Священная война

Актер и режиссер Николай Бурляев — о генетическом чувстве правды

Уже 71 год как окончилась Великая Отечественная война, а только в прошлом году, стоя на Красной площади и видя поток «Бессмертного полка», который обтекал нашу трибуну, я понял, что лишь сейчас дорастаю до понимания, что такое эта война для всех нас.

Вспоминаю, как несколько лет назад 9 мая мы с 13-летним сыном и 11-летней дочерью шли по парку Горького. Мои дети раздавали алые гвоздики встречным ветеранам. Я был потрясен и обрадован, увидев, как сын мой, вручая цветы, поцеловал руку ветерана. Никто не подталкивал его к этому.

Это было генетическое понимание того, что эти люди сделали для всех нас. Это было проявление сердечной благодарности, любви, врожденного патриотизма. Уверен, что осознание бесценности подвига наших ветеранов будет с годами только возрастать. Жаль, что будут уходить люди, выигравшие эту войну. Каждый из них бесценен для нас. Те, кто еще остались в живых, видят, с каким уважением к ним относится вся страна.

Жаль, что фильмы о той войне становятся всё беспомощнее, превращаясь в доходный промысел. Беспомощная драматургия, посредственная режиссура, бутафорские декорации, плохо пошитые костюмы, лживая игра актеров. И всё это приправлено неправдоподобными эффектами компьютерной графики.

Всё выглядит достаточно печально. Мне трудно назвать фильмы о войне последних лет, которые выдерживали бы конкуренцию с фильмами, ставшими нашей и мировой киноклассикой. Почему остались в памяти шедевры Бондарчука, Чухрая, Ростоцкого, Озерова и других замечательных режиссеров? 

Да потому, что они сами были участниками войны, и потому, что были живы многие другие — главные судьи их фильмов, перед которыми невозможно было солгать.

Я родился через год после окончания войны, и фильм «Иваново детство» был создан на 14-м году моей жизни, но я помню, с каким отношением все мы работали, и как для всех нас создателей фильма (для режиссера Тарковского, для оператора Юсова, для меня) было важно прикоснуться к этой теме. Как мы все горели, пытались сделать честный, правдивый фильм с полным самоотвержением и одолением всех трудностей, прозябая в холодном болоте и в водах осеннего Днепра.

Новая режиссерская поросль не знает войны, пытается вписаться в американизированный кинопоток, мечтая приглянуться российскому кинопрокату, ставшему отделением американского. Лезут из кожи вон, подражая голливудским блокбастерам… И в результате, как правило, получается ложь и экранная бутафория. Печально!

Хочется верить, что детская болезнь кинолевизны пройдет и еще появятся режиссеры, душою понимающие, что такое Отечественная война, и появятся фильмы не для кассы, а для сердца человеческого. Лермонтов говорил: «Есть чувство правды в сердце человека». Есть это чувство правды в моих детях, которые припадают к руке ветерана.

Это — то самое, генетическое, божественное чувство правды.

Верю, что такие режиссеры, такие фильмы могут появиться.

Только для этого государство должно переориентироваться с кинематографа «рыночного», с «доходного промысла» — на киноискусство. Один высокопоставленный «культурный чиновник» говорил мне: «А кто теперь будет смотреть вашего Тарковского, когда уже практически все кинотеатры стали частными, построенными на западные деньги, и обслуживают Америку?».

Конечно, мы не можем запретить всем проамериканским фирмам делать свое деструктивное дело — растлевать наш народ, понижать его духовный уровень. Но мы должны строить новые государственные кинотеатры, благо уже этот процесс обещали начать — для начала построить 500 кинотеатров в малых городах России. Но только что будут показывать эти кинотеатры — очень важный вопрос.

Надо возвращаться к более серьезному государственному финансированию кинопроцесса, к государственным заказам со стопроцентным финансированием. Относиться к кино надо серьезно, потому что экран — это духовное, стратегическое оружие государства. Пора это понять и уходить от ошибок, которые понаделали прежние руководители культуры, говорившие на коллегии министерства: «Культуру надо подвинуть на панель». Им это удалось. Сейчас наша задача — возвращать культуру с «панели».

При тех же поборниках «культурной революции» был подписан указ об акционировании и приватизации кинематографа, уничтожены центральные киностудии страны. Киностудии детских и юношеских фильмов не существует, ее павильоны сдаются под примитивные телевизионные ток-шоу. Уничтожена Киностудия документальных фильмов — летописная кузница государства.

Держится «Мосфильм», но только на оказании услуг. Как-то я признался своему однокашнику по ВГИКу Карену Шахназарову, что для меня «Мосфильм» стал чужим. Он мне ответил: «Я тебя понимаю». Как хочется, чтобы всё вновь стало родным. А это значит — надо менять, переформатировать отношение государства к вопросам не только кинематографа, но и культуры вообще.

Великая Отечественная — священная война. Она была именно такой — когда проснулась генетическая память народа, который никто не мог победить, никто: ни хан Мамай, ни Наполеон, ни Гитлер... Никто.

Ее могли развалить изнутри, подписав в Беловежской пуще приговор на троих. По-быстрому развалили то, что веками, по крупицам собирали наши предки: Сергий Радонежский, Дмитрий Донской, Богдан Хмельницкий. Всё было предано и продано. И с тем, что они наделали, нам еще долго предстоит разбираться.

Да, война была священная. Когда враг у порога, просыпается народная память. Я это понял, когда был в 1999 году в блокадной Югославии. Я видел, как под ракетами НАТО сотни тысяч людей выходили на площади Белграда. Одухотворенные лица, никаких дроблений, делений на партии, потому что враг уже пришел к ним и они все стали единым целым. Там я понял, что, когда возникнет угроза нашим очагам, и мы в России станем единым целым.