Забытые арабские евреи рассказывают о жизни, полной счастья и ужаса

На землях Аравии, где когда-то жили евреи, упорный исследователь то тут, то там может найти остатки народа, сметенного песками времени и политической напряженностью, пишут журналистки The Media Line Сара Миллер и Дебби Монблатт.


Ирскские евреи молятся у гробницы Иезекииля в Аль-Кифл, Ирак. 1932 год
Library of Congress

В Сане есть руины синагоги, в Каире стоят потрескавшиеся надгробия еврейского кладбища, свидетельствующие об общинах, в которых бурлила жизнь, которые сосуществовали в счастливой гармонии с мусульманскими друзьями и соседями.

Все изменилось в 1948 году с созданием Государства Израиль: арабские соседи посчитали это государство «вторгшимся» в мусульманский мир, нежеланным узурпатором, создание которого привело к изгнанию живших здесь палестинцев. Арабские страны и их жители отныне стали относиться к своим когда-то уважаемым еврейским общинам с антипатией, обвиняя их в большей лояльности возрожденному еврейскому государству, чем своей родине.

Враждебность переросла в преследования на государственном и личном уровне, не оставляя евреям арабского мира иного выбора, кроме как бежать. Некоторые отправились в Израиль, другие нашли убежище в Европе или Северной Америке; они бросали почти все, чем владели.

В то время как мир принимал палестинских беженцев, бедственное положение евреев, изгнанных из стран, которые они веками считали своим домом, окружила международная стена молчания. Эту стену понемногу удается разрушать в последние годы, но истории арабских евреев во всем мире остаются малоизвестными, малораспространенными и малоинтересными кому-либо. Ситуация меняется очень медленно. Новая книга Генри Грина и Ричарда Штурсберга под названием «Голоса сефардов: нерассказанное изгнание евреев из арабских земель» стремится привлечь внимание к историям людей, рассказывая о событиях недавней главы ближневосточной и еврейской истории глазами тех, кто там жил.

Грин признает неожиданной ту ситуацию, что пишут историю евреев-сефардов канадский еврей-ашкеназ (он сам) и католик (Штурсберг). Но утверждает, что авторов мотивировало полное незнание тяжелого положения этих людей.

«История евреев-сефардов закончилась для меня в 1492 году», — признается Грин, имея в виду изгнание евреев из Испании после столетий преследований.

Однако, приехав в Израиль в 1970-х годах, Грин оказался вовлечен в движение за социальные права под названием «Черные пантеры»: он думал, это то же самое движение, что и в США, от которого его члены позаимствовали свое название.

«Я познакомился с невероятным населением, составляющим Израиль, о котором ранее понятия не имел, — рассказывает он. — Это было так странно. Они познакомили меня с другой культурой, другой едой и музыкой. Я почувствовал, что от меня скрывали тайну, которая оказалась очень красивой».

Грин стал первым человеком, написавшим по-английски о программах, которые реализовывала тогдашний премьер-министр Голда Меир с целью интеграции сефардских евреев в израильское общество.


Углубляясь все дальше

Будучи директором отдела еврейских исследований в Университете Майами, Грин углубился в тему сефардов, развивая и расширяя свои исследования. Кульминацией стал проект «Голоса сефардов», объединяющий историю примерно миллиона евреев, некогда проживавших между Атлантическим океаном и рекой Тигр, чье присутствие в этих местах почти свелось к нулю за одно поколение.

«Я понял, что истории всех этих перемещенных лиц никогда и никем не были услышаны, им нужен был голос», — замечает Грин.

Он ни на кого не возлагает вину за недостаточную осведомленность общества об этой трагической главе современной еврейской истории, но пытается понять и объяснить, как такое произошло.

«Израиль в первые годы просто пытался выжить, не было ресурсов, — замечает он. — Америка не поставляла военную помощь до 1968 года; не оказывала она и экономической помощи. Израиль зависел от диаспоры, чтобы выжить. Нужны были репатрианты. Но когда их привезли, не оказалось ресурсов. Репатрианты не говорили на иврите; они говорили на арабском, ладино и других языках, в то время как евреи, приехавшие из Европы после Холокоста, говорили на идише или по-немецки».

Более того, считает он, «европейские евреи были более образованы». Они обладали навыками, необходимыми новорожденному и осажденному государству для укрепления и расширения. И в окружении врагов то, что начиналось как целесообразность для находившейся в отчаянном положении страны, превратилось в то, что Грин называет «институциональной дискриминацией». Во вновь созданном Государстве Израиль евреи-ашкеназы стали элитой, а их братья-сефарды считались низшим классом.

«Люди, которые могли бы помочь построить страну, отправлялись в городские районы, а тех, кто не понимал, что происходит, отправляли в сельские районы, потому что Израилю нужно было их развивать», — объясняет Грин.

Хуже того, существовал страх перед теми, кто выглядел и говорил как враги Израиля, поклявшиеся его уничтожить.

«Люди, приехавшие из европейского мира, были белыми. А те, кто приехал из арабского мира, выглядели как арабы и говорили по-арабски, — рассказывает он. — Из соображений безопасности, когда не знали, кто есть кто, возникал страх иного рода».

Грин подчеркивает, что, хотя истории евреев Ближнего Востока и Северной Африки похожи, индивидуальный опыт людей был разным. Евреи региона подвергались преследованиям в разной степени, в разном стиле и в разные сроки.

«Ближний Восток и Северная Африка не монолитны, — заявляет он. — Их права отбирали по-разному».

Он приводит пример Ирака, который присоединился к Египту, Сирии, Ливану и Иордании в объявлении войны Израилю сразу после его возникновения в 1948 году.



«Ирак занял позицию, что евреи наносят ущерб стране, поэтому они денационализировали их, забрали их собственность, многих убили или сделали их жизнь невыносимой, — говорит Грин. — Израильское правительство также проводило тайные операции, чтобы усилить страх среди тамошних евреев, потому что им нужны были олим. Эта комбинация привела к тому, что в 1950-1951 годах в Израиль выехали 150 тыс. иракских евреев».


Целенаправленные взрывы

Грин имеет в виду взрывы в еврейских кварталах Багдада в те годы. Некоторые приписывают их Израилю, стремившемуся стимулировать алию евреев, хотя Иерусалим отрицает свою причастность. Взрывы непосредственно предшествовали израильской операции по переброске евреев из Ирака по воздуху. В ходе этой операции, известной как операция «Эзра и Нехемия», около 130 тыс. иракских евреев были вывезены в Израиль через Иран и Кипр.

Многие из тех, кто бежал, до сих пор живы и могут вспомнить свою жизнь до изгнания.
Одним из подобных людей, фигурирующих в книге Грина и Штурсберга, является британский филантроп Дэвид Дангур.

Родившийся в 1948 году, он жил со своей семьей в Багдаде, пока его отец, Наим Дангур, не увез семью в Великобританию в 1959 году. Его семья может проследить свою почтенную родословную в Ираке вглубь веков, но это не спасло их от угнетения, которое последовало за созданием Государство Израиль.

«У отца были документы, свидетельствующие как минимум о восьми поколениях, начиная с Ниссима Дангура, родившегося около 1700 года», — рассказывает Дэвид Дангур. Его отец, известный на родине бизнесмен и второй по возрасту человек, когда-либо получивший рыцарское звание в Великобритании, был внуком главного раввина Багдада хахама Эзры-Рубена Дангура и сыном Элиагу Дангура, который в свое время был мировым лидером в качестве издателя книг на арабском языке.

«Отец вывез нас в 1959 году, но попытался продолжить свой бизнес, пока в 1963 году не счел это окончательно невозможным. Тогда он потерял гражданство, все свои предприятия и активы в пользу иракского правительства», — свидетельствует Дэвид.

Дангур, который живет в Лондоне, говорит, что не питает враждебности к иракскому народу, признавая его тяжелую историю и страдания: «Я испытываю доброжелательность к иракскому народу и желаю, чтобы он обрел мир и стабильность и признал своих бывших еврейских граждан, признав также Израиль, где проживает подавляющее большинство из них».

По словам Дангура, «многие иракцы, особенно более образованные и прозападные, регулярно выражают ностальгические чувства в отношении евреев, которые, по их мнению, оказались потеряны для Ирака».

Видеоролик на ютьюбе о том, как его семья и большая еврейская община вынуждены были покинуть Ирак, «набрал почти 20 тыс. просмотров и получил множество теплых комментариев на арабском языке от иракцев».

В одном из комментариев к арабоязычной версии видео даже говорилось: «Приветствую вас, моя любовь и мое уважение, вы настоящий и верный иракец».

Права на показ 69-минутного фильма под названием «Воспоминания о Багдаде» в Европе ныне приобретены Netflix сроком на пять лет.

Для Дэвида аспекты иракской культуры все еще важны в его жизни, как и те качества, которые он передает молодому поколению: «Важность семьи, сообщества и традиций».

Все изменилось

В Египте евреи тоже ощутили на себе удар национальной ненависти к Израилю, как только возникло государство: их стали лишать прав. Тем не менее, как бы плохо это ни было, говорит Генри Грин, ситуация еще ухудшилась, когда Гамаль Насер в 1956 году, спустя четыре года после того, как сыграл решающую роль в свержении короля Фарука I, стал президентом.
«Все изменилось», — резюмирует Грин.

Дэвид Шама родился в Каире в 1945 году и вырос в Александрии, где, по его словам, семья его принадлежала к местной элите и была прозападной. Но опять же, высокий статус не спас их от преследований, и это причиняет ему боль даже сегодня.

«У меня теперь нет большой любви к Египту или египтянам, — заявляет он. — Мы были частью египетской среды, мой отец был успешным бизнесменом. Он знал многих людей, и многие люди знали его, но когда его арестовали и обвинили в шпионаже в пользу Израиля и Англии, никто не пришел ему на помощь, никто! А это были люди, которым он помогал, одалживал деньги, когда им было нужно, просто давал деньги… Это жестоко — быть вот так преданным».

Шама описывает обращение с ними в те годы в самых суровых выражениях: «Покидая страну, мы чувствовали себя преданными. Над нами надругались, лишив всего, что у нас было. Мой отец был заключен в тюрьму как британский и израильский шпион, его пытали, в то время как моя мать, сестра и я оставались в нашем доме в Александрии под домашним арестом. Это была очень жестокая в эмоциональном плане ситуация».

Дэвид Шама живет сейчас в Канаде. После ухода из фирмы по производству детской одежды он основал компанию по уходу за собаками. Его отвращение к Египту и египтянам живо до сих пор.
«Я полагаю, это была ситуация, при которой широкие массы присоединились к нападению на евреев, — говорит он. — У них не было причин делать то, что они делали».


Страшные воспоминания

Когда началась Шестидневная война 1967 года, она вернула его к ужасающим воспоминаниям детства.

«Я видел, через что прошел мой отец, с детства помню, через что я сам прошел на улице, — рассказывает он. — Бывало, когда мы шли по улице куда-то с няней, они выливали на нас мочу, это было отвратительно…»

Даже мирное соглашение между Израилем и Египтом в 1979 году, которое действует по сей день, не уменьшило враждебности Шамы: «Я не думаю, что мир был заключен потому, что египтяне хотели мира… Скорее, у них не было альтернативы».

По мнению Шамы, в незнании истории евреев Ближнего Востока и Северной Африки много виновных: «Люди не знают об этом, потому что об этом не говорилось. Это была ситуация, когда евреев загоняли в загон, как животных, и всем было наплевать, а евреи молчали».

Он говорит, что, в отличие от того внимания, которое уделялось Холокосту, «мы не получали поддержки со стороны средств массовой информации, в которой нуждались, чтобы рассказать обо всем этом, чтобы мир знал, что происходит».

То, что сегодня это становится более обсуждаемым, хорошо, продолжает он, поскольку «очень важно, чтобы молодое поколение понимало, что произошло». И это особенно важно, учитывая нынешнее очернение Израиля.

«Все эти молодые люди, которые в своих университетах заносят Государство Израиль в «черный список» как «государство апартеида», — у них просто нет достаточного образования, и они не хотят получить образование по этому предмету!» — считает Шама.

Грин объясняет безразличие к судьбе евреев региона еще одним фактором: неспокойным состоянием планеты после Второй мировой войны.

«ООН действительно признала наличие двух групп беженцев», — замечает он, но в результате свою роль сыграла геополитика.

«Когда был основан Израиль, в ООН было около 70-80 стран. Одиннадцать из них — арабские страны, и в условиях «холодной войны» возникало ощущение, что приходится иметь дело только с арабскими беженцами, — говорит он. — С точки зрения всего мира, в период с 1948 по 1967 год внимание не было приковано к Израилю. Европа была опустошена Второй мировой войной. Израиль не привлекал особого внимания».

В отличие от Дангура и Шамы, уроженец Бейрута Эди Коэн Халала покинул свою страну в 1990 году в возрасте 17 лет, спустя десятилетия после создания государства, в котором он сейчас живет. Но, как и они, семья его могла проследить свои корни на протяжении поколений, а ее отъезд был вызван антисемитизмом.

«Мы жили в Ливане как минимум 120 лет, — рассказывает Халала. — Мы говорили дома по-арабски. Да, я вырос в арабской стране, ходил в арабскую школу, говорил по-арабски со своими друзьями и соседями».

Халала вырос в стране, раздираемой кровавыми междоусобицами: «Гражданская война в Ливане длилась с 1975 по 1991 год. Так что почти все годы моего пребывания в Ливане я видел, как страна разрушает себя гражданской войной. Я не видел Ливана до гражданской войны, я не жил в Ливане в то время, когда его называли Швейцарией Ближнего Востока».

Тем не менее, семья Халалы оставалась в стране вплоть до прихода к власти поддерживаемого Ираном шиитского ополчения «Хезболла» — ныне одной из самых влиятельных политических сил в Ливане. «Хезболла» похитило его отца.

«Еврейская община страдала от антисемитизма, и в 1985 году «Хезболла» начала похищать евреев, в том числе моего отца. Они убили 11 евреев, включая отца, и в этот момент мы почувствовали наконец, что должны уехать. Вы просто не можете оставаться в стране, где вас открыто преследуют», — замечает он.

Тем не менее, его воспоминания детства остаются окрашены сожалением о том, что теперь посещение страны, в которой он родился, невозможно из-за сохраняющегося конфликта с Израилем.

«Вы не можете забыть страну, в которой родились и прожили почти 18 лет, — говорит Халала. — У меня все еще есть воспоминания, друзья, мой родной язык… Как вы никогда не сможете забыть свою мать, так не можете забыть и родной язык. К сожалению, между Ливаном и Израилем идет война, я не могу поехать туда».

Он говорит, что без «Хезболлы» Ливан был бы совсем другим: «Ливанская проблема не решится до полной демилитаризации этой террористической организации. Ливан по-прежнему будет опасен для евреев».

Халала кратко резюмирует историю евреев региона после создания Государства Израиль:
«Миллион евреев, живущих на арабских землях, исчез. Это этническая чистка. Быть евреем в мусульманской стране в ХХ веке оказалось невозможно».

Однако его не пугает то, что его называют «арабским евреем», в отличие от многих, кто, как и он, родился в арабской стране и был вынужден оттуда бежать.

«Мы не мусульмане, но мы евреи арабского происхождения, — заявляет Халала. — Есть люди, которым не нравится это выражение, но я чувствую себя с ним комфортно, потому что это правда».

Грин говорит, что опыт евреев арабских стран начал всплывать в информационной среде в последние два десятилетия: люди стали более охотно говорить, откуда они или их семьи прибыли в Израиль.

«За последние 20 лет многое изменилось с точки зрения политики идентичности; теперь вы получаете силу, привнося свою индивидуальность, — считает он. — С этим пришло признание того факта, что ряд культур нуждается в поддержке».


Еврейский хор в синагоге в Александрии, Египет
Nebi Daniel Association Public Photo Collection

По его словам, это больше относится к Израилю, чем к диаспоре, в которой до сих пор доминирует «ашкеназское большинство».

«Сефарды в 1948 году составляли 15% населения Израиля. Сегодня они составляют от 55 до 60% населения страны, демография изменилась. Сефардская еда и музыка являются теперь частью израильской культуры. В Израиле речь идет скорее не о «плавильном котле», а о мультикультурной идентичности».

Если когда-то в ближневосточном регионе жил и процветал почти миллион евреев, то сегодня, по самым оптимистичным оценкам, их осталось около 23 тысяч. По словам Грина и Штурсберга, общая сумма оставленных евреями активов, включая предприятия, дома, фермы и банковские счета, в сегодняшних деньгах составляет более 100 млрд долларов, что соответствует размеру экономики Йемена, Ирака и Туниса вместе взятых. Ни одно из государств, из которых были изгнаны евреи, не выплачивало репараций.

В своей книге Грин, его словами, «пытается позволить другим пройти через то же открытие», которое он совершил еще в Израиле в 1970-х годах, когда наткнулся на движение евреев-сефардов, борющихся за свои права: «Книга пытается сказать: «Проснитесь!» Здесь есть еще одна история, и эта история о виктимизации, но также и о стойкости. История людей, которые начали новую жизнь в Израиле и в диаспоре».