Обломки Смоленска

Вспоминая польскую катастрофу

10 апреля 2010 года президент Польши разбился под Смоленском, и вместе с ним — десятки других польских политиков и общественных деятелей. Шесть лет спустя Россия по-прежнему винит во всем пилотов, а многие поляки по-прежнему верят в покушение и заговор

Что будет со страной, если она в один миг потеряет главу государства, главу Генштаба, командующих всеми видами вооруженных сил государства, главу центрального банка, членов руководства обеих палат парламента, депутатов, нескольких легендарных национальных политиков, а также обычных граждан, потомков жертв преступлений XX века, летевших почтить память своих соотечественников?

Что будет, если трагедия произойдет в соседней стране, отношения с которой никогда не были гладкими? В стране, которую традиционно и не без оснований считают источником разных исторических бед?

Именно это случилось 10 апреля 2010 года, когда самолет польского президента с делегацией официальных лиц, военных, политиков и общественных деятелей летел на траурные мероприятия в Катынь. Когда на историческую трагедию массового расстрела польских военнопленных накладывается новая катастрофа, где гибнет высшее польское руководство, сложно удержаться как от иррациональных реакций, так и поиска хоть кого-то, кого можно было бы назвать виновным в этом чудовищном происшествии.

Мы еще не знаем, что именно в этом году будет сказано в Варшаве и других польских городах на траурных мероприятиях, посвященных авиакатастрофе в Смоленске. В прошлом году в Польше сменилась государственная власть. Полный контроль над правительством и пост президента получила партия «Право и справедливость», возглавляемая братом погибшего под Смоленском польского президента Леха Качиньского Ярославом.

Все эти шесть лет политики ПиС и лично Ярослав Качиньский настаивали, что президент Польши вместе с остальными жертвами катастрофы погибли в результате заговора темных сил и что задача партии — не верить государственной лжи и донести правду до польского народа. Теперь эти борцы за правду пришли к власти. Под темными силами, так или иначе, подразумевались власти России. Это особенно не скрывали, хотя и не утверждали напрямую.

Другим виновником оказывались «примкнувшая» к этим темным силам бывшая правящая партия Польши «Гражданская платформа» и прежде всего ее многолетний лидер Дональд Туск. Впрочем, скорее всего, и в эту годовщину все будет примерно так же, как и в прошлые: какие-то слова о том, что поляки добьются правды о Смоленске, будут произнесены, возможно, что на Россию укажут чуть более твердо, но все равно не настолько, чтобы из-за этого следовало совершать какие-то официальные демарши. В любом случае, главные мероприятия будут проведены от имени ПиС и разных патриотических организаций, то есть тех же общественных сил, которые проводили уличные акции все эти годы.

Россия в 2010-м постаралась сделать все возможное, чтобы показать, что разделяет и понимает боль Польши. На место трагедии немедленно вылетел Путин (на тот момент в ипостаси главы правительства). Польским экспертам, чиновникам и родственникам погибших, также отправившимся в Россию, оказывалось необходимое содействие и просто человеческая поддержка. Европейские и российские СМИ тогда обошли кадры, где Путин обнимает за плечи Дональда Туска, только что возложившего цветы к обломкам самолета и кажущегося совершенно потерянным. Тогда обниматься с Путиным еще не было чем-то совсем недопустимым в приличном политическом обществе — впечатление произвело, скорее, то, что российский лидер оказался способен на этот жест. Горы цветов и море свечей, зажженных у польского посольства в Москве, тогда тоже искренне тронули как многих простых поляков, так и политиков и общественных деятелей. В «Газете Выборчей» появилось открытое письмо от представителей польской интеллигенции к россиянам, озаглавленное Rosji Spasiba. И даже Ярослав Качиньский посчитал необходимым 9 мая 2010 года выпустить обращение к российскому народу (кажется, единственное за его политическую карьеру) со словами благодарности.

Впрочем, эта теплота и высокие эмоции, при всей их искренности, кажется, тоже были следствием свежей национальной травмы — пусть даже не самым деструктивным из таких следствий. Дальше страсти если и не улеглись, то трансформировались, поскольку в действие вступил политический расчет.

Собственно, здесь довольно сложно утверждать, насколько этот расчет был холодным, а насколько продиктованным общим мировоззрением Ярослава Качиньского. Нынешний председатель партии ПиС, так же как и его погибший под Смоленском брат, когда-то построил свою политическую карьеру на утверждениях, что Польша наводнена бывшими агентами коммунистических спецслужб, преуспевающими в политике и бизнесе. Именно в этом они видели причину всех польских бед (во всяком случае, тех из них, что не связаны со злокозненной деятельностью России или Германии) и призывали к «очищению» политического и экономического мира страны.  Дональд Туск, в 2007 году занявший место Ярослава Качиньского на посту премьера, был объектом нескрываемой неприязни последнего, и к тому же (что объяснимо) находился в сложных отношениях с президентом Лехом Качиньским.

Когда президентский самолет рухнул под Смоленском, Ярослав просто не мог не посчитать случившееся некими происками — в его картине мира самолет с его братом не мог рухнуть случайно (у Ярослава Качиньского нет и никогда не было семьи, и брат-близнец был, возможно, одним из немногих людей на свете, кого он глубоко любил, другим была их мама Ядвига Качиньская, с которой он прожил вместе в семейном доме вплоть до ее кончины в 2013 году).

Версия о покушении не только удовлетворяла подозрительность Ярослава, но и оказалась прекрасным политическим инструментом. Борьба за очищение страны, которую провозглашала ПиС, сплотила вокруг партии многих из тех, кто склонен везде видеть измену и верить в заговоры. Тем более что в партии хватало политиков, умеющих раскрывать истинные и мнимые скрытые угрозы.

Между тем ответить на вопрос о причинах катастрофы польского самолета все же было необходимо. Для этого велись параллельные расследования — как в России, так и в Польше. Технической стороной в России занимался Международный авиакомитет совместно с Министерством обороны, а в Польше — Комиссия расследования воздушных инцидентов Государственной авиации при министерстве обороны. Что касается следствия, то оно продолжается до сих пор — как в России, так и в Польше. Закончить его не могут из-за очевидных разногласий: Россия решила с самого начала настаивать на том, что вина за катастрофу лежит полностью на польских пилотах, решивших в густом тумане, несмотря на предупреждения диспетчеров, посадить самолет в Смоленске. Поляки же, признавая свою вину, указывают на то, что, когда диспетчеры плохо оборудованного аэродрома не закрывают его в густой туман и дают указания по далеко не совершенным приборам, говорить о вине лишь одной стороны невозможно. И Россия, и Польша представили доводы в пользу своей позиции, но так и не пришли к общей. Россия решила быть в этом вопросе твердой и непреклонной. Кроме того, продолжение следствия позволяет России держать у себя обломки самолета (они до сих пор находятся под Смоленском, по некоторым данным, часть деталей жители в свое время успели растащить на металлолом, и, чтобы не признавать этот конфуз, обломки сохраняют как вещдоки по продолжающемуся следствию).

Впрочем, скорее непреклонность России объяснялась тем, что в Польше версия о покушении превратилась в орудие политической борьбы ПиС. Оппозиционные депутаты создали парламентскую комиссию, которая начала разрабатывать «альтернативную» версию катастрофы. Комиссию возглавил Антоний Мачеревич, пригласивший в нее многих специалистов, любящих «вскрывать» официальные версии катастроф и находить несостыковки в объяснениях резонансных происшествий — от убийства Кеннеди до терактов 11 сентября 2001 года в США. Вскоре Мачеревич начал выступать с регулярными докладами в разных городах Польши, делясь всевозможными сенсационными открытиями (многократно опровергаемыми экспертами). ПиС же проводила ежемесячные уличные акции поминовения погибших у президентского дворца в Варшаве, главной целью которых также было напоминание публике, что рано или поздно участники добьются «правды». Активность принесла результаты: в среднем около 30% поляков считают, что официальная версия катастрофы скрывает правду. Правда, остальные 70% относятся к сторонникам этих взглядов как к «смоленской секте», то есть как к тем, кто носит шапочки из фольги. Фактически катастрофа и педалирование версии покушения привело к серьезному расколу в польском обществе.

В 2015 году партия «Право и справедливость» пришла к власти. Произошло это во многом потому, что Ярослав Качиньский, с фигурой которого у избирателей прежде всего ассоциировалась конспирологическая версия смоленской катастрофы, устранился от кампании и постарался упрятать подальше Антония Мачеревича. Уставшие от восьмилетнего правления «Гражданской платформы» избиратели, кажется, решили, что без конспиративного безумия ПиС может быть приличной альтернативой. Правда, Антоний Мачеревич был назначен победителями на пост министра обороны. И немедленно образовал при оборонном ведомстве новую комиссию по расследованию авиакатастрофы. Но строгие правила министерства требовали приглашения в качестве экспертов для расследования авиаинцидентов квалифицированных экспертов. Ни один из специалистов былой парламентской комиссии Мачеревича этими квалификациями не обладал. Так что пришлось срочно менять документы и образовать странный орган под названием «Подкомиссия». В марте в публичном выступлении Мачеревич даже обвинил Россию в «государственном терроризме», примером которого можно считать «то, что произошло в Смоленске». Однако, судя по предельно вялой реакции России на эти слова, пока это воспринимается как личная эксцентрика Мачеревича, не готового отказаться от своей старой политической роли даже на государственном посту.

Обвинения России в организации убийства польского президента слишком долго были главным элементом риторики «Права и справедливости», чтобы отказаться от них незаметно для избирателей. Но партийные политики, кажется, научились обращаться с этой опасной темой так, чтобы чудовищность обвинений никак не влияла на фактические отношения между Польшей и Россией. У нас и без этого все стабильно неважно.

Станислав Кувалдин