- Слушай, у нас мама по-моему не в себе немножко. Я вот думаю, врача вызывать или нет? Решили тебе сперва позвонить.
- Что значит "не в себе"?
- Н-ну... Бредит вроде!
Мама живёт у сестрицы, наблюдается у невропатолога. Бредит? Ну, дело такое, всё таки почти восемьдесят человеку, три инсульта, всяко может быть.
- В чём выражается-то?
- Да понимаешь... Сели сегодня обедать, она вдруг и говорит "Налей-ка, Надя, компотику!". Ну, вино у нас домашнее такое, слабенькое, компот компотом, мы так и зовём. А она не особо любительница, да и нельзя ей. Ну, я налила, ей, и нам уж за компаню, спрашиваю - "Мам, а что хоть за повод-то? Праздник может какой?". Она - "Дак сыночка моего в армию сегодня забирают". Ну, я так удивилась, виду не подаю, говорю "Мам! Ты чего? Какого сыночка?" "Дак один сынок-то у меня" "Мама, окстись! Отслужил твой сыночек давным-давно! Внуки уж и те отслужили!" А она как не слышит! Представляешь? С нами со всеми чёкнулась, улыбается, и знай своё - "Ну, давайте, что б служилось ему там хорошо". Выпила чуть-чуть, поела, и ушла в свою комнату. А мы с Сашкой сидим рты нараспашку, думаем, что делать. Не бывало ведь с ней такого! Ну, и тебе вот звонить решили.
- А число сегодня какое?
- Восемнадцатое.
- Ё-моё! А мама где?
- Дак уснула.
- Ну, проснётся, ты передавай ей так: скажи - всё мол хорошо у сыночка твоего, служба идёт, сыт-обут-одет-здоров, чего и тебе желает.
- Слушай, что случилось, а? Ты мне-то можешь объяснить?
- Надя, что объяснять? Сегодня, восемнадцатого ноября, меня забрали в армию. Я бы и сам не вспомнил, если честно.
- Коль, времени-то сколько прошло?!!!
- Двадцать семь лет. Ну и что? Ты не помнишь, я забыл. А она помнит. Значит для неё это важно почему-то.
- Дурдом! Она-то про сегодня!
- Сама ты дурдом. Шутит она так, понимаешь? У старых людей тоже свой юмор. Через десять дней ты уж готовься.
- К чему готовься?
- Ну как? Встречать меня будете.
- Ты приедешь что ли?
- Дурочка ты Надя. Двадцать восьмого ноября я на дембель пришел. Двадцать пять лет назад.
- Не, точно дурдом! Сама с вами с ума сойдёшь, ей-богу! У самого-то здоровье как? Как Никитка?...
* * *
Достал военный. Хотя можно было и не доставать. Ай да мама. Как она помнит? И главное зачем?
Восемнадцатое ноября, тысяча девятьсот восемьдесят третий год, шесть утра, мороз градусов двадцать, мы стоим во дворе Ленинского райвоенкомата города Костромы, кружочками, группками, побольше, поменьше, друзья, родственники, подруги. В центре каждого кружочка - лысый жалкий шкет, вчера ещё бывший самоуверенным, крутым, в меру волосатым гопником или мажором, и чотко знал своё место в этой жизни и мире. И вот всё в миг переворачивается с ног на голову, и ты ещё тут, в кругу близких, но уже и не с ними, а впереди и вокруг только сосущая изнутри холодная неприятная неизвестность.
Но больше всего почему-то жалко не себя, а жалко маму. И отца. Хотя они и улыбаются, и смеются, а слеза всё равно катится по щеке, застывая на морозном ветру, и мама смахивает её сквозь смех варежкой, стараясь не смотреть в глаза.
И ты доооолго-долго ещё, до первого может письма из дому, не вспоминаешь ничего кроме этой толпы людей сквозь заиндевелое стекло, которые машут, кричат, и двигаются вслед медленно выезжающему за ворота военкомата автобусу. И где-то там, в этой толпе, мелькающие изредка знакомые улыбающиеся и растерянные лица.
Эх, махнуть что ли к ним на двадцать восьмое, действительно? Жалко, шинель мою дембельскую моль съела. А то бы можно было устроить такое театрализованное представление, я те дам. Сестрица бы точно с ума сошла:)))
Комментарии