Больничная любовь.

На модерации Отложенный

В некотором царстве, в некотором государстве, жили-были дед со старухой, и была у них внучка Аленушка… Но история, в общем-то, ниразу не о них. История, как и большинство моих историй, будет про любовь. Патамушто любовь это вааще великое чувство, не чуждое всем без исключения. Причом вне зависимости от расы и вероисповедания. И если какие-нибудь дикие бедуины, тайно дрочат свои обрезанные стручки на фотографию обнаженной Ксении Собчак, то это не потому, что жаркий климат пустыни отрицательно влияет на человеческую психику, а исключительно из-за того, што они до обморока любят лошадей чистокровных пород. Короче, любовь правит миром, ага.

Итак, предыстория. Однажды в тринадцать йуных лет меня подкосила страшная болезнь аппендицыт, и я попал в больницу. Наверняка тут найдется кто-нибудь, кто люто шарит в медицыне, и кто абязательно скажет, што аппендицыт, это нихрена не страшно, што он его вырезал дома сам, садовыми ножницами, причом без всякой нахрен анестезии, и вообще есть болезни и пострашней, например аспергиллез или синдром Хатчинсона-Гилфорда. Но я все эти провокационные замечания оставлю без должного внимания, потомушто кому нетерпицца поговорить про лечние запоров и прочую докторскую хрень, валите прямиком на передачу «Малахов плюс», и не мешайте мне рассказывать мою историю пра любовь.

В больнице добрый доктор сделал мне укол сщастья, от которого я долго и радостно смотрел мультфильмы, и прочие исключительно веселые картинки по ту сторону реальности, пока не очнулся, среди ночи, с перевязанным жывотом и торчащей из бока трубкой. Очнулся, кстати, от храпа. Помню даже абрадовался, раз храпят, значит по любому не в морге. Я хреневознаю, как сейчас, но в моем деццтве многа разных баек было, про то, как человека по ошибке могут в морг отвезти, или сразу прямиком на мясо сдать, оптовикам. А потом такую вот девочку ищут пожарные, ищет милиция, ищут- не могут найти, и вот однажды ее мама купит на рынке пирожок с ливером, за десть копеек, а там ррраз, и найдет пирожке ее искривленный ноготь. Сюрприз йопта. Стивин Кинг в миниатюре.

Утром я уже поближе изучил всю эту богадельню. Хотя изучать особо и нечего, стандартная палата на десять койко-мест, наполненная занимательными личностями с разрезанными жывотами, головами и прочими частями тела. Нихрена не здоровый, в общем, контингент. Как в книжке про Айболита. Но я их всех перечислять не буду, потому што, большинство персонажей в этой истории играют второстепенную роль, и на оскара совсем даже не претендуют, тем более в моей памяти они не атложились ниразу. Опишу только тех кто нужен.

Первый это такой парень двадцати пяти лет. Ростом сантиметров 160 и это в прыжке, и вечно веселым хлебалом. Есть такая категория уникальных людей, ходячие сцуко смайлики, то ли они веселые такие по жизни, то ли просто ипанутые, я хреневознаю, смысл в том, што они круглый год улыбаюцца, как Петросян по телевизору, даже когда их на хрен посылают. Оптимисты, ага. Его имя, за давностью лет, я уже не помню, да оно собственно и не важно. Назовем его летчик, потому што он бывший военный летчик. Я, честно говоря, местами сильно ахреневаю от наших доблестных вооруженных сил, доверяющих самолеты таким людям, которым я в припадке щедрости не доверил бы и подержанный самокат. Но военную доктрину государства я оспаривать не собираюсь, оставим это комитету солдатских матерей и прочим пацыфистам. В больницу наш ниибацо Покрышкин попал по недоразумению, как-то вечером в темном переулке, три йопаных гопника настойчиво попросили его отдать куртку, деньги, и часы, но денег у него не было в принцыпе, а куртку с часами он отдавать категорически не захотел,  то ли из природной жадности, то ли из врожденного героизма, а может ещо по каким принципиальным соображениям, так и стоял, улыбался, как идиот, до тех пор пока его не ударили. Ножом, в печень. Чудом потом спасли.

И была у него любовь. Я же говорил, што история про любовь, чо тут удивительного. Любовь его являлась рослой двадцатилетней барышней с тоскливыми коровьими глазами, звалась Викой, и лежала в соседней палате. Я в душе не чаю, куда она совала свою ногу, и главное зачем, но та была в гипсе практически по самые гланды, такой вот печальный монумент человеческого несовершенства. С женщинами всегда какие-то непанятные сложности, не то што с жывотными.

К примеру, сломала себе кабыла ногу, ее тут же застрелили, сели на другую и поскакали дальше, как нивчом не бывало, а если женщина поломала ногу, то это просто трындец и катастрофа, ее сразу надо носить на руках, всячески ухаживать, и ждать пока она не выздоровит, и не вернецца в лоно нормальных двуногих абывателей. Нелехкий труд, короче, дружить с такими инвалидными персонажами. Только летчика это адинхрен не останавливало. На руках он ее, конечно, не носил, разница в весовых категориях не позволяла совершать таких атчаянных безумств, но под ручку до туалета провожал. Я когда видел, как он, взвалив ее на себя, тащил ее по коридору в сторону туалета, мне всегда кадр из старого чорно-белого фильма вспоминался, где наши солдаты из окружения выходят, и раненых на себе выносят. Хотелось смотреть и плакать. Драматично очень, ага.

К слову, вся больница с замиранием наблюдала за продолжением их романа, санитарки даже ставки делали, когда же он, наконец, ее трахнет, и что самое интересное, где и как? Потому што больница, што бы вы там себе не думали, по большому счету не очень приспособлена для межполового сношения, асобенно среди инвалидов. Все-таки это не бордель, а медицынское учереждение.

И вот как-то поздним вечером, когда я лежал в палате на своей кровати, и от нехрен делать мечтал о том, кем я стану, когда вырасту. Я тогда ещо не определился до конца, и был в тяжолом творческом поиске, с одной стороны мне хотелось стать ниибацо крутым бандитом, как Арсен Люпен, штоб все вокруг меня боялись, и уважали, а с другой мне хотелось стать сыщиком, как Жеглов, и сажать всех бандитов и прочих атщипенцев в тюрьму, дилемма адним словом. И когда я уже все больше склонялся в сторону Жеглова, я услышал у двери какой-то непанятный шорох. Палюбому это вор, сразу же решил я, и приготовился его ловить. Я даже представил, как потом мое фото напечатают на первой странице «Пианерской правды», а ниже  крупными буквами напишут «подрастающий Жеглов, поймал преступника». Но как аказалось, моим мечтам не суждено было сбыцца.

Присмотревшись получше, я понял, што это нихрена не вор, а летчик с Викой, фтихушку крадуцца к его кровати, конспираторы йопта. Зачем крадуцца, я думаю понятно? Тут я и про Жеглова и про Люмпена забыл наглухо, потому што трах в режыме онлайн я в то время ещо ниразу не наблюдал. Я вообще если быть до конца откровенным, в то время процесс межполового соития видел только по телевизору, и только в передаче «В мире жывотных», под умилительные комментарии Николая Дроздова «а теперь посмотрите, как этот ачировательный носорог страстно овладевает своей самкой…», такие нахрен ландышы.

Я даже дыхание затаил, до того мне любопытно стало, што же дальше будет. А все вокруг храпят, как нивчом не бывало. Нелюбопынтые походу они все какие-то, да и не бдительные ни чуть-чуть, такое зрелище пропускают. Летчик же с Викой до кровати добрались, и давай акробатические этюды вытворять, только нихрена у них этот пазл не складываецца. Им наверное надо было сначала на конструкторе потренироваться, или ещо как-нибудь в теории все это изучить, потомушто, он ее и так поварачивает и этак, а слицца в страстном порыве у них не получается, неудобно с поломанной ногой, да и нервничают ещо сильно. Крутились, вертелись минут десять, пока дядя Вова, который у окна лежал и храпел громче всех, не поднялся с койки, и не сказал прокуренным голосом «ну ктож так трахается? Ты ее ниже наклони, и сбоку подползай». Потом уже и остальные подорвались, давай ситуацию абсуждать, выявляя тактические ашибки в действиях летчика.  Короче, Вика  всех этих манипуляций не выдержала, и в коридор со слезами ускакала, даже про костыли свои забыла. А сбитый летчик за ней следом ломанул. Дядя Вова, еще на пол сплюнул и говорит «ну што мужики, говорил я вам, што не трахнет он ее, а вы не верили…». Аказываетсо они две недели не спали, все выжидали, когда летчик Вику трахать будет, патомушто сцуко любопытно. Вот бл@ть у кого разведчикам учится надо.

А летчик так Вику и не трахнул. Да и любовь у них потихоньку прошла, потому што любовь без траха, это не любовь, а нуегонахрен какой-то.