ХОЛОДНАЯ ВОЙНА, СИСТЕМНЫЙ АНТИКАПИТАЛИЗМ И "ПЕРЕСДАЧА КАРТ ИСТОРИИ"
После капитуляции СССР в холодной войне Запад и его агентура влияния в России начали активно впихивать нам то, что раньше безропотно глотали сами. Их задача - сделать так, чтобы холодная война осталась в исторической памяти как победа демократического Запада над «советским тоталитаризмом», причем победа в войне, которую эта Россия - сталинский СССР - с ее «извечным экспансионизмом» и начала. Сверхзадача - использовать данную интерпретацию для пересмотра итогов и результатов Второй мировой войны
***
В 2011 году исполнится двадцать лет с момента формального крушения системного антикапитализма и распада СССР. Фактически же все произошло двадцать лет назад — в 1989 году — году... Символично, что Андрей Громыко скончался 2 июля, а 6 июля Горбачев, выступая на заседании Совета Европы в Страсбурге, изложил суть «нового подхода» к развитию международного порядка: «баланс интересов», единое экономическое пространство от Атлантики до Урала, клятвенные заверения в том, что СССР не будет препятствовать «демократическим реформам» в Польше и Венгрии. Пройдет еще несколько месяцев, и в декабре 1989 года Горбачев капитулирует в ХВ, сдав Ялтинскую систему — то, что было добыто кровью миллионов советских солдат на полях сражений и такими дипломатами, как Громыко, за столами переговоров.
Прошло двадцать лет, а мы едва ли осмыслили феномен ХВ, причины капитуляции в ней СССР. Одна из причин такой «неосознанности происходящего» заключается в том, что ХВ изучают главным образом по разряду международных отношений, истории дипломатии, внешней политики. А это недостаточно, по сути ошибочно и лишний раз свидетельствует о глубоком и принципиальном непонимании социальной и системно-исторической природы ХВ, о трактовке ее в духе истории международных отношений XVI — начала ХХ веков, то есть досоветской эпохи мировой истории. Совершенно прав Раймон Арон, заметивший, что ХВ является «порождением исторической диалектики, которая, вероятно, сильнее воли дипломатов». И очень часто, добавлю я, выше их понимания.
Глобальная война
Необходимо уяснить, что ХВ не была третьей мировой. То была первая (и, скорее всего, последняя) глобальная война, война миров и систем. В мировых войнах (Тридцатилетняя, Семилетняя, Наполеоновские, 1914-1918 и 1939-1945 годов) решались вопросы о том, кто будет гегемоном капиталистической системы (Голландия или Габсбурги, Великобритания или Франция, Германия или США), при этом с XVIII века определяющую роль в победах моряков-англосаксов над континенталами во внутрикапиталистических войнах играла Россия/СССР.
ХВ велась не за гегемонию внутри капиталистической системы. То было противостояние двух систем — капитализма и антикапитализма (исторического коммунизма — исторического в смысле реального, реально существовавшего в истории ХХ века, а не на страницах «трудов» по «научному коммунизму», с одной стороны, и в «исследованиях» западных советологов — с другой). Речь шла о двух взаимоисключающих глобальных, планетарных проектах социально-экономического устройства, а потому ХВ велась на всей планете, то есть была истинно глобальной...
Противостояние блоков в ХВ было системным и развивалось не столько как межгосударственное (это форма), сколько как классово-идеологическое (мир труда — мир капитала, капитализм — антикапитализм, правые — левые и т.д.). Оно охватывало практически всю планету, проникало в самые отдаленные уголки, вовлекало, всасывало в себя весь мир — от людоедов Центральной Африки и Новой Гвинеи до яйцеголовых интеллектуалов из Бостона, Парижа и Москвы, разрывая надвое целые страны, слои, а то и семьи. И хотя сформировался даже целый блок — Движение неприсоединения, — пытавшийся «сосать двух маток сразу», внутри этого блока идеологические симпатии и антипатии были вполне очевидны. В этом плане нейтралов практически не было. Война имела тотальный — военно-политический, экономический, идеологический, психологический (психоисторический) — характер. В то же время, будучи глобальной, ХВ обеспечивала глобальную стабильность в глобальных же и невиданных до сих пор (страх перед ядерным Армагеддоном) масштабах. Неудивительно, что одним из главных следствий глобальной ХВ стала глобализация, подтвердив гераклитовское: «Война (борьба) — отец всего».
Есть эксперты, которые подчеркивают, что в ходе ХВ произошло взаимоналожение двух характерных для Европы типов конфликтов — между державами и религиозно-идеологического: протестанты против католиков, христиане против мусульман. Отчасти это действительно так. Но только отчасти, поскольку христианство и ислам охватывали определенные ареалы планеты, ориентированы они были на поту-, а не посюстороннее устройство. Капитализм и коммунизм — это о посюстороннем устройстве.
В этом смысле ХВ вытекает из Второй мировой. Как верно заметил Тони Джадт, Вторая мировая была первой войной, в которой военный результат определял именно социальную систему, а, например, не религиозную принадлежность, как это было после Аугсбургского мира 1555 года с его Сujus regio, ejus religio («Чья область, того и вера», лат.). И не форму власти, как в случае с Наполеоновскими войнами, революционным способом устанавливавшими новый политический, но — подчеркиваю — не социальный строй. Кстати, это очень четко понимал Сталин, который, как вспоминал Милован Джилас, в апреле 1944 года в разговоре с Иосипом Броз Тито сказал следующее: «Эта война не похожа на прошлые войны; тот, кто занял какую-то территорию, устанавливает там свой общественный строй. Каждый распространяет свой строй настолько далеко, насколько способна продвинуться его армия. По-другому и быть не может». Быть не может в такую эпоху, когда наряду с капитализмом существует системный антикапитализм и война с ним капиталистических государств приобретает совершенно иной характер, чем их столкновения между собой. Война СССР с Третьим рейхом принципиально отличалась от войны наших западных союзников с ним (последняя в социосистемном, да и в цивилизационном плане была внутренней) — победители не собирались отменять капитализм на захваченных территориях, достаточно взглянуть на гитлеровский «Евросоюз» и на «американскую Европу» второй половины 1940-х годов.
Верную мысль высказал Дэвид Кот, автор интересного исследования о борьбе в сфере культуры в период ХВ, подчеркивая, что, помимо прочего, ХВ — это борьба за наследие Просвещения, которое СССР и США тянули на себя и наконец разорвали: у СССР осталось «равенство», а у США — «свобода». «Братство», по-видимому, досталось масонам и иже с ними, рядом, а возможно, и находившимся над ними — тем, которые, создается впечатление, в течение какого-то времени выбирали, на кого сделать ставку, и в конечном счете на рубеже 1940-1950-х годов выбрали США как «порт приписки» и мировой таран одновременно. Впрочем, это лишь догадки. Главное в том, что «свобода» и «равенство» отлились в принципиально разные, взаимоисключающие системы с глобальными претензиями.
После окончания Второй мировой войны коммунизм и капитализм сошлись как два альтернативных варианта организации посюстороннего мира планетарного порядка, проникая в ареалы всех религий и рассекая их по нерелигиозному принципу. А потому у ХВ нет ни аналогов, ни прецедентов, в том числе и по внутренней сложности и парадоксальности. Эта построенная на страхе взаимного уничтожения (достаточно вспомнить панику, охватившую крупнейшие города Европы и Америки в дни Карибского кризиса), завязанная на ядерное оружие глобальная война была периодом фантастической глобальной стабильности. Такой, которой уже никогда не будет и с которой сравнить можно лишь европейскую стабильность 1815-1853 годов и Римскую империю Антонинов — от Нервы до Марка Аврелия (96-180 годы). Противостояние капитализма и системного антикапитализма, или системы и антисистемы, как двух возможных вариантов «светлого будущего», — уникальное явление всей посленеолитической («классово антагонистической») истории, то есть последних 5-6 тысяч лет.
В виде советского коммунизма, системно реализовавшего Большой Левый Проект европейского Модерна (старт ему дала Великая французская революция, в не меньшей степени антибуржуазная, чем буржуазная), впервые за несколько тысяч лет в истории неэгалитарных эксплуататорских обществ, построенных на собственности, возник социум, основанный на отрицании эксплуатации и собственности и провозгласивший равенство. То есть социум победивших низов, угнетенных, одним словом — антисистема, вступившая в борьбу с системой. Конечно, в советской системе существовало неравенство, однако оно не шло ни в какое сравнение с неравенством классовых («собственнических») обществ. В 1990-е и сегодня, когда индекс Джини зашкаливает, когда casual для меньшинства — бесстыдно выставляемое напоказ наворованное богатство, а для большинства — беспросветная бедность, отсутствие социальных перспектив и проблема физического выживания. Конечно, в СССР существовала эксплуатация, однако, во-первых, она становилась менее интенсивной по мере развития совсистемы (а неравенство в то же время росло — и это был один из смертельных парадоксов системы); во-вторых, эксплуатация (в которой, кстати, участвовало огромное число людей) не была жестко закрепленной (перемена мест) и — самое главное — в неизмеримо большей степени работала на социальное целое, на целостный интерес, чем в собственнических системах. Нарушение этого принципа в 1970-е годы вызывало крайнее разочарование снизу в совстрое и стало одной из причин его крушения, поражения СССР в ХВ.
Тотальная, психоисторическая
ХВ велась тотально во всех сферах бытия — от военно-политической и финансово-экономической до идейно-психологической и организационной, причем именно вторая пара играла решающую роль. Збигнев Бжезинский особо подчеркнул роль массовой американской культуры как одного из решающих факторов победы США в ХВ. Вольно было Алексису де Токвилю, Мэтью Арнольду, Эрнесту Ренану, Освальду Шпенглеру, Мартину Хайдеггеру и другим смеяться над примитивностью и вульгарностью массовой культуры США. Именно этот вульгарный примитив стал оружием (одним из) американской победы. В «век масс» именно массовая, «дебильная» культура решала если не все, то многое. Советский Союз стремился переиграть Запад на таких фронтах ХВ, как классическая музыка (Дмитрий Шостакович, Сергей Прокофьев и др.), балет (The Bolshoy Theatre), опера, гуманистическое кино. А Запад «выстреливал» рок-музыкой, Элвисом Пресли, битлами и «роллингами», боевиками и порнухой. И это, особенно с 1960-х годов, с вхождением в активный возраст беби-бумеров — одного из самых манипулируемых поколений в истории Модерна, — принесло свои плоды. Советские искусство и культура были гуманистическими и не ориентировались на массовый вкус и низменные инстинкты. Ясно, что с точки зрения психоисторического противостояния это слабоконкурентный вариант. Однако конкурентное преимущество Запада в психокультурной войне дает о себе знать только в 1970-1980-е годы, и мы еще поговорим об этом, равно как и о такой арене ХВ, как спорт и шахматы. Будучи тотальной, ХВ предполагала полное уничтожение проигравшего (как это и произошло с СССР). Не случайно метафорическую фразу Хрущева «мы вас похороним» американцы восприняли буквально. Но похоронен был СССР; сын Хрущева — американский гражданин — это одна из саркастических ухмылок истории, ответ Соединенных Штатов покойному советскому лидеру.
Поскольку ХВ, будучи по форме внешнеполитической борьбой, по сути являлась схваткой двух принципиально различных социально-экономических систем, чье противостояние вовсе не ограничивалось сферой международных отношений, а носило тотально-системный характер, то в ходе этого противостояния решающее значение имела внутренняя эволюция борющихся систем — коммунистической и капиталистической. Именно эта эволюция в конечном счете стала решающим фактором в борьбе. Так и должно быть по логике любого системного противостояния — проигрывает тот, кто в ходе «негативного взаимодействия» слишком уподобляется оппоненту, слишком глубоко интегрируется в его систему, слишком сильно начинает развиваться не только по своей, но и по чужой системной логике. В связи с этим в борьбе не просто государств, а систем, тем более глобальной и тотальной, огромное значение приобретают идейно-психологические, социокультурные и организационные воздействия и средства, а сама война становится психоисторической. Показательно, что еще в январе 1948 года Конгресс США принял закон № 402, обязывавший граждан США «оказывать планомерное и систематическое воздействие на общественное мнение других народов». И законопослушные американцы оказывали. А мы смеялись над установками совпарткомов выезжавшим за рубеж разъяснять за границей внутреннюю и особенно внешнюю политику СССР.
Психоисторическое воздействие извне, совпадающее с логикой внутренних изменений, а с какого-то момента подталкивающее и направляющее их, может сыграть огромную роль по принципу обратной связи, когда в системе в соответствии с логикой ее внутреннего развития (разложения) появляется «благодарный», то есть адекватный, реципиент воздействия, который начинает существовать (материально и духовно) не только в своем системном измерении.
В связи с этим в исследовании ХВ анализ внешнеполитической составляющей при всем его значении — это лишь поверхностный пласт, фон для анализа более серьезных процессов, главных фронтов ХВ — системных социально-экономических сдвигов в противоборствующих системах (в нашем случае это будет главным образом СССР). Фон, сам по себе явно недостаточный для понимания ХВ. Наконец, особое значение в таком контексте имеет анализ психоисторического аспекта ХВ — воздействия на социальные и политические группы и структуры, на их ценности, цели, взгляды и, самое главное, на потребности.
Забегая вперед, отмечу, что капитуляция СССР в ХВ совпала с разложением существовавшей структуры системного антикапитализма и номенклатуры как его системообразующего элемента, совпала с превращением номенклатуры из статусной группы в квазикласс. Более того, на финальной стадии этого процесса, в ходе структурного кризиса 1970-1980-х годов, который горбачевщина превратила в системный (перестройка-катастройка-катастрофа, далее везде), психоисторическое воздействие Запада посредством его информационного и социального оргоружия — прозападной «пятой колонны» в СССР — подталкивало процесс классогенеза номенклатуры, криминализации и олигархизации уже и так загнивавших власти и строя, процесс дальнейшей интеграции в капсистему, что объективно разрушало мировую соцсистему, системный антикапитализм, СССР.
C учетом сказанного рассмотрим ... ХВ, ее суть, основные этапы, их главные события.
Иными словами, речь пойдет, перефразируя Аркадия Белинкова, о сдаче и гибели советского коммунизма как системы в ходе войны и мира двух миров и систем. И начнем мы с ХВ. В данной статье речь пойдет о феномене ХВ и о том, как он «оформился», «родился» в период с 1943/1945 по 1949 год.
За одного битого двух небитых дают
В СССР так и не поняли, чем была ХВ.
А вот на Западе с самого начала это понимали адекватно. Поэтому если у нас ХВ писалась в кавычках и с маленькой буквы, то на Западе — с прописной и без кавычек. И это очень показательно. В СССР ХВ воспринимали как войну невсамделишную — отсюда кавычки, — как соревнование. Это усиливалось дурным пацифизмом советской пропаганды с ее «лишь бы не было войны». Тем самым подчеркивалось, что ХВ — это не война. А вот западная верхушка рассматривала ХВ не как соревнование, а как самую настоящую — на убой — войну, объектом и целью убийства в которой являются не отдельные люди, не физические индивиды, а система, социальный индивид. И до тех пор, пока мы не поймем, как и почему нас «сделали» в ХВ («история не в том, что мы носили, а в том, как нас пускали нагишом» — Борис Пастернак), пока не придем к правильным выводам, не проведем «работу над ошибками» в ХВ (это до сих пор не сделано), мы едва ли сможем всерьез играть на мировой арене наравне с «глобальными племенами» — так журналисты называют англосаксов, евреев и китайцев.
Осмысление глобальной психоисторической войны — задача не только научно-кабинетная, но и практическая как минимум в двух отношениях.
Первое хорошо передается русской поговоркой «За одного битого двух небитых дают». Разумеется, если битый понимает, почему и как был бит, делает из поражений правильные выводы и использует их (и осмысленный опыт поражений) для будущих побед — «Ступай, отравленная сталь, по назначенью» (или — на выбор: «Заполучи, фашист, гранату»).
Так, потерпевшая поражение в Первой мировой войне Германия, писал Карл Поланьи в «Великом изменении» — одной из главных книг ХХ века, — «оказалась способной понять скрытые пороки мироустройства XIX века и использовать это знание для того, чтобы ускорить разрушение этого устройства. Некое зловещее интеллектуальное превосходство было выработано ее государственными деятелями в 1930-е. Они поставили свой ум на службу задаче разрушения — задаче, которая требовала разработки новых методов финансовой, торговой, военной и социальной организации. Эта задача была призвана реализовать цель — подчинить ход истории политическому курсу Германии».
Но ведь то же — о «зловещем интеллектуальном превосходстве» — можно сказать и применительно к большевикам. Собственно, большевики и нацисты и смогли победить в своих странах, поскольку раньше других стали людьми ХХ века и осознали ошибки и уязвимые места XIX века, его людей, идей и организаций, причины поражений своих стран на выходе из XIX века. В XXI веке победят те, которые первыми станут людьми XXI века. То есть те, которые, помимо прочего, первыми сделают «работу над ошибками» по ХХ веку, поймут причины своих поражений в нем, как это сделали — каждый по-своему и на своем языке — большевики, интернационал-социалисты в СССР и национал-социалисты в Германии.
Я уже слышу негодующие истеричные крики: как?! что?! Нас призывают учиться у большевиков и нацистов, использовать их опыт?! Позор красно-коричневым! Да, призываю учиться — у всех, кто преуспел в восстановлении центральной власти (государства, «центроверха», империи — «назови хоть горшком, только в печку не суй») и(или) ее сохранении-приумножении в тяжелых условиях. Этому нужно поучиться у Византии, Китая различных эпох, у многих других.
В любом случае до тех пор, пока мы не поймем причин нашего поражения в ХВ, а это, в свою очередь, невозможно без понимания сути самой ХВ, ее природы и места в истории взаимодействия, а также природы обеих систем — советского коммунизма и позднего капитализма, нам не подняться. И чем скорее мы это сделаем, тем лучше — время работает против нас. Если ничего не изменится, то лет эдак через пять-семь (аккурат к столетнему юбилею Первой мировой войны или русской революции 1917 года) уже РФ сможет сказать о себе словами Тимура Кибирова то же, что мог бы сказать в конце 1980-х о себе Советский Союз:
Ленивы и нелюбопытны, бессмысленны и беспощадны, в своей обувке незавидной пойдем, товарищ, на попятный.
Пойдем, пойдем. Побойся Бога. Довольно мы поблатовали. Мы с понтом дела слишком много взрывали, воровали, врали. <...>
Мы сами напрудили лужу со страху, сдуру и с устатку. И в этой жиже, в этой стуже мы растворились без остатка.
Мы сами заблевали тамбур. И вот нас гонят, нас выводят.
Анализ ХВ должен помочь нам выработать то, что Рональд Робинсон и Джон Галахер в известной книге «Африка и викторианцы» назвали «жесткими правилами обеспечения безопасности» (cold rules for national safety, англ.).
Второй практический аспект целостного анализа ХВ связан не столько с «работой над ошибками», сколько с теми помехами, которые создают наши западные «друзья» и их туземные эрэфские агенты — «дети грантов и грантодателей», сотрудники различных фондов, ассоциаций и прочие околонаучные фарцовщики, стремящиеся впарить пропагандистскую жвачку о противостоянии Сил Добра Капиталистического Запада и Сил Зла Коммунистического Востока. С окончанием ХВ пропагандистско-психологическая — психоисторическая — война против России не закончилась. Напротив, ее эффект еще более усилился, поскольку системное противодействие западной пропаганде, западному культурно-психологическому воздействию и внедрению практически отсутствует.
У этой войны несколько целей. Среди них: не дать осмыслить прошлое России и СССР и текущую историю РФ объективно, на основе адекватных этой истории методов и понятий; максимально очернить эту историю, представив ее как сплошную полосу внутренних и внешних насилий, экспансии, милитаризма, как отклонение от нормы; выработать у русских чувство «негативной идентичности», то есть исторической неполноценности, и комплекс вины, за которую, помимо прочего, надо каяться, а потому принимать все тяготы девяностых и «нулевых» годов как должное, как расплату за коммунизм и самодержавие. При этом почему-то никому из наших чудаков-смердяковых не приходит в голову пригласить к покаянию англичан, уничтоживших десятки миллионов коренных жителей Африки, Азии, Австралии. Или, например, американцев, уничтоживших миллионы индейцев и столько же негров и оказавшихся единственными, кто применил ядерное оружие, причем против уже поверженной и неопасной Японии.
Последние 15-20 лет стали периодом интенсивного навязывания победителями нынешнего этапа передела мира остальному человечеству, и прежде всего побежденным, новых мифов и представлений как о мире, так и особенно о самих побежденных, об их истории, об их месте в мире. ХВ стала одним из объектов подобного рода мифологизации.
Разумеется, история ХВ фальсифицировалась в свое время и в СССР, и на Западе. Например, западные — прежде всего американские — историки довольно долго обвиняли в развязывании ХВ Сталина и СССР. Затем новое поколение историков в США — ревизионисты — обвинили в очень многом сами Соединенные Штаты. Советские историки вплоть до перестройки винили во всем американский империализм. Во второй половине 1980-х и тем более в 1990-е годы ситуация изменилась: позднесоветские и постсоветские историки, точнее часть их, вдруг «прозрели» и обрушились на советский «тоталитаризм» и «экспансионизм» и лично на Сталина как главных инициаторов ХВ против «либеральных демократий» Запада. Бывшие обществоведы-коммунисты обернулись антикоммунистами (как говорил один из героев «Оптимистической трагедии», «а вожак-то сукой оказался»), но к адекватному пониманию сути и причин возникновения ХВ это, естественно, не привело.
Иными словами, у нас интерпретация ХВ прошла несколько стадий: просоветскую, покаянно-советскую при Горбачеве и антисоветскую при Ельцине, по сути, сомкнувшуюся не просто с антисоветскими, но и нередко с откровенно антирусскими западными интерпретациями. На сегодняшний день в России у вульгарно-пропагандистских прозападных схем ХВ, пожалуй, больше сторонников, чем на Западе, где эти схемы очень часто подвергались критике, как и сама ХВ.
Вот что сказал в 1991 году устами своего героя Смайли («Тайный пилигрим») Джон Ле Карре — антикоммунист, но в том, что касается Запада в целом, объективный автор: «<...> самое вульгарное в холодной войне — это то, как мы научились заглатывать собственную пропаганду. <...> Я не хочу заниматься дидактикой, и конечно же, мы делали это (глотали собственную пропаганду. — А.Ф.) в течение всей нашей истории. <...> В нашей предполагаемой честности наше сострадание мы принесли в жертву великому богу безразличия. Мы защищали сильных против слабых, мы совершенствовали искусство общественной лжи. Мы делали врагов из достойных уважения реформаторов и друзей — из самых отвратительных властителей. И мы едва ли остановились, чтобы спросить себя: сколько еще мы можем защищать наше общество такими средствами, оставаясь таким обществом, которое стоит защищать».
После капитуляции СССР в ХВ Запад и его агентура влияния в России начали активно впихивать нам то, что раньше безропотно глотали сами. Их задача — сделать так, чтобы ХВ осталась в исторической памяти как победа демократического Запада над «советским тоталитаризмом», над «коммунистической Россией», причем победа в войне, которую эта Россия — сталинский СССР — с ее «извечным экспансионизмом» и начала. Сверхзадача — использовать данную интерпретацию ХВ для пересмотра итогов и результатов Второй мировой войны, представив победу СССР в качестве если не поражения, то катастрофы и вытолкнув СССР (Россию) из числа победителей в лагерь одновременно побежденных и агрессоров — вместе с гитлеровской Германией. Помимо прочего, это позволяет затушевать реальную роль Великобритании и США в качестве поджигателей войны. Ясно, что нас подобная схема не может устроить ни по научным, ни по практическим, ни даже по эстетическим резонам.
Как не может устроить и оттеснение ХВ куда-то на периферию интеллектуальных интересов и публичного дискурса в качестве чего-то такого, с чем все в целом ясно, а детали можно оставить узким специалистам. Пушкинский Архип-кузнец из «Дубровского» в таких случаях говаривал: «Как не так». Над деталями — все более мелкими, но тем не менее важными (именно в них прячется дьявол) — пусть действительно трудятся узкие специалисты «по третьему волоску в левой ноздре». Однако целое не складывается из суммы деталей, факторов и т.д. Оно не равно сумме, и никакая сумма, пусть самая полная, не объяснит целого и не заменит его. Целостное, системное осмысление ХВ — особая и неотложная задача, и именно она-то не решена у нас. У нас нет — и не было — целостного видения процесса ХВ как исторического целого, как некой шахматной доски, где все фигуры взаимосвязаны. Кстати, в этом — одна из причин того, что СССР капитулировал в ХВ.
А вот у англосаксов — англичан и американцев — такое целостно-шахматное видение мировой борьбы в теории, и особенно на практике, как информационное оружие, последние триста лет как раз на высоте. Вот что писал по этому поводу замечательный русский геополитик Алексей Вандам (Едрихин): «Простая справедливость требует признания за всемирными завоевателями и нашими жизненными соперниками англосаксами одного неоспоримого качества — никогда и ни в чем наш хваленый инстинкт не играет у них роли добродетельной Антигоны. Внимательно наблюдая жизнь человечества в ее целом и оценивая каждое событие по степени влияния его на их собственные дела, они неустанной работой мозга развивают в себе способность на огромное расстояние во времени и пространстве видеть и почти осязать то, что людям с ленивым умом и слабым воображением кажется пустой фантазией. В искусстве борьбы за жизнь, то есть политике, эта способность дает им все преимущества гениального шахматиста над посредственным игроком. Испещренная океанами, материками и островами земная поверхность является для них своего рода шахматной доской, а тщательно изученные в своих основных свойствах и в духовных качествах своих правителей народы — живыми фигурами и пешками, которыми они двигают с таким расчетом, что их противник, видящий в каждой стоящей перед ним пешке самостоятельного врага, в конце концов теряется в недоумении, каким же образом и когда им был сделан роковой ход, приведший к проигрышу партии?
Такого именно рода искусство увидим мы сейчас в действиях американцев и англичан против нас самих».
Это сказано о ситуации начала ХХ века. Но как похоже на ситуацию конца ХХ — начала XXI века! Неадекватность позднесоветского, а затем эрэфского руководства современному миру, отсутствие у него адекватного целостного мировидения дорого обошлись Советскому Союзу 1980-х и РФ 1990-х. Советская верхушка оказалась совершенно не готова к тем новым формам мировой борьбы (прежде всего экономическим и психоисторическим, то есть культурно-психологическим), которые начали использовать западные лидеры.
Это только на первый взгляд о ХВ мы знаем очень много. Однако Гесиод в свое время говаривал: «Лиса знает много, а еж — главное». Есть ряд главных вопросов, над которыми стоит поразмышлять. В чем суть ХВ как противостояния, где ее место в истории? Противостояли друг другу СССР и США? Но их противостояние никогда не было войной. «Холодная», говорите, а что это значит? Кто и почему победил в ХВ? США? Это они так говорят. А может, кто-то другой? К тому же США в каком качестве — как государство или как кластер ТНК? Почему СССР капитулировал? Нередко выбор, сделанный Горбачевым и его многомудрой командой в 1987-1989 годах, объясняют так: положение СССР во второй половине 1980-х годов было настолько тяжелым, что спастись можно было, только пойдя на сближение с Западом.
Но давайте сравним положение СССР в 1985 и 1945 годах. Когда оно было тяжелее? В 1945 году СССР только что вышел из тяжелейшей войны. Разрушенная экономика, предельно измотанное население. У американцев — процветающая экономика, которая дает почти половину мирового валового продукта, и — самое главное — ядерная бомба, которой нет у нас, и готовность уже в 1945 году (декабрьская директива Объединенного комитета военного планирования США № 432/д) обрушить 196 атомных бомб на 20 крупнейших советских городов. По логике тех, кто оправдывает горбачевцев, Сталин в 1945 году должен был согласиться на все условия плана Маршалла, капитулировать перед Америкой, а СССР вместе с остальной Европой — превратиться в американский протекторат. Однако советское руководство пошло по другому пути, единственно достойному великой державы, да и плохишей-перевертышей, готовых записаться в буржуинство любой ценой, в тогдашнем советском руководстве не нашлось: почти всех отстреляли к концу 1930-х годов.
В 1985 году СССР был сверхдержавой, обладал могучим ядерным потенциалом, вопреки перестроечным и постперестроечным манипуляциям с цифирью вовсе не находился в катастрофическом экономическом положении; это такая же ложь, как разговоры Гайдара о грядущем в 1992 году голоде, от которого нас якобы спасло его правительство, — упаси Бог от таких спасителей. А вот США во второй половине 1980-х годов из-за необходимости поддерживать гонку вооружений и одновременно сохранять жизненные стандарты среднего и рабочего классов оказались не просто перед катастрофой, а зависли над пропастью. Мы, занятые своей перестройкой и «оральной политикой» горбачевцев, в очередной раз упустили из виду, что происходит в мире. Падение Ельцина с моста и т.п. для нас было важнее сдвигов в мировой экономике.
Комментарии