Я вышел за пакетом молока - что может быть безобиднее!

· У самого подъезда на улице встретил знакомую старушку, мы с ней часто встречаемся поутру, когда я выгуливаю Лесика. Лесик, если кто не знаком, пёс. Причём, пёс такого неземного обаяния, что способен заставить сюсюкать Джека-Потрошителя.

И каждый раз эта старушка наклоняется в Лесику, сообщает ему, какой он хороший, он в ответ обнюхивает её руку и даже иной раз лизнёт. Естественно, всё это происходит не спеша, потому что чем старше человек, тем ближе и понятнее ему представление о вечности. У меня оно пока достаточно отдалённое, потому что до наступления вечности надо успеть на работу, и все ментальные силы уходят на то, чтобы внушить собаке мысль о том, что она сюда не кусты обнюхивать пришла, а дело делать.

Бесполезно, естественно. А, тем более, вмешиваться в процесс общения существ, не имеющих представления о времени, и вовсе бессмысленно. Я и не вмешиваюсь. На работу, как правило, успеваю. Конечно, я неправ. Это не старушка, это седая, очень опрятная дама того возраста, когда во взгляде появляются элементы благости и святости, такой специфической отстранённости от суетливой жизни - вы подобное, наверно, видели.

Такой взгляд, каким дрейфующий континент смотрел бы на перевыполнение пятилетнего плана. Короче, я выскочил из подъезда, чтобы добежать до магазина и купить молоко. Почему для этого надо бежать, я всё равно не знаю - я же никуда не спешу. Встречаю эту даму, раскланиваюсь, она тоже здоровается и тут же задаёт вопрос - почему я без собаки. Я ей отвечаю, что Лесик сейчас на даче, отдыхает и бегает на свободе. Следующая её фраза стала поворотной - «Да, свобода - это самое главное».

Я от такого поворота замер и осторожно поинтересовался, откуда у неё столь несвоевременные мысли.

«Я до двадцати лет сидела», - ответствовала дама. «С тридцать восьмого по пятьдесят четвёртый». Итак, пересказываю историю. Пересказываю кратко, потому что воссоздать её речь мне всё равно не удастся. Лексическая культура у меня не та.

Отец её был венгерским коммунистом, 1893 года рождения. Из тех, что создали Венгерскую советскую республику. Она продержалась меньше четырёх месяцев, его арестовали и он оказался в Австрии под подпиской о невыезде. Естественно, сбежал в Советскую Россию. Он знал девять языков и был сильным юристом, поэтому он был задействован на дипломатической работе и консультировал Сталина по юридическим вопросам в аграрном секторе, по простоте душевной с ним систематически споря, утверждая, что политика Сталина по отношению к крестьянам слишком жёсткая и так поступать нельзя. Мать её была швейцарской коммунисткой, знала всего шесть языков и приехала в Советскую Россию ещё раньше, в 1918-м.

В результате отца расстреляли 10 декабря 1937, а мать забрали в начале 38-го, и больше её никто не видел. Четырёхлетнюю девочку забрали в детдом для детей врагов народа, где она и дожила до двадцати лет (понятно, что орг. формы заведения менялись по мере взросления). Дядя её пытался найти её и взять к себе, но он был в министерстве на руководящей должности и ему настоятельно не рекомендовали этого делать. Он и не стал.

Много лет спустя её отыскали родственники из Венгрии. «В 1985 году я к ним поехала, хотела с сыном, но его не пустили, боялись, что мы там останемся» (смеётся). А в 90-е её нашли швейцарские родственники. «Они меня по имени вычислили - Сольвейг редкое для России имя. Сольвейг Ференцевна». «У меня всё хорошо. Все три сына - врачи, так что мне бояться нечего». Ага, за молоком сходил.

Vladimir Zisman · Moscow, Russia