философия жизни. Ремонт не заканчивается никогда, он просто перетекает из одного в другой. Один не закончен, второй уже начат.

Прошлое лето было ещё именно таким – выбитые окна, ажур треснувших от снарядов стёкол в рамах, кружева попаданий осколков в заборы. Так было прошлое лето, осень и зиму. Все ждали, что будет продолжение обстрелов, поэтому чинили на скорую руку – чтобы не текла крыша, а окна забивали фанерой и натягивали плёнку, дыры в воротах закладывали ситцем. В этом даже был какой-то особый шарм: на зелёном фоне ворот весёлый ситец разноцветных тряпочек в искорёженном металле.

Недавно мы ходили с сыном в поход и многого не заметили. Просто не нашли того, чего ещё с избытком было прошлым летом – прорех в окнах, дыр в заборах. Люди похожи на муравьёв, которые мобилизуют все свои силы и муравьиную армию, чтобы восстановить растревоженный дом. Вывернутый взрывами металл в воротах умело расправлен и залатан сваркой. Ворота заново выкрашены, окна остеклены и следов войны почти, ну, почти не видно. Особенно за пышной зеленью вековых груш и тополей до самого неба.

То, чего ещё прошлым летом невозможно было не заметить, сейчас уже нужно искать. Люди разбивают клумбы, умудряются под сенью деревьев сажать картошку, отвоевывают у камыша площадь под грядки и даже в этом безвременье строят новую жизнь, рожая детей, гуляя свадьбы, сходясь и расставаясь. Личностные сценарии и программы требуют своего в любых условиях – войны или мира. Поэтому рядом с брошенными и ветшающими домами кипит жизнь.

Мужчины режут траву впрок для живности, женщины присматривают за детьми, управляясь одинаково хорошо с тяпками и чумазой малышнёй, а кто-то пасёт гусей и коз в самом безопасном месте – на заброшенных трамвайный рельсах, которые теряются в густых зарослях травы и придорожного строительного мусора.

Оставленные дома – свидетели и памятники войны.

Совсем рядом с нами от попадания осколка в голову скончалась женщина летом 2014 года – она даже не жила в этом доме, приходила через день кормить животных и погибла. Хотелось сказать, нелепо, но разве смерть бывает какой-то другой?

На нашей улице тоже есть дома-призраки, в которых обрезан газ, выбиты стёкла. Для проформы висят навесные замки на воротах. Есть и просто дома без стёкол, в которых можно рассмотреть остатки мебели, обращенные отчего-то к окнам экраны старых телевизоров и деревья, которые растут сквозь дырявую крышу. Забавно, что всё это рядом – свежие клумбы, малыши в мокрых штанишках (мамы экономят на памперсах), густая зелень картошки, гуси, валуны мергеля, запахи ужинов от домов, брошенные дома, в которых погибли люди… Всё в один ряд и всё правда – и реальность, полная жизни и шума, и запустенье, и тень в рушащихся домах.

На разрушенном снарядом балконе на 7-й Линии в Луганске висит плакат, нарисованный детской рукой «Мы за мир!», а в окнах этой же квартиры с выбитыми стёклами стоят мишки и зайцы. Обычно такие картинки любят фотографировать заезжие волонтёры, чтобы выложить потом на своих страничках в социальных сетях с пометками о мужестве луганчан. Наверное, такие фотографии и вправду о городе и его людях, но в чём это мужество? В том, что люди возвращаются в свои дома, к своей собственности? В том, что рожают детей, совершенно не уверенные в завтрашнем дне? Или в том, что работают, учатся, живут?

Когда я читаю всё это на чьих-то страницах, мне кажется, это не о нас. Уж слишком пафосно всё это написано, слишком вывернуто и притянуто под просьбы о сборе средств для нуждающихся. Наверное, быть в категории потребителей помощи тоже когда-то надоедает. И хочется просто быть обычным жителем обычного города. А ведь где-то и продолжается самая обычная жизнь – покупки, планирование отпуска, походы на природу и встречи с друзьями. То же измерение жизни, которое было и у нас.

«За что нам всё это? Почему именно с нами случилось всё это?» – написала мне подруга. Это как быть заложником за компанию, оказавшись не в том месте, не в то время. Всего не объяснить ни по телефону, ни в письмах. Это как пытаться описать дальтонику цвет. Я рассказывала обо всём знакомым из другой страны, они уточнили: «Но ведь всё закончилось?» То есть сочувствовать можно какое-то время, бояться тоже можно какое-то время, а потом ко всему привыкаешь.

И дети гуляют возле тех домов, где ещё недавно погибли люди, и рождаются семьи, а в них – дети, ремонтируются дома и кипит жизнь. Даже рядом с пепелищами. Для кого-то в этом мужество, а для кого-то сама жизнь.

Яна Викторова, преподаватель, город Луганск